Утро было теплым и солнечным, как и все предыдущие деньки только что наступившей осени. Желание больше времени проводить на свежем воздухе еще не уступило место тяге устроиться на кресле под теплым пледом с кружкой чая. Солнце по-прежнему грело, а осенний ветер, который уже успел обозначить свое появление, был еще мягким и не спешил кусать холодком и сыростью. Он пытался заставить людей верить, что лето продолжается и до настоящей осени еще ой как долго, и что можно дальше думать о пляже, шашлыках и прогулках, и ни о чем больше. Человек всегда любит притягивать за уши иллюзии (от мелочей, вроде моды, до правильных образов жизни), налепить их на самого себя и, в конечном итоге превращая их в свой мир, старательно забывать, что это просто бестелесное желаемое: романтично, но глупо. Но пока осенние деньки теплы и погожи, почему бы воздушным иллюзиям не обрасти плотью?

Ветер неохотно покачивал деревья, росшие по обе стороны широкой деревенской улицы, те шелестели листьями, безропотно подчиняясь, создавая фон для десятков людских голосов, выкриков, перекличек и разговоров. Людей было достаточно много, как и положено для деревенской ярмарки, развернувшейся в этом месте. Вдоль всей улицы, по обе ее стороны, стояли торговые ряды, состоящие из широких столов, машин с открытыми кузовами и торговых палаток. Они были заполнены всевозможными товарами, отчего покупатели, коих было достаточное множество (ведь эта ярмарка была видным событием и посетить ее старались не только сельчане, но и городские обитатели), ловко сновали от одного места к другому. Люди старались найти что-то нужное или более дешевое для себя, успевая торговаться с продавцами и перекидываться приветствиями и фразами (или даже подолгу беседуя) с такими же гостями мероприятия. Продавцы же громко что-то выкрикивали, стараясь подманить к себе побольше честного народа, периодически так же переговариваясь меж собой, шутя и посмеиваясь при этом. От всей этой суматохи и торговли веяло какой-то забытой стариной, единством всего собравшегося народа. Если отбросить маленькие нюансы, то можно смело сказать, что ярмарка точно так же проходила и несколько сот лет назад. Те же товары, те же люди, всё (до последней мелочи, такой как забавная фуражка старичка прошедшего мимо вас) находится на своем месте, и делает картину необъятной, но в то же время завершенной. Если остановиться на секунду, старательно забыв про список покупок, и просто посмотрев на это все со стороны, то вся эта старина проступает наружу и видна невооруженным глазом, стоит только остановить мгновенье.

Щелчок затвора фотоаппарата затерялся в хоре голосов и не привлек к себе внимания. Фотограф, молодой парень в синих джинсах и рыболовном жилете с десятком заполненных карманов поверх черной футболки, посмотрел сделанный снимок и, удовлетворенно улыбаясь, опустил фотоаппарат. Он работал на ярмарке уже около трех часов, успев сделать несколько сотен фотографий (десятка три из них, по его мнению, зашкаливали колоритностью), пообщаться с десятком людей по поводу своего занятия и поучаствовать в дегустации сыров и меда (это принесло дополнительное удовлетворение). Медленно шагая сквозь толпу и попутно (больше чисто автоматически) высматривая хорошие типажи, молодой человек решил, что закончил фотографировать людей и все это торжество – то, в чем и заключался заказ (его работы, по его мнению, как всегда будут украшением готовящейся фотовыставки посвященной жизни в области, и заказчик останется доволен). Перед возвращением домой он планировал еще часок побродить по деревне, надеясь сделать фотографии старых обветшалых деревенских домов, полужилых или совсем разрушенных. Такие фотографии всегда будут уместными и аппетитными, и могут быть привязаны к любой статье, будь то аллегория или романтическая сказка. Да и в целом фотограф уже давно взял себе за правило иметь фотографии про запас, такой небольшой козырь в рукаве (на всякий случай). Да, это не козырной туз, но как минимум козырная десятка. Въезжая в деревню, молодой человек видел улочку из пяти домов, которым, опять же по мнению фотографа, предстояло стать объектом его интереса после выполнения заказа, и сейчас, окончательно покинув зону торговли, он непременно отправится туда, где в первую очередь насладится тишиной и уединением. В очередной раз улыбнувшись, парень готов был прибавить шаг, но тут его взгляд коснулся брошