Нарцисса, совершенно лишенная чувства, что за ней наблюдает зорким глазом невидимая старшая сестра, упала на колени перед дверью и бесшумно разрыдалась, держась за ручку. И этот жест заставил Беллатрису сорваться с места и умчаться вниз по лестнице. Совершенно не замечая, что даже грохот шагов в пустом коридоре не отвлек Цисси…

В коридоре ведшем в подвал было как обычно тихо, и Беллатриса со злости распахнула закрытую магией дверь подвала и ворвалась туда.

-Круцио! Круцио!

Спавший калачиком возле своей тарелки Олливандер вскочил как ошпаренный и закричал от боли, прижимая руки и ноги к животу, куда Беллатриса указывала палочкой.

-Круцио! — смеясь, прокричала она и заставила старика от боли кататься по полу, словно щенка с игрушкой. Он кричал так громко, что казалось крик вот-вот разорвет его на части изнутри, вырвется из него это последний измученного человека вздох и убьет в нем жизнь и надежду.

Когда старик, наконец, провалился в обморок Беллатриса убрала палочку в карман. И прислушалась, не спешит ли кто на эти сладостные крики пыток и боли, но ни шагу не раздавалось по паркету.

-Круцио! — рявкнула она, ударяя заклинанием по голове Олливандера.

Хрипя, он схватился за голову. Боль пробудила его и тот обезумел на мгновение настолько, что готов был себе голову оторвать лишь бы боль не отдавалась в виски. Он тянул ее со всей силы, казалось бы что жилы в шее сейчас порвутся и лужа крови образуется под ней, а голова, оторванная от тела, будет продолжать кричать отдельно от тела.

Голова все-таки осталась на месте, Беллатриса прекратила пытки как раз в тот момент, когда Олливандер был готов перешагнуть ту грань между безумием и нормальным в своей голове. Полумертвый он, ослабев от пыток, лизал сухую тарелку.

-Агуаменти!

Тонкая струйка полилась на миску и Олливандер глотал нескончаемую жидкость до последней капли.

-Лакай! — хрипло засмеялась Беллатриса. — Лакай!

Олливандер пил, но куда меньше он был похож на животное, чем она, смеявшаяся над несчастным, умиравшим от жажды и голода, человеком, у которого ни одного живого места на теле не осталось.

-Ну хватит! — прохрипела Белла.

Взмахнув палочкой, она укоротила веревку, к которой прицепили Олливандера и насыпала ему в миску сухарей, приманенных волшебством из кухни.

-Попробуй, погрызи! — Все смеялась она.

Однако он даже и не думал тянуться к сухарям. Подняв глаза, он с ненавистью посмотрел на нее и если бы злоба в его взгляде была материальной, она бы тут же закашлялась, отравленная ей и умерла бы в одно мгновение, не помня кроме разрушительных чувств ничего.

На нее же взгляд не подействовал. С усмешкой на тонких губах Белла покинула подвал, оставив Олливандера одного. Так же как и было, она закрыла волшебством дверь и поспешила по коридору, мысленно здороваясь с утром.

Примерно в том же духе прошли остальные два дня в поместье. Белла безвылазно сидела в доме, почти не выходя даже за пределы своей комнаты. Лишь к вечеру она ходила слушать, что делает Олливандер в своем подвале, но руки она больше не распускала. Драко, как бы Нарцисса не уговаривала его, не спускался ни на одну из совместных трапез. И потому молчали они лишь вдвоем с Беллой за обедом.

Единственное событие, оживлявшее череду однообразных дней, случилось за два дня до праздника — по всему дому расставили ели. Формально дом был готов к Рождеству.

Когда Рождество настало в воздухе над головами всех жителей поместья зависло словно что-то тяжелое, вроде молота или топора. Никто не хотел этого праздника, никто не чувствовал его радости и очарования и всем было бы проще, если бы Рождество не наступило в ночь с двадцать четвертого по двадцать пятое декабря, по старой традиции, а просто миновала, как любая другая обычная дата календаря. Но традиции довлели надо всеми и не могли быть проигнорированы.

Погода в этот день была несуразная, даже не шел снег, а падала с небес какая-то жиденькая белоснежная кашица из холодных хлопьев. Погода в этот день была такой же тоскливой, как и настроение всех обитателей дома Малфоев.

