— Это вы простите, — сразу встрепенулась женщина. — Мистер МакГенри, адъютант, а я — его жена.

— Благодарю вас, леди, — Хэйтем слегка поклонился и произнес, как только пара отдалилась, и его мог слышать только мистер Блессингтон. — Как твои дела, Роберт?

Бывший английский военный кинул настороженный взгляд на общество и очень тихо произнес:

— Неплохо. Лучше, чем могло бы. Мистер Вашингтон приблизил меня к себе. Возможно, это временное явление, поскольку я сейчас немало знаю про британскую армию. Да, мне не доверяли серьезных дел, но разговоры среди солдат тоже чего-то стоят. И это я не говорю про конкретных людей, о которых я немало знаю. Жизнь в лагере Вашингтона, конечно, куда хуже. Солдатам порой просто нечего жрать. Простите, магистр…

— Незачем извиняться, это факт, — поморщился Хэйтем.

— А ведь зима только началась, — добавил Блессингтон. — Вы, наверное, и так знаете, что всего не хватает. Правда, у меня и крыша над головой есть, и еда, и одежда. Я все-таки майор колониальной армии, — он слегка улыбнулся.

— С повышением, мистер Блессингтон, — позволил себе полуулыбку мистер Кенуэй.

— Я был в Бостоне в ноябре, — Роберт вздохнул. — Увольнительную дали на две недели, а у меня четыре дня только на дорогу ушли. Но я не жалуюсь — обнял своих стариков и Пигалицу.

— Это ваша сестра? — уточнил мистер Кенуэй.

— Да, — кивнул мистер Блессингтон. — Не хочу звать ее тем именем, которое она получила в браке. Бог даст, помрет этот ее муженек — и тогда она спокойно выйдет замуж, если захочет.

Шэй уточнил:

— Муж остался в Англии?

Роберт сразу поморщился:

— Вот еще, всякий ветхий хлам сюда везти. Остался на своих мешках с золотом. Магистр Коуэлл помог обналичить мои британские счета, так что семья теперь не будет знать нищеты. Спасибо за то, что так много сделали для меня. И за то, что вытащили меня, магистр. И… вашему сыну тоже передайте мою благодарность. И его другу-доктору.

— Вас там не обижали? — слегка улыбнулся Хэйтем. — В вашем первом убежище?

— Н-нет, — запнулся Блессингтон. — Смотрели с интересом, но при мне почти не разговаривали. Так что я знаю только имена — как они мне представились, возможно, и не настоящие — и могу описать внешность. Больше ничего.

— Не пригодится, — покачал головой Хэйтем. — Мне, Роберт, понадобится ваша помощь, но прежде мне нужно пообщаться с остальными приглашенными и сделать кое-какие выводы. Скажите, пожалуйста, кто из адъютантов главнокомандующего, на ваш взгляд, более всего… может нам пригодиться? Я имею в виду их личную верность Вашингтону и уровень интеллекта.

Мистер Блессингтон задумчиво оглядел зал и сделал безапелляционный вывод:

— Никто.

— Хорошие дела, — усмехнулся мистер Кенуэй.

— Это не голословное обвинение, — Роберт запнулся, но продолжил. — Мистер Харрисон служит главнокомандующему «устами», он флигель-адъютант. Мистер Тилмен — скорее, секретарь. Он, в отличие от Вашингтона, владеет французским языком — и занимается коммуникацией с союзниками. Мистер МакГенри — доктор. Он, кажется, довольно умный человек, но Вашингтон — тот, кто назначил его главным врачом континентальной армии после мистера Черча, так что МакГенри предан Вашингтону душой и телом. Мистер Гамильтон… О, это крайне перспективный военный, с блестящим умом и обаянием, но он ненадежен, поскольку… имеет слабость к мистеру Лоуренсу. А мистер Лоуренс верит в Вашингтона так, что эта вера подобна вере в Бога, и любого за него порвет на части. Причем, возможно, не фигурально.

— Это четыре, — задумчиво уронил Хэйтем. — А адъютантов — пять.

— Еще есть мистер Мид, — послушно отозвался Блессингтон. — Просто дурак. И повеса. Я в колониальной армии всего несколько месяцев, но уже знаю, что он совмещает эти свои две ипостаси, и несколько раз был вызван на дуэль за чьих-то жен. Меня больше удивляет, что женщины по-прежнему весьма благосклонны к нему. А вот чем он ценен Вашингтону — не знаю.

Хэйтем опустил голову, огорченно вздохнул и почти безнадежно спросил:

— А из остальных? Приближенных, так скажем?

