На самом деле Тянь верил, что госпожа Мо была искренней и вовсе не желала им обоим ничего плохого. Она любила сына, и, когда они оба провожали Тяня в аэропорт, женщина крепко обняла Тяня и расплакалась.

Райли пришлось оставить с ними. Это стало вторым ударом, вскоре после новости о переезде: мачеха была категорически против собаки, а Хэ Тянь находился в позиции, когда у него совсем не было сил, чтобы спорить. Он радовался, что его хотя бы не посадили под домашний арест и предоставили относительную свободу действий на предстоящее лето. В первой половине августа отец планировал отправиться с мачехой в какой-то круиз. Квартира на время их отъезда вверялась Хэ Чэну, и для Тяня это означало глоток свежего воздуха, так как брат обыкновенно пропадал на работе.

Хэ Тянь думал обо всём довольно позитивно, до тех пор пока Гуаньшань был рядом. Когда они просыпались в одной постели и после, растолкав друг друга, вместе завтракали — всё предстоящее казалось ерундой.

Но в переполненном аэропорту с обилием рекламы и соответствующим уровнем шума, Тяню вдруг показалось, что их разделяют вовсе не сотни километров. Он ощущал себя попавшим на другую планету.

Из забытья вывел брат, незаметно оказавшийся рядом. Невозмутимый и уверенный в себе, словно его вообще ничем не проймёшь, он подхватил чемодан Тяня и деловито покатил тот вперёд. Оставалось лишь пойти следом, навстречу неизбежному.

— Рад, что я буду жить с вами? — спросил Хэ Тянь, когда они вышли на парковку. Дождавшись, пока брат хлопнул крышкой багажника и уселся за руль, он забрался в автомобиль следом.

— Формально ты будешь жить с родителями, у меня своя квартира, — Чэн закурил и включил кондиционер. Тянь оттянул ворот футболки и подул на вспотевшую кожу: снаружи царило гонконгское влажное и жаркое лето.

— Ты хотел сказать, я буду жить с отцом, — поправил его Тянь. Коробило от одной только мысли называть мачеху одним из «родителей».

Брат пожал плечами, затянулся и, зажав сигарету с одной стороны рта, вырулил с парковки.

— Что, совсем ничего не скажешь? — Тяня так и подмывало пошатнуть чужую невозмутимость. Хотелось услышать эмоции, крики, устроить скандал.

Даже о переезде ему сообщили таким формальным тоном, словно обдумывали эту затею уже пару лет. Отец умел держать лицо и его недовольство выражалось лишь в оттенке голоса, а вот мачеха то и дело скрипела зубами. От её злости можно было хоть немного подпитаться, но брат не излучал вообще ничего.

— О твоём бойфренде, с которым пришлось расстаться? — Чэн, наконец, соизволил ответить на вопрос.

— Мы не расстались.

— Как скажешь, — брат снова пожал плечами, и Тянь не выдержал, со всего размаху саданув коленкой по приборной панели.

Чэн покосился на него краем глаза и продолжил следить за дорогой. Мимо проплывали типичные городские пейзажи, они уже миновали мост, и городская застройка постепенно становилась всё выше. До центра оставалось минут десять , а вся дорога от аэропорта за до квартиры занимала от силы полчаса.

— Если тебе интересно, думаю, что ты правильно поступил, вернувшись домой, — вдруг заметил Чэн. — Отец в бешенстве, он даже собирался лишить тебя наследства.

— Что ж не решился-то, а? — с горькой усмешкой поинтересовался Тянь.

— Я отговорил от поспешных выводов. Поставил на то, что ты вернешься.

— Сорвал куш?

— Нет, просто был уверен, что ты не идиот.

Тянь угрюмо отвернулся к боковому стеклу. К горлу подступил ком, когда он вспомнил об их с Гуаньшанем разговоре в мотеле. Они не обсуждали это после, но рыжий тоже уверял, что вернуться — верный поступок.

Без него всё казалось каким-то иллюзорным и неправильным. Хэ Тянь словно никак не мог проснуться и принять происходящее. В комнате в Гонконгской квартире показалось слишком тихо из-за стеклопакетов и холодно из-за работающего кондиционера. Кругом царил суровый минимализм и вроде бы ставшая привычной аскетичность.

Но когда они жили вместе с Шанем, у них скопилось слишком много милых глазу вещей. Рекламки доставки из ближайших ресторанчиков, ставшие общими шмотки, тетрадки и учебники. Всюду валялись игрушки Райли, а посреди гостиной красовалась его не по размеру огромная лежанка. На кухне вечно мешала пройти подставка с мисками для еды и воды, а в коридоре они спотыкались об кроссовки и тапочки.

Всего этого здесь не было и не могло быть в принципе.

Тяня окружали светло-серые стены, полы из тёмного дерева, гардины, заслоняющие панорамные окна и скрывающие комнату от городской иллюминации. Всё разнообразие убранства составляли встроенные шкафы, большая кровать, тяжёлый письменный стол со стулом и телевизор на стене. Прошлым летом при переезде брат отдал Тяню свой музыкальный центр и всю коллекцию дисков. Пожалуй, это стало единственным нововведением в этой комнате за много лет.

На стенах не висели картины, по углам не стояло растений. Зато было много книг на полках. Хэ Тянь читал, когда жил в Гонконге, чтобы не забивать себе голову всякими мыслями. Похоже, ему придётся вернуться к этому хобби.

Он медленно вдохнул в себя чужой запах: чистота и свежесть, разумеется, мачеха вызвала прислугу перед его приездом. Комната выглядела вылизанной сверху донизу, стерильной, будто каюта на космическом корабле.

Телефон молчал, с рыжим условились созвониться только вечером. Можно было попробовать и сейчас, но даже несмотря на острую физическую потребность в Гуаньшане, Тянь не собирался делать это раньше установленного срока. Слышать родной голос будет слишком больно, к тому же он боялся сорваться. Бросить всё, приехать, спрятаться от семьи — всё это до сих пор казалось Тяню проще простого. Но Шань запретил, а его мнение было единственным, к которому хотелось прислушивался, даже если оно совсем не нравилось.

Разобрав чемодан с вещами, Тянь улёгся поперёк широкой кровати и уставился в потолок. На ум не шло ничего хорошего, и почему-то вспомнился его последний разговор с Шэ Ли. Тянь в тот день чувствовал себя на вершине мира, уверенный в правильности побега, и поэтому выказал Змею неожиданную благосклонность. Случайно встретив его возле школьных ворот, он сказал, что жалеет придурка, ведь ему никогда не ощутить того, что Тянь испытывает сам. Ему вообще никогда не хватит смелости принять какое-либо важное решение, потому что на самом деле Шэ Ли — никто иной, как слабак, плывущий по течению и манипулирующий чужими судьбами исходя из собственных прихотей.

Что из всего этого монолога дошло до Змея, Тянь не имел ни малейшего понятия. Однако в тот день он был непривычно тихим и серьёзным. Выслушал его спокойно, склонив голову вбок, и не вставил ни единого слова. Потом прозвенел звонок, и Хэ Тянь попрощался, сообщив, что они больше не увидятся.

Спустя пару часов он забрал собаку и думал, что не вернётся к прежней жизни никогда.

Однако судьба распорядилась иначе, и теперь Тянь, лишённый всего, что любил, будет вынужден жить в Гонконге, до тех пор, пока самостоятельно не встанет на ноги.

Осознание реальности происходило медленно, но душило в буквальном смысле этого слова.

Хэ Тянь встал и распахнул гардины, впуская в комнату побольше света. Затем открыл дверь на балкон и закурил, не заботясь, что его кто-то увидит. Вечером ещё предстояло как-то выдержать семейный ужин. Как именно, он представлял слабо, и всё оставшееся время провёл в ленивом ничегонеделании, слушая музыкальную коллекцию брата.

Тянь много думал о судьбе Чэна. Иногда хотелось спросить — устраивает ли его вся эта мнимая свобода? Старший брат являлся первым наследником бизнеса отца и уже принимал активное участие в делах компании. Формально он съехал из их дома и квартиры, поселившись в собственной, хотя ему пока не принадлежащей. Он ездил на чужой машине, получал зарплату, втрое, а то и вчетверо превышающую среднюю по стране, владел несколькими иностранными языками и делал блестящую карьеру. А всё благодаря вложениям отца, который оплатил сыну учёбу и в своё время добился от него беспрекословного послушания. Но был ли Чэн счастлив? Тянь не помнил, когда последний раз видел старшего брата расслабленным и беззаботным.