Мистер Кормак уперся ладонью в кровать, резким движением поднялся, отжимаясь на одной руке, и внятно произнес, глядя прямо в глаза коту:
— Пошел вон.
Честер не только не ушел, но еще и начал невозмутимо умываться.
Шэй шумно выдохнул и произнес громче и жестче:
— Ты, скотина! В подвале запру. Там холодно и крысы. Но сначала оттреплю, как старпома после пьянки.
Кот замер, а потом со звучным оскорбленным мявом спрыгнул на пол, чем-то прошуршал и затих.
— Сволочь, — с глубоким чувством произнес Шэй и даже головой мотнул. — Хэйтем…
— Все потом, — выдохнул мистер Кенуэй.
Шэй не стал спорить. Спорить, когда упираешься любимому мужчине членом в задницу, несколько неразумно. Чтобы вернуть настроение, Шэй снова поцеловал любовника, но теперь уже легко и нежно, и чувствовал, как Хэйтем расслабляется в объятиях.
Однако стоило надавить сильнее, как на плечах сжались пальцы, и пришлось приостановиться. Хэйтем переждал несколько мгновений и окончательно расслабленно откинулся назад.
Шэй знал любовника навылет, а потому расслабился тоже. Теперь уже не нужно было чутко прислушиваться, чтобы не причинить ненароком боли, и Шэй снова поймал губы Хэйтема своими. Только для… Вот только для того, чтобы уловить и всем телом почувствовать этот короткий стон, единственный в своем роде, когда входишь в него до конца.
Теперь уже пальцы не впивались в плечи, как орлиные когти. Хэйтем принимал его легко, успевал ласкать разгоряченную единением кожу, скользил по груди, теребил соски. Щиколотки сомкнулись чуть выше крестца, и Шэй подхватил любовника под плечи, чтобы ему было удобнее. И начал быстро набирать темп.
Где-то под кроватью раздалось подозрительное шуршание, но Шэй не отвлекся и Хэйтему отвлекаться не позволил — вне зависимости от того, слышал он или нет. В голове было редкостно пусто, Шэй наслаждался телом любовника и его ласками, и хотел вернуть сторицей и это тоже. Хэйтем часто дышал, а стоило набрать силу и ритм, как начал едва слышно ритмично постанывать.
Шэй был уверен, что ему, Шэю Патрику Кормаку, уготовано место в аду, но если существовала райская музыка, то вряд ли она была приятней для слуха, чем эти шелестящие, загнанные стоны. Шэй склонился лбом ко лбу, едва не ударив, а потом скользнул губами к виску. Хэйтем крепче прижал его к себе.
Вот теперь пальцы впивались сильнее, но уже не в плечи, а где-то на уровне лопаток. Шэй двигался, не останавливаясь и не сбиваясь с ритма, и чувствовал, как на каждом движении хватка становится сильнее. Не в силах выдерживать давление, Шэй окончательно прижался к любовнику всем телом и теперь дышал ему в ухо, да еще пытался ловить и ласкать нежную мочку. На коже выступила испарина, тела сплелись. Шэй даже чувствовал, как становится легче скользить от естественной смазки любовника на животе.
Бедра Хэйтема судорожно сжали бока, но сейчас Шэй внимания на это не обратил, потому что член тоже стиснуло крепче, и если в голове оставались какие-то мысли, то они развеялись, как дым над потушенной свечой.
Двигался резко, ласкать пытался нежно, но уже не отвлекался и не пытался сделать что-то еще. Хэйтем тяжело дышал, напряженно замирал под ним, но прошли еще мириады мгновений, как во время прыжка веры, прежде чем Хэйтем приглушенно застонал, явно прикусив губу, и настолько крепко сжал бедра, что… Шэй охнул, несколько раз ворвался в зажимающееся тело рывками — и только тогда ощутил боль на лопатках.
Завтра будет саднить… И наполнять удовлетворением и гордостью, даже под одеждой.
Хэйтем дрогнул и медленно отпустил. Сначала разжались пальцы, потом — судорожно сведенные бедра. Мистер Кенуэй хрипло перевел дыхание и запрокинул голову.
Его грудь часто вздымалась, а на ключицах и впадинке между ними даже в таком свете были видны бисеринки пота.
Шэй осторожно вышел и, оттолкнувшись, улегся рядом. И сбившееся одеяло натянул на обоих… Это сейчас жарко, но скоро станет очень даже холодно.
— Шэй… — выдохнул мистер Кенуэй. — Где кот?