Блессингтон развел руками, как будто извинялся:

— Я и об этих могу чего-то не знать, хотя стараюсь следить. Еще главнокомандующий благоволит мистеру Штойбену… И еще я слышал, что безоговорочно доверяет мистеру Лафайету, но самого Лафайета тут нет, он во Франции.

Хэйтем не любил раскрывать свои планы заранее, так что цели этих расспросов Шэй не знал, однако догадывался — по разговорам и размышлениям, которыми возлюбленный делился с ним. Вашингтон — если, конечно, война все-таки будет выиграна — самый вероятный кандидат на роль будущего «короля» Америки. А стало быть, должен быть кто-то, кто будет его направлять и подсказывать нужные решения. Мистер Ли, вернувшийся после отстранения в лагерь, таким человеком быть не мог. Вашингтон больше не станет ему доверять. Как говорится, единожды солгавши… Блессингтон таким человеком тоже стать не может, лимит доверия перебежчикам ограничен.

— И оба иностранцы, — с досадой добавил мистер Кенуэй, косвенно подтвердив догадки Шэя. — Как все печально. Что ж, мы с вами побеседуем позже, мистер Блессингтон. Если не случится чего-то неожиданного, дождитесь нас, пожалуйста, после окончания вечера.

Хэйтем отошел в сторону и отпил из бокала, наблюдая за залом. Шэй негромко спросил:

— Что дальше?

— Мистер Рутледж смотрит так, как будто очень хочет что-то сказать, — задумчиво отозвался мистер Кенуэй. — Но подойти к нему сейчас означает угодить в лапы французам, а это слегка преждевременно.

— Почему? — несчастно спросил мистер Кормак.

Вечер еще только начался, а он уже не понимал, что тут, черт возьми, происходит. Вот разве что последовать совету любовника и не ломать голову, а поесть? Ну вот хотя бы огромных креветок прямо в панцирях или неизвестно чего, завернутого в зеленые листья… тоже неизвестно чего. Шэй бывал на тропических островах и знал, что самое главное — не сожрать что-нибудь ядовитое, а все прочее — можно, вне зависимости от вкуса и внешнего вида.

— Потому что здесь все-таки не бал, — пояснил возлюбленный. Надо же, даже не посмотрел свысока и не дернул плечом. — Здесь что-то вроде военного совета, несмотря на вина и жен. Пока все болтают о погоде и газетах, но стоит мне завести разговор с французами, как всплывут другие темы — и тут же начнутся дебаты, а я пока еще не полностью уверен в том, что следует говорить. Сначала надо все выяснить.

Шэй поймал взгляд мистера Рутледжа и, недолго думая, повел подбородком в сторону, указывая в угол. В любой таверне мира этот жест — «выйдем-поговорим» — понимали без учета языкового барьера, и сейчас тоже сработало. Мистер Рутледж непринужденно покинул общество французской делегации и отправился в указанный угол. Хэйтем одобрительно и слегка удивленно качнул головой.

— Господа, — несколько нервно поприветствовал их соратник, а сам все косился на Шэя. — Какие-то… трудности?

— С чего бы? — явно не понял мистер Кенуэй. — Я тоже рад вас видеть.

Шэй промолчал. «Что ж ты у де ла Серра-то не остался», — смутно подумалось ему. А Хэйтем продолжил:

— Я видел, что вы желаете мне что-то сообщить. Видимо, срочно, раз это не могло подождать? С французским посольством что-то не так?

— Да нет, с ним как раз все в порядке, — улыбнулся мистер Рутледж. — Про то, что интересы Франции… лежат немного в стороне от притязаний американского Конгресса, вы наверняка и без того знаете. Что же касается прочего, то у меня множество самой разнообразной информации, часть из которой обсуждать стоит, несомненно… в более приватной обстановке.

Шэй посмотрел на него хмуро, и дипломат тут же поправился:

— Я имею в виду, не на территории главнокомандующего.

— Обсудим, — нетерпеливо дернул рукой с бокалом Хэйтем. — А сейчас?..

— А сейчас мне показалось… — мистер Рутледж стрельнул взглядом в зал и куда более уверенно продолжил. — Я наблюдал за мистером Вашингтоном с самого начала вечера и обратил внимание на то, что главнокомандующий среагировал на ваше появление. Я немного слышал про ваш конфликт… Индейские деревни или что-то подобное… Так что меня не удивило, что он не обрадовался вашему присутствию. Но он уже не в первый раз предпринимает попытки избавиться от своей свиты. А поскольку начало этого совпало с вашим приходом, то я делаю вывод — он желает с вами поговорить. И не при своих.