– Уже чувствую себя в безопасности. Скажите, что будет с востоковцем?

– Ничего особенного! – Рот мэра широко раскрылся, раскалывая его мясистое лицо на две половины. "Наверное, это весёлая, дружелюбная улыбка", – вяло подумал Верум. – Голову отрежут, а тело сварят в ярмарочном котле на потеху детям! Хо-хо-хо!

Тут же захихикал командор Кэкущ, захехекали горколдуны и загоготали музыканты. Но Веруму стало не до смеха. Ему стало не по себе. В голове всё перемешалось и закружилось. «Надо срочно разыскать Михудора и ехать к начальнику космопорта, пока по милости Улита никого не казнили. Надеюсь, Лерген сможет предотвратить это», – лихорадочно соображал Верум.

– Сварят? За что?! – слабо воскликнул он.

Мэр оборвал смех. Веселье на его лице резко сменилось выражением максимальной умственной сосредоточенности. Как по команде, члены делегации и оркестранты тоже умолкли.

– Я вас чем-то напугал, важный землянин? – виновато спросил мэр.

– Признаться, да. – Верум расстегнул верхнюю пуговицу. Дышалось с трудом. – Я бы не хотел, чтобы из-за нас кого-то лишали жизни.

– Ох! Это я так пошутил! Глупо, глупо пошутил! – запричитал мэр Гимгилимов и стукнул себя пудовым кулаком по широкому лбу. – Не переживайте, уважаемый Верум, никто не будет лишать его жизни! Ничего с ним не случится. Ведь правда же? – оглянулся мэр на свою делегацию. И горколдуны загомонили:

– Верно!

– Не будем убивать!

– Посидит в тюрьме немного, да и будет!

– Не убьём, а жаль! – наперерез всем упрямо заявил какой-то муслин с низким лбом и глубоко запавшими глазами. – Терпеть не могу этих заносчивых востоковцев!

Но его тут же схватили за плечи, бока, захлопнули рот ладонью и втянули в толпу. Мэр поднял руку. Гомон стих.

– А вы шутник, однако, – пробормотал Верум, расстёгивая верхнюю пуговицу куртки.

Справившись, хочет ли землянин слушать оркестр или желает отобедать и прогуляться по Гимгилимам, Трощ велел музыкантам и горколдунам расходиться и возвращаться к повседневным обязанностям. Остались командор и двое военных.

– Важный Верум, прошу, – кивнул Трощ, – в мой личный транспорт.

Благодаря эллипсоидной форме и поверхности корпуса, схожей с мятой фольгой, а также благодаря цвету, машина напоминала тёмно-зелёную металлическую котлету на колёсах.

"Котлета" горовождя имела два боковых ряда белых сидений, обращенных друг к другу, как в лимузине. Или катафалке. В зелёном катафалке.

– Интересная у вас машина, – сказал Верум.

– Очень рад, что вам нравится! – сказал горовождь. – Такая машина дается в пользование вместе с должностью горовождя. Я могу возить вас в любое время дня и ночи, куда вам только вздумается, важный Верум.

– И важного землянина Улита, – добавил командор.

– Мы не хотим злоупотреблять, – вежливо отказался Верум.

– Но можете, – поспешил заверить Трощ. – Сочтем за честь быть злоупотребляемыми.

Машина покатила по улице. Полосатый фургон военной полиции не отставал.

– Трощ, а вы как узнали о нашем приезде? – спросил Верум.

– Меня среди ночи разбудил посыльный Чикфанила. Сперва я хотел заточить посыльного в тюрьму, но, узнав, что в Гимгилимы прибыли уважаемые земляне, тут же подготовил достойную встречу.

– Очень достойную, – согласился командор Кэкущ. – Но без артиллерийской стрельбы и масштабных учений.

– Никакие мы не важные, – ответил Верум, проклиная Улита за его высокомерие. Если бы не его чванливость, то, возможно, их приезд в Гимгилимы прошёл бы менее заметно. А теперь, когда мэр думает, что перед ним важные персоны с Земли, от него просто так не отделаешься.

Сам Улит мог бы поспорить с этим, однако Верум не был сыном известного писателя и смотрел на вещи здраво.

– Посыльный Чикфанила сказал, что в сонодоме остановились очень важные особы с Земли, а точнее известные и важные п и с а т е л и. – Земное слово горовождь произнёс с особым удовольствием и жутким акцентом, благодаря которому известные и важные писатели стали известными и важными пихателями.

– Боюсь, произошла ошибка. Писателями зовут… в общем, тех, кто исписывает бумагу. Писатели это, как бы вам сказать… бумагочеркатели. Мы не какие-то официальные лица или важные чиновники, как вы думаете. Мы здесь, чтобы прочесть исписанную вашей историей бумагу.

Верум с большой осторожностью подбирал слова. Кто знает, как отреагирует горовождь, узнав, что земляне, ради которых он переполошил подчиненных и устроил в их честь встречу с делегацией и оркестром, на деле никакие не важные особы, как доложили ему. Однако Трощ рассмеялся и хлопнул себя по животу.

– Замечательная шутка, важный Верум, до чего же замечательная шутка! – воскликнул горовождь.

– Важный Верум изволил пошутить, – поддакнул деревянный Кэкущ.

– Шутка? – не понял Верум.

– Очень смешная! Вы решили меня разыграть, но я-то понимаю, что сын известного писателя Земли и его друг – это очень важные особы.

Горовождь от души посмеялся над "шуткой", которую сам же приписал Веруму.

– Любой землянин, ступивший на Материк, считается важным и почетным гостем, – продолжал горовождь, – особенно у нас, в Гимгилимах. Здесь вам обрадуется каждый.

– Иначе каждый будет сурово наказан, – сурово сказал командор.

Верум невольно представил, что станет с Материком, если через несколько лет сюда нагрянут всевозможные Улиты, которых примутся захваливать и облизывать Трощи, которым будут поддакивать командоры. Здесь не только востоковцы возмутятся…

– Горовождь, сколько должен отсидеть арестованный востоковец в тюрьме?

– Отсидит полукружье, как полагается, – ответил горовождь и печально добавил:– Жаль, мы не можем отрезать ему голову, как раньше.

– Не можем, – вздохнул командор Кэкущ. – С тех пор, как закончилась последняя война и враги, министры слишком подобрели и запретили казни.

– Он не сделал ничего такого, за что стоит держать полкруга в тюрьме, – возразил Верум. – И уж тем более, отрезать голову. Улит, в конце концов, тоже виноват.

– Закон обязывает сажать в тюрьму всякого муслина, посмевшего оскорбить гостя, а тем более землянина, – объяснил горовождь. – Мы с радостью исполняем этот закон.

– А кто виноват, не важно, – добавил Кэкущ. – Главное, исполнение закона.

Верум не стал вникать в особенности муслинского правосудия. В конце концов, решил он, пусть этот Уддок лучше посидит в гимгилимской тюрьме, чем имеет возможность пожаловаться кому-нибудь в Язде. Поостынет немного. А позже можно будет навестить его, пообщаться с ним, а там и договориться о досрочном освобождении.

Машина мэра остановилась возле яблочно-зелёного трёхэтажного каменного дома, настоящего замка, с несколькими башнями и дополнительными пристройками. Позади остановился фургон с военными. Огромный палисадник, окружённый сочно-зелёным забором, заканчивался едва ли не впритык с соседними домами. При своих размерах он был не обработан, порос травой и выглядел никому не нужным.

– Жаль, что важный Улит не сможет принять участие, – сказал трёхподбородочный Трощ. – Обед рассчитан на троих, но мы справимся и вдвоем.

"С обедом на троих ты и один легко справишься", – подумал Верум.

– На троих? – спросил он. – А вы, командор, не собираетесь обедать с нами?

– Я возвращаюсь в казармы, – ответил Кэкущ. – Мне надо многое успеть: занятия по боевым единоборствам, стрельба, физическая подготовка – всё это нужно контролировать.

И командор, забрав военных, укатил в полосатом автомобиле.

Горовождь проводил гостя в просторную гостиную. Два предмета на каминной полке сразу привлекли внимание: обсидиановый булыжник с огненно-красными прожилками размером с футбольный мяч и стеклянная банка литра на три, наполненная прозрачно-лавандовой жидкостью, в которой плавали жирные, толщиной с большой палец, бледно-сапфировые личинки.

– Что это? – поинтересовался Верум.

– Огнекамень и банка славы Троща Орта, – гордо ответил Трощ Орт.