— Да… черт его знает, — мистер Кормак постарался восстановить дыхание и высказаться корректнее. — Где-то здесь. Нагадит в комнате — в окно вышвырну.
— Мы его сами здесь заперли, — все еще задыхаясь, возразил Хэйтем.
— И я оставил дверь в уборную открытой, — не согласился Шэй. — Кстати… Тебе не все ли равно, что он смотрит?
— Не все равно, — Хэйтем наконец отдышался и начал приводить себя в порядок — скомканными штанами. Шэй постарался не смотреть. — Никогда не желал оказаться актером, а не зрителем.
— Надеюсь, я реабилитировал себя за трубку после ужина? — шутливо уточнил Шэй.
— Вполне, мистер Кормак, — Хэйтем отбросил грязную ткань на пол и устроился удобнее под одеялом. — Как вы знаете, иногда я готов мириться с вашей скверной привычкой.
========== 30 апреля 1783, Ганадазедон, штат Массачусетс ==========
Шэй оглядывал окрестности с интересом. Он, бывало, ездил в деревню Коннора — забрать сына, но на этот раз Хэйтем предпочел не приближаться к индейской деревне, а снял комнату в поселке значительно южнее, а потом проехал незнакомой Шэю тропой, так что эти места Шэй видел впервые.
Ничего неожиданного, впрочем, не было. Такие же, как везде в средней полосе, леса и скалы. Между скал текла, извиваясь, небольшая речушка, которая много западнее, должно быть, впадала в Гудзон. Возможно, она даже имела имя; возможно, Шэй даже заплывал в ее устье на «Морриган», но здесь это был серебристый ручей — широкий и довольно мелкий.
Хэйтем сбавил скорость и повел коня между двух торчащих, как зубы чудовища, скал. Шэй направил своего коня следом. Он почти не нервничал — Хэйтем дал слово, что не станет с налету хвататься ни за какие артефакты Предтеч. Да и, по словам мистера Кенуэя, шанс того, что в Хранилище вообще удастся попасть, крайне невелик.
Перед входом в пещеру, по краям которой были вырезаны знакомые Шэю письмена и рисунки, Хэйтем спешился и, рассеянно оглядевшись, привязал коня к дереву. Точнее, к остову дерева, ствол был мертвым, а ветви, кроме самых крупных, обломились. Оставшиеся были хрупкими и ломкими, да и вообще все это выглядело ненадежным, так что рассчитывать можно было только на разумность жеребца.
Своего коня Шэй привязал рядом и последовал за возлюбленным в пещеру. Хэйтем начал проявлять признаки нетерпения, но это читалось только в движениях, в действиях мистер Кенуэй не спешил. Он встал напротив одной из стен и начал медленно ее оглядывать.
Шэй тоже поспешил рассмотреть. Назвать стену обычной было нельзя. Она так же, как и скала, была испещрена индейскими рисунками — явно с сюжетом, но под этими «стилистическими», как говорил Хэйтем, рисунками виднелось что-то куда более древнее: уже знакомые Шэю странные линии, которые составляли собой не менее странный узор — несимметричный и на первый взгляд абсолютно бессмысленный.
— Здесь, — глухо произнес мистер Кенуэй.
Шэй много расспрашивал возлюбленного о его предыдущем визите в это место, и Хэйтем рассказывал достаточно подробно, но сейчас Шэю хотелось услышать это еще раз — просто для того, чтобы иметь возможность увидеть и сравнить своими глазами.
— Повтори, что ты видел, — откликнулся мистер Кормак. — Что говорила Гадзидзио?
— Почти ничего, — Хэйтем вздохнул. — Дзио привела меня сюда и рассказала, что это история о… о сотворении мира. Тогда я плохо понимал, о чем она, и почти ничего не запомнил. О женщине, которая придала формы нашему миру и покинула его, но по-прежнему смотрит на нас.
— Возможно, это Атаэнсик? — предположил Шэй. — Или та женщина, о которой рассказывал Коннор. Которая заставила его летать орлом и отправиться к Ахиллесу.
— Может быть, — Хэйтем пожал плечами. — Когда я сжал в руке Ключ, эти линии… осветились, но всего на несколько секунд. Потом погасли, и ничего больше не произошло. Дзио решила, что я разочарован, и… А я и правда был разочарован! Но сейчас думаю, что, может, я не выполнил какого-то условия?.. Я могу попробовать еще раз взяться за Ключ, но тогда повторить это мне не удалось, хотя я ощупывал эту побрякушку куда интенсивнее, чем… Впрочем, это лишнее.