Беллатриса сидела за столом, уставившись в тарелку. Нарцисса напротив нее напряженно смотрела на дверь комнаты. Драко еще не явился и без него они не могли начать трапезы, хотя индейка, стоявшая в центре стола, запеченная до румяной корочки, взывала к тому самых голодных и нетерпеливых. В камине горело традиционное Рождественское полено, а на столе лежал ветвистый венок из омелы, в котором поблескивало все четыре горевших свечи.

Это было самое первое Рождество Беллатрисы после освобождения из Азкабана, воспоминания о котором еще были свежи настолько, будто она вернулась из заточения неделю назад. Светлый праздник Рождества, который она, наконец, была вольна праздновать спустя столько лет не принес ей облегчения, скорее наоборот. Она глядела на пламя и горевшее в нем полено с ностальгией и болью. Думая, с печалью, что она уже вряд ли когда сможет проникаться эмоциями праздника, как раньше. Хотя… вряд ли ее сильно это беспокоило.

Пляшущие языки пламени и ожидание времени, когда придет Драко напомнили Беллатрисе как ждала Рождество она сама, будучи маленькой. Ожидание Рождества для нее было временем магическим. Самой насыщенной на эмоции была неделя до праздника.

Когда она не училась в Хогварсте она наблюдала за процессом подготовки изнутри, пусть мать и прятала половину волшебства за занавесом. Когда же она стала учится в замке пред ней представала возможность гадать и мечтать о том, каким будет праздник дома. Пусть каждый раз в поместье Блэков и ставилась одна и та же огромная ель и так же украшали комнаты для них и для нее еще ребенка мишура эта казалось новой и праздник неизведанным. И ее сердце замирало от восторга, когда она смотрела на свой дом в праздничном одеянии. Пусть она совершенно не любила его…

Сейчас ничего такого она не чувствовала. Скорее скука или неудобство просачивались в ее мысли. Больше всего она боялась момента вручения подарков. Она-то ничего не приготовила, хотя и имеет на это оправдание. Министерство и люди кругом точно неправильно отреагируют, заметив Беллатрису Лестрейндж на Косом переулке, спокойно гуляющую по магазинам в поисках сувениров.

По глазам Нарциссы она видела схожие с Беллой эмоции. Сестра не хотела Рождества и просто безвольно отдавала дань традициям. Будь бы она на то способна — она бы сожгла все эти украшения, ель и мишуру и ушла бы в свою комнату или в комнату сына высиживать до поздней ночи. Беллатриса была бы рада тоже уйти, но разве можно?

-Драко! Ну наконец-то!

Племянник Беллатрисы даже по случаю праздника не одел парадной мантии. Впрочем этого не сделал никто из присутствующих.

-Добрый вечер мама, тетя Беллатриса. — Тихо проговорил он. — С Рождеством!

-С Рождеством! — одновременно проговорили Белла и Цисси. Только Цисси в отличие от своей сестры попыталась улыбнуться сыну, дабы подбодрить его.

Сын сел рядом с матерью, Нарцисса взмахом палочки приземлила на стол вазочку со сладостями, пригласив всех съесть одну конфетку.

-Это, чтобы пригубить голод. — Нарцисса развернула упаковку и съела конфетку.

Беллатриса и Драко сделали тоже самое. Конфета была с вафлей и сгущенным молоком, вкусная и аппетитная, Белла бы съела еще, но Нарцисса встала из-за стола и пригласила всех к Рождественской ели.

-Прежде чем приступить к трапезе давайте обменяемся подарками! — пригласила Нарцисса и села возле ели на колени.

Огромная, но бедная на мишуру ель стояла возле окна, возвышаясь почти до самого высоченного потолка. Широкие ветви были увешаны лишь тускло блестевшими серебряными шарами и тусклыми свечками. А звезды на верхушке, как велит традиция и вовсе не было. Задевая пушистые и колючие ветки, Беллатриса села поодаль от Нарциссы и Драко, все-таки немного удивившись объемистой кучке подарков.

-Это от Гойлов, это от Розье. — Бурчала Нарцисса, разворачивая подарки. — Глядите-ка, какой чудесный набор бокалов гоблинской работы! Люциус бы оценил. — Тихо прибавила она. — А так это ему их и дарят. — уже спокойнее проговорила она и отставила сундук с бокалами в сторонку.