Гордубал ненадолго задремал, а когда проснулся, то увидел, что Полана стоит в дверях и испытующе смотрит на него.

- Ну, как тебе?

- Лучше, голубушка. - Он не решается заговорить, боясь, что исчезнет родной дом и возникнет опять каморка в Джонстоне. Да, да, здесь совсем как дома: расписной сундук, дубовый стол, стулья.

У Гордубала сильнее забилось сердце. Наконец-то я дома! Господи, какая же длинная дорога - четырнадцать дней на лоуэрдеке, да еще в поезде. Тело точно разломанное. Только не шевелиться, а то опять все исчезнет. Лучше закрыть глаза и думать - вот я здесь, дома.

Все опять смешалось: майнеры в Джонстоне, Гарчар, драка, - побили тогда Гордубала; Юрай бегает по штольне, увертывается, прыгает на лестницу в шахте, карабкается вверх. А сверху стремительно падает подъемник, вот-вот разобьет ему голову, ейбогу разобьет. Гордубал просыпается от собственного стона.

Нет, не надо спать, так легче. Широко раскрыв глаза, Юрай разглядывает мебель в комнате. Так легче. Гордубал чертит пальцем в воздухе и рассказывает Мише про Америку.

Я, брат, всегда шел на самую тяжелую работу. Только крикнут: "Алло, Гордубал!", я и иду. Один раз засыпало штольню, даже плотники отказались лезть. Двадцать долларов я в тот раз заработал. Сам инженер мне руку пожал. Да, Миша, вот так взял и пожал...

Гордубалу чудится, что он спускается в шахту.

Все вниз и вниз. Толстая еврейка и какой-то старик строго смотрят на него. "181-182-183", - считает Гордубал и кричит: "Стоп, стоп!" Дальше некуда.

Тут конец шахты. Но клеть мчится все дальше вниз, жара невыносимая, нет сил дышать. Куда они едут?

Видно, в самое пекло. Юрай хватает ртом воздух и просыпается. Светает. В дверях стоит Полана и напряженно глядит на мужа.

- Мне уже лучше, - шепчет Гордубал, и в глазах его появляется нежность, - не сердись, Полана, я скоро встану.

- Лежи, - говорит Полана и подходит к нему. - Что болит-то?

- Ничего. Со мной и в Америке случалось такое. Доктор говорил - флю[41]. Флю. Через два дня буду здоров, как рыба. Завтра встану, голубушка. Задал я тебе хлопот, а?

- Хочешь чего?

Гордубал качает головой.

- Мне и верно полегчало сегодня. Вот хорошо бы водицы кружечку... Да я и сам могу...

- Сейчас принесу.

Она уходит. Гордубал поправляет подушки за спиной, запахивает на груди рубашку. А то Полана увидит меня таким пугалом, думает он. Умыться бы да щетину сбрить. Полана вот-вот будет тут, наверно, и на кровать присядет, пока я буду пить. Юрай подвигается, чтобы освободить место на кровати, и ждет. Видно, забыла обо мне, думает он. Бедная, сколько у нее хлопот. Хоть бы Штепан вернулся.

Скажу ей, как придет: "А что, Полана, может, вернуть Манью?"

В избу входит Гафья с кружкой воды в руках.

Девочка несет ее осторожно, высунув от усердия язычок.

- Спасибо, Гафья, умница ты у меня, - вздыхает Гордубал, - а что, дядя Штепан тут?

- Нету.

- А что мамка делает?

- Во дворе стоит.

Гордубал не знает, что и сказать, даже про воду забыл.

- Ну, иди, - бормочет он, и Гафья опрометью выскакивает за дверь. Юрай тихонько лежит и слушает. Лошади в конюшне стучат копытами. Напоила ли их Полана?, Нет, сейчас, наверно, еще поит свиней, - вон как расхрюкались. Как же, за день набегается хозяйка. Надо бы вернуть Штепана... Поеду в Рыбары, скажу. "Эй ты, лежебока, отправляйся к коням! Полане одной не управиться. Вечером возьму и поеду", - думает Юрай. В глазах у него темнеет, и все исчезает.

В комнату заглядывает Гафья, мнется у двери и бежит обратно. "Спит!" - шепчет она матери.

Полана молчит, напряженно думая о чем-то своем.

В полдень Гафья снова на цыпочках входит в избу. Гордубал лежит, закинув руки за голову, и глядит в потолок.

- Маменька велела спросить: не надобно ли чего? - выпаливает она.

- Я думаю, Полана, - говорит Юрай, - нужно вернуть Манью.

Гафья в недоумении раскрывает рот.

- А как вам, легче?

- Спасибо, легче.

Гафья выбегает.

- Говорит, что поправился! - докладывает она Полане.

- Совсем поправился?

- Не знаю.

С полудня стало совсем тихо. Гафья не знает, чем ей заняться. Мать не велела ей убегать - сиди, мол, дома, может хозяин попросит чего. Гафья играет на крыльце с куклой, которую ей вырезал Штепан.

- Не ходи никуда, - наказывает она кукле. - Хозяин лежит, а ты стереги двор. Да не плачь, а то наподдам.

И Гафья идет на цыпочках посмотреть, что делается в избе. Гордубал сидит на кровати и покачивает головой.

- Что делает мать, Гафья?

- Ушла куда-то.

Гордубал кивает.

- Передай ей, чтоб вернула Штепана. А жеребца он может получить обратно. Хочешь, чтоб у тебя были кролики?

- Хочу.

- Я тебе смастерю клетку для кроликов такую, как у майнера Иенсена. Эх, Полана, много чего есть в Америке! Все заведем. - Гордубал качает головой. - Хочешь, Гафья, я возьму тебя наверх, в луга? Там есть такой чудной сруб, даже Миша не знает, что там было. Иди, иди, скажи матери, что Штепан вернется.

Гордубал чувствует какое-то удовлетворение. Он ложится и закрывает глаза. Темно, точно в штольне.

Бух-бух, это где-то бьют киркой по камню. ...Вог Штепан ухмыляется - одни, мол, каменья. Да, каменья. А знаешь ли ты, дурень, что такое работа? По работе судят о мужчине. Что за дрова у тебя на дворе, голубушка? Ровные да гладкие поленья. А я, бывало, корявые пни раскалывал. Вот это мужская работа - колоть пни. Или добывать из-под земли камень.

Гордубал доволен. Не мало я поработал на своем веку, Полана, ей-богу, не мало. Хорошо это. Сложив руки на груди, Гордубал спокойно засыпает.

Проснулся он уже под вечер, тяжелые сумерки разбудили его.

- Гафья, - позвал Гордубал. - Гафья, где Полана?

Тишина. Издалека доносится звон, это стада возвращаются с поля. Гордубал вскочил с кровати и натянул штаны. Надо отворить ворота коровам. Голова у Юрая кружится, - видно, от долгого лежанья.

Он ощупью пробирается во двор и распахивает ворота. В голове шумит, дышится тяжело, - однако ж, слава богу, удалось выбраться на воздух. Звон близится, нарастает, ширится, как река. Все полно звоном этих колокольцев. Юраю хочется стать на колени, перезвон колокольцев звучит для него неслыханным великим праздничным благовестом. Степенно покачивая головами, во двор входят две коровы с полным выменем.

Юрай прислоняется к воротам. Ему хорошо, спокойно, как на молитве.

Во двор поспешно вбегает раскрасневшаяся от быстрой ходьбы Полана.

- Ты уже встал, Юрай? - восклицает она. - А где Гафья?

- Да, встал, - виновато оправдывается Гордубал. - Мне уже легче.

- Иди, иди, полежи, - настаивает Полана. - Утром будешь совсем здоров.

- Как хочешь, голубушка, как хочешь, - послушно и ласково отзывается Гордубал. - Я мешать тебе не стану.

Он закрывает ворота, закладывает засов и медленно идет в избу.

Когда ему приносят ужин, он уже спит.