Степан Чэпмен

Сестра городов

Перевод hotgiraffe

Я сидел у стойки бара в Токио, пил кофе и смотрел телевизор. В холле гостиницы больше никого не было. Там я её и встретил.

Вспыхнула спичка. Я обернулся и увидел пламя спички и огонёк сигареты в одной из затемнённых кабинок. На красном пластиковом сиденье никого не было. Женская рука взмахнула спичкой над столиком и бросила её в хрустальную пепельницу. Женщины рядом с рукой не было. Спичка погасла, и рука пропала.

Я взял свою чашку и подошёл к кабинке. Спичка в пепельнице ещё дымилась. Я присел с другой стороны столика, и на сиденье напротив показались её очертания.

- По-моему, вас не видно, - заметил я.

- По-моему, вы схватываете очевидное прямо на лету, - рассмеялась она.

Ей не следовало так смеяться. Я попался в ловушку её смеха. Я влюбился. Я полюбил её тем вечером, и никогда больше её не видел. Смех и голос - моя слабость. Немного пьяный, в чужой стране, сопротивление сломлено. Не поможет никакая вакцина.

- Не то, чтобы я была невидимой от природы, - сказала она. - Я просто немного... воздушна.

- Будь у меня немного воздушных денег, - ответил я, - я купил бы вам выпить чего-нибудь воздушного.

Я попросил её показать своё лицо. Она зажгла вторую спичку, и в колеблющемся свете я на мгновение увидел её лицо, хрупкое и прекрасное. Её волосы были распущены, как у американки.

Мы разговорились. Вначале она не хотела называть себя. Она сказала, что проводит много времени в путешествиях. Я спросил, верит ли она в любовь с первого смеха. Она ответила, что я не в её вкусе.

- Вы тоже не в моём вкусе, - отметил я.

- Вполне возможно. Я - призрак.

- Призрак женщины.

- Вовсе нет. Вы так мало знаете. Я призрак города. Американцы все такие глупые.

- Но я тоже не люблю американцев!

- Мужчина моей мечты, - снова засмеялась она.

Время никуда не спешило. Её звали Нэма. Она только что вернулась из Америки. Я рассказывал ей о своей американской жизни. Потом она рассказала мне о своей юности, и о своих сёстрах, и о том, как они умерли.

Город по имени Нэма появился на острове Сикоку, на берегу залива Иё-Нада, в десятом веке по христианскому календарю. Через три поколения он породил дух места, так же как реки или леса порождают своих, природных духов. Нэма стала духом-хранителем этого сонного рыбачьего городка.

Мало кому известно, что духи городов любят путешествовать. Нэма предпочитала летние странствия. Она доходила пешком на север до самого Хоккайдо, принимая форму знатной девушки в бледно-зелёном кимоно. В периоды её отлучек город скучнел и затихал, лишённый своей души.

В своих путешествиях Нэма встречала духов других городов, больших и малых. С двумя из них она подружилась, и вскоре три девушки стали называть друг друга сёстрами. Сестёр Нэмы звали Хиросима и Нагасаки.

Из них троих Хиросима была старшей. Лицо её всегда оставалось спокойным, но она бывала страшна в гневе, если кто-то задевал её самолюбие. В волосах она носила нефритовые гребни. Временами ей нравилось помыкать Нэмой, но она также доверяла ей все свои секреты.

Нагасаки была самой красивой и рассудительной из сестёр, самой элегантной и обходительной. Её пальцы были унизаны серебряными кольцами.

Нэма была младшей сестрой, не слишком красивой, но умной. Нэму не волновали нефритовые гребни, серебряные перстни и шёлковые кимоно. До самой ночи просиживала она, уткнувшись носом в свиток со стихами, или что-то быстро черкая кисточкой на бумаге.

Сёстры частенько ссорились. Обычно Хиросима начинала браниться о чём-то с Нагасаки, потом Нэма вставала на сторону средней сестры, и целыми днями не разговаривала с Хиросимой. Заканчивались ссоры слезами и взаимными извинениями.

За много веков сёстры перенесли немало войн. Сначала это были воины с севера, позже - вторжение монголов. Потом настало 6 августа 1945 года. Япония воевала с бледнолицым народом, живущим на другой стороне земного шара.

Три сестры знали, что враг обладал летающими машинами, которые сеяли смерть среди ясного неба. Они потеряли многих жителей в воздушных налётах. Но они не могли и предположить, что их враг владеет магией, способной разжечь на земле жар солнца. И эта магия была абсолютно реальной.

- Звук, - сказала Нэма, затягиваясь. - Такого звука нет в природе. Будто гром, что подкрадывается незаметно, оглушает тебя, и быстро затихает вдали. Только они не стихали. Они гремели всё громче и громче, словно реактивные турбины подлетающего самолёта. Они гремят в моих ушах до сих пор.

Хиросима взревела от боли, свернулась в огненный шар, и бросилась в небеса. Нагасаки припала к выжженной земле, сжимая в объятиях обугленный, дымящийся труп сестры. Даже дух города способен умереть в муках, оставив за собой лишь труп.

- И знаешь, что я тогда подумала? - спросила Нэма. - Глядя с ужасом на пылающий шар, я не могла не восхищаться американской изобретательностью. Только такая молодая нация могла выдумать анти-солнце, добыть его из урановой руды, из тяжёлой воды, из расовой ненависти, и наполнить им полные фляги. Эти американцы, сказала я себе, сделали то, чего до них в истории никто не делал. А потом в великом эксперименте настал черёд Нагасаки.

Союзники не стали бомбить рыбацкий городок по имени Нэма. Но на следующий день после пожара Нагасаки, Нэма вышла на берег и пошла по водам залива Иё-Нада. Она села среди волн и склонила голову. Потом она вспыхнула и сгорела дотла, столь жарким было её горе.

- Самое смешное, - продолжала она, - что мои сёстры вернулись к жизни, когда их города отстроили вновь. Я не смогла. Это было сильнее меня. Мой рыбачий городок затих и постепенно умер, люди разъехались по другим местам Японии. С тех пор я брожу по миру бессонным призраком.

Японцы, не сговариваясь, выбросили из своей памяти невзрачную Нэму, будто её и не было, убрали со страниц новых справочников, с листов новых карт. Старшие сёстры никогда больше не произносили её имени.

- Они так сильно хотели тебя забыть? - спросил я.

- Ты так ничего и не понял. Своим молчанием они питали память обо мне.

Я спросил её, чем она заполняет своё время.

- Летаю на самолетах. Длинные перелёты, из города в город, с континента на континент. Сижу в кафетериях и залах ожидания. Наблюдаю за живыми. Много бываю в Штатах. Иногда езжу на пригородных поездах - наблюдаю за всеми этими жирными менеджерами средней руки. Наблюдаю за студенческими парочками, что куда-то едут на весенних каникулах. Смотрю из окон такси, наблюдаю в лифтах. Призраком брожу по вашим городам, огромным белоснежным городам. В пасмурные мрачные дни я нависаю над ними громадной призрачной великаншей. Я смотрю вниз, на ваш уютный мирок. Как мило, думаю я. Как это должно быть мило жить в невинном неведении. Я хочу поглотить вас всех, всосать, с воем и рёвом, в вакуум, что прячется за моим лицом.

Её бледное лицо вспучилось складками ожоговых шрамов. Шрамы разбегались от шеи, словно огонь по листу пергамента. Потом плоть её стала прозрачной, стала белым паром, пронизанным прожилками и лёгкой рябью, будто гаснущими следы столкновений частиц в камере Вильсона.

Потом она исчезла.