– Да, мама Золотаревой, – ответила Светлана, чувствуя себя неизвестно в чем виноватой, – приятно… познакомиться. Я слышала, что в гимназии… новый завуч.

Слова посыпались из трубки с такой скоростью, что закружилась голова. Светлана присела на кровать:

– Совсем не делает домашние задания? По какому предмету?

Трубка разразилась длинным списком упущенных предметов, дат и количеством не сданных домашних работ.

Вот почему Федора Игнатьевна окрестила нового завуча «роботом», Светлана виновато пожала плечами, сообразила, что робот в телефоне не может ее видеть:

– Я постараюсь разобраться…

В трубке будто кликнул переключатель скорости.

– Не случилось ли чего дома, что вводит девочку в дополнительный стресс? – четко проговаривая слова, сказала завуч.

В телефоне зашуршало, словно она сверялась с бумагами, уточняя «девочкино» имя.

– Не знаю, что вы имеете в виду, – сказала Светлана, – мы с мужем делаем все, что полагается…

– Возможно, имеет смысл поговорить со школьным психологом, – перебила завуч, – наша гимназия предлагает широкий выбор внеклассных услуг…

Светлана прикрыла глаза, пережидая рекламу, вежливо дождалась конца и попрощалась.

– Спасибо, что вы доверили вашего ребенка нашему учебному заведению, – проскандировала завуч и отключилась.

Светлана осторожно поставила трубку на треугольную подставку. В одном завуч-робот была права: с Витой определенно что-то происходило. За последний месяц она сильно поправилась, почти не выходила из комнаты, пропустила две недели танцев, а тут еще и уроки перестала делать.

– Вита!

Голос бессильно метнулся по комнате и увял, не долетев до адресата.

Светлана зажала свитер под мышкой и пошла выковыривать Витку наружу.

Скрипнула под ногами половица перед Виткиной комнатой, Светлана постучала костяшками пальцев по двери.

– Я сплю! – глухо, словно из подземелья, крикнула Вита.

Светлана постучала опять, затем еще, на этот раз настойчивее. Все эти правила «не заходить в мою комнату без спроса» казались бессмысленной игрой, в которую лично Светлану никто не приглашал, но в которую упорно играли и дочь, и муж.

– Что? – неясно промямлила Вита.

Прикинув, что вопрос можно считать приглашением, Светлана открыла дверь.

В нос ударил странный запах, словно где-то в комнате гнила коробка бананов, что вполне могло оказаться правдой. Вита все реже добиралась до кухни и все чаще ела в своей комнате. В тусклом свете ночника гора одеял на кровати напоминала заброшенную медвежью берлогу.

– Медведь, выходи, сова пришла, – сказала Светлана, – как насчет… мясца с душком.

Гора одеял и подушек на кровати слегка вздрогнула, и оттуда высунулась непричесанная Виткина голова.

Светлана подошла к окну и раздвинула шторы. Комнату залил бледный зимний свет, больше похожий на сумерки.

Вита прикрыла глаза рукой.

– Доброе… утро, – сказала Светлана, – в смысле день уже на дворе!

Вита медленно, как гусеница, выдвинулась из-под одеяла и безразлично дернула плечом.

– Хочу перевязать тебе свитер, – жизнерадостным тоном сообщила Светлана, – не померишь еще раз?

В тусклых Виткиных глазах мелькнуло нечто живое. Интерес? Раздражение?

Проклиная себя за ненатурально оживленный тон, Светлана разразилась каскадом слов. Она рассказала Вите, что Спартакиада по вольной борьбе среди школьников уже почти закончилась, и, как главный организатор, «папка» должен присутствовать на всех мероприятиях, и поэтому он уже с утра уехал по делам. Что погода сегодня лучше, чем вчера, и туман почти исчез.

– Прекрати называть его «папкой», – пробурчала Вита, выползая из кровати и нехотя натягивая на себя свитер.

– Не хочешь, не буду, – покладисто сказала Светлана и оценивающе прищурила глаз.

Свитер обтягивал Виту плотно, как… как колбасная шкурка!

– Ты дышишь, – буркнула Вита.

– Все люди дышат.

– Сердито дышишь, – уточнила Вита.

– Повернись.

Вита неуклюже развернулась на пятках.

Вид сзади был ничуть не лучше, чем спереди. Чтобы удержаться от критики, Светлана сжала губы сложенными в прищепку пальцами.

– Ты опять дышишь.

– Ты еще дышать мне запрети! Почему ты до сих пор в пижаме?

– Кое-кто выдернул меня из кровати, мерить этот… чесучий свитер! – Вита хлопнула по бедрам руками-сосисками.

– Не ужинаешь совсем, а смотри, как поправилась! – не удержалась Светлана.

Витка зашлась стыдным румянцем и на миг слилась со свитером.

Светлана отвела глаза. Сам по себе, не в комбинации с оплывшей мрачной Витой, свитер был очень даже красивый. И узор получился славный. Кто же знал, что Вита перестанет напоминать саму себя!

– Придется-таки свитер распустить, – вздохнула Светлана, не в силах скрыть разочарование.

Вита неловко ссутулила плечи, словно надеялась уменьшиться в размерах.

– Можно, я сниму свитер?

– Ну что же с тебя взять, снимай, – Светлана старалась не смотреть дочери в лицо, – забыла сказать, сегодня церемония награждения, папа собирался взять тебя с собой.

– У них уши противные, – буркнула Вита, выдирая телеса из свитера.

– Уши? – опешила на миг Светлана. – Ах, ты про спортсменов. Не у всех уши безобразные, а только у тех, кто решил не откачивать накопившуюся в ушной раковине жидкость…

– Мне все равно, – перебила Вита и демонстративно ухватилась за край одеяла.

– А уроки кто будет делать? – Светлана вывернула свитер наизнанку и посмотрела на швы. Дернул же ее черт так капитально стачать детали. Сколько времени потрачено впустую! – И не забывай при встрече здороваться.

Вита присела на кровать и тихо, словно про себя, пробормотала:

– А смысл?

– Что ты имеешь в виду? – удивилась Светлана, таким пустым и надтреснутым показался ей Виткин голос. – Какой смысл здороваться? Вообще, или только с родителями? Даже не знаю, что тебе и сказать, существуют нормы приличия…

– Приличия? – Вита неожиданно, словно ее ударило током, дернула головой. – О каких, на фиг, приличиях ты говоришь?!

– Что это за тон? Как ты со мной разговариваешь?

– Неприлично? – фыркнула Вита. – Нарушает твое кредо «ничего не слышу, ничего не вижу, никому ничего не скажу»?

– Кредо? – с негодованием повторила Светлана, одновременно испытывая невольное восхищение. Вита пользовалась словами, которым сама Федора Игнатьевна бы порадовалась. – Что ты можешь знать про меня и мое… кредо.

– Ровно столько, сколько ты знаешь про меня, – процедила Вита.

– Немедленно прекрати! Развела философию на пустом месте! Не хочешь ехать? Пожалуйста, сиди дома. Никто не собирается заставлять тебя делать то, что ты не хочешь. Мы с папой…

– Какой смысл с тобой разговаривать! – звенящим голосом перебила ее Вита.

– Ну вот, опять довела себя до слез, – вздохнула Светлана, – что с тобой происходит…

– Можно подумать, тебе интересно…

– Я твоя мама, – Светлана растерянно развела руками, – конечно, мне интересно, что с тобой происходит.

Вита быстро отвернулась.

– Хоть бы волосы расчесала, – сказала Светлана, рассматривая волосы на Виткином затылке, которые выглядели как лохматый кусок войлока. – Хочешь, помогу расчесать?

Вита резко повернулась и выкрикнула, белея лицом:

– Что я хочу? Я хочу, чтобы меня никто никогда не трогал!

Слова словно ударили Светлану под дых. Стало трудно дышать. Думать. Шевелиться. Даже Виткин профиль выглядел теперь чужим. Тяжелые щеки. Злые губы. Светлана с усилием отвела глаза. Мамы должны любить своих детей. Какими бы они ни были. Она не имеет права. Так плохо. Думать. Про собственную. Дочь. В глубине души Вита славный и добрый человечек…

Вдали заурчал, поднимаясь в гору, мотор приближающейся машины. Светлана подхватила свитер и почти бегом выскочила из комнаты.

Геннадий снял шапку и картинно встряхнул, брызнули по сторонам капельки мгновенно растаявшего в помещении инея. Как в театре, подумала Светлана. Время от времени наступал период, когда муж начинал вести себя так, словно за ним наблюдали. Случалось это нечасто, но всегда заставало Светлану врасплох, и она чувствовала себя статистом, которому забыли сказать название исполняемой пьесы.