Это, видно, была нехитрая наука, потому что при первом же робком движении Сашиной руки лукавая голова покивала ей, а маленькие руки сделали быстрое движение, как будто хотели поздороваться.
- Вот ты какой! - удивленно и немного недоверчиво сказала Саша.
Она сказала это очень тихо, почти про себя, но Петрушка услышал! Он ткнулся носом в ее щеку и потерся головой об ее ухо.
- Какой смешной! - сказала Светлана. - Правда, Саша?
- Правда, - сказала Саша, серьезно, без улыбки глядя в лукавые Петрушкины глаза. - Очень хороший.
Глава седьмая
НА НОВОМ МЕСТЕ
- Так вот что, Александра, давай условимся: ты уже девочка большая и можешь быть вполне самостоятельной. Я, как ты понимаешь, целые дни буду проводить на работе, и нянчиться с тобой тут совершенно некому. Через два месяца тебе идти в школу, а пока что готовься к занятиям и хозяйничай. Обедать будешь в столовой, - вот тебе деньги: на неделю. А вот на хлеб тоже на неделю: будешь покупать в продуктовом магазине. Надеюсь, ты уже освоилась с местностью?
Так говорила Саше Клавдия Григорьевна в первый же день после их приезда. Саша молча слушала ее, перебирая, по привычке, бахрому скатерти.
- Да, и отучись, пожалуйста, от этой дурной привычки!.. Кстати, почему ты накрыла стол скатертью? Это совершенно ни к чему. У нас есть отличная клеенка - ее только нужно ежедневно протирать чистой влажной тряпкой.
Вероятно, все, что говорила тетка, было справедливо. Мама тоже, бывало, журила Сашу за дурную привычку - перебирать бахрому скатерти и заплетать из нее косички. У них дома тоже была блестящая, чистая клеенка, на которой они обедали, когда оставались одни. Ведь Саша была очень рассеянна и не раз проливала чай или кофе, торопясь передать матери чашку.
Но после обеда они всегда покрывали стол веселой, яркой скатертью, которую мама сама вышила, и в комнате сразу делалось красивей и уютней. А потом они садились на диван...
- О чем ты так задумалась, Александра? Я тебя спрашиваю, Саша...
В голосе тетки Саша неожиданно услышала мягкую ноту. Она с робкой надеждой взглянула на Клавдию Григорьевну, и ей показалось, что та смотрит на нее с каким-то новым, почти участливым выражением. И Саше захотелось подойти к ней, прижаться.
Ведь это была ее тетя, папина сестра, самый близкий сейчас для нее человек.
Но Клавдия Григорьевна уже укладывала свой портфель.
- Я ухожу, - сказала она спокойно. - Пока нет второго ключа, посиди дома.
- Я хотела к Светлане Игнатьевне, - робко сказала Саша.
Клавдия Григорьевна недовольно поморщилась:
- Ну, какая это тебе подруга, подумай сама! И ведь она не гулять сюда приехала, а работать. Не надоедай ей, пожалуйста, и не навязывайся со своим знакомством. Каждый человек, даже ребенок, должен всегда соблюдать чувство собственного достоинства.
И Клавдия Григорьевна удалилась, оставив Сашу взаперти, - совершенно одну в новом и чужом для нее доме.
Саша подошла к окну, посмотрела на широкую немощеную улицу поселка. Еще не все дома на этой улице были построены, и как раз напротив их окон стояли недавно сложенные стены нового дома. Сейчас там никто не работал вероятно, потому, что было воскресенье, и оттого недостроенный дом да и все вокруг него показалось Саше очень грустным. Соседей по квартире, у которых, как знала Саша, был маленький ребенок, дома не было - они уехали на несколько дней в город.
Она была одна, совсем одна.
Саша воткнула в штепсель вилку репродуктора. Передавали "легкую музыку", как ее называли обычно в программе, - какую-то сценку из оперетты, и два голоса, мужской и женский, пели, перебивая и заглушая друг друга, что-то очень бурное - нельзя было разобрать почти ни одного слова.
Но эта бурная музыка показалась Саше бестолковой и даже грустной. Она выключила репродуктор и молча посидела у стола, с которого Клавдия Григорьевна сняла, уходя, нарядную скатерть, - посидела просто так, без дела, подперев руками голову.
Вероятно, тетка не похвалила бы ее за такое занятие. Саша подумала об этом с невольным смущением и решила разобрать свои вещи.
Вчера она вынула из чемодана лишь самое необходимое - ночную рубашку, полотенце, мыло.
Она подняла крышку и вынула стопку книг. Надо их сейчас же расставить на полке, иначе Клавдия Григорьевна опять скажет про беспорядок... Но по руке, достававшей последнюю книгу, мягко скользнула шелковая кисточка яркого колпачка...
- Петрушка. Миленький, - шепотом сказала Саша и стала на колени около чемодана.
Дома никого не было, ее никто не слышал, и она могла теперь говорить какие угодно ласковые слова этой так полюбившейся ей в дороге кукле. Ведь сейчас никто не назовет их сентиментальными и наивными "в устах такой большой девочки".
- Петрушка, хороший мой, - повторила она.
И ясно, очень ясно услышала ответ:
- Са-ша!..
Глава восьмая
У ПЕТРУШКИ ПОЯВЛЯЕТСЯ НОВЫЙ ПРИЯТЕЛЬ
Вы слыхали когда-нибудь таких ораторов, которым нечего сказать, а они все-таки говорят?
Например, на классном собрании. Слыхали, да?
К таким ораторам принадлежал и петух Крикун.
Уверяю вас, что ему действительно нечего было сказать, когда он среди дня взлетал на забор и начинал свою речь, обращенную к курам и другим обитателям маленького двора.
В этот день Крикун начал свою речь так:
- С точки зрения! Здоровой критики!..
Он посмотрел вокруг своими круглыми глазами - что бы ему такое сегодня покритиковать? - и начал с первого, что попалось в его петушиное поле зрения:
- Я критикую ку-ур!..
Куры сейчас же сбежались, кудахча и сбивая с ног друг друга. Они восхищались петухом и готовы были часами слушать его. Но так как петуху совершенно нечего было сказать, кроме того, что он уже сказал, то он повторил полюбившуюся ему фразу еще раз пять, и куры снова разбрелись по двору.
Но был один слушатель, который никуда не ушел, а продолжал внимательно слушать Крикуна и даже подбадривал его криками, вертелся, плясал от восторга и наконец звонко захлопал. Петух к таким овациям, по правде говоря, не привык и, косясь на благодарного слушателя круглым глазом, так оглушительно крикнул "кукареку", что даже сам удивился.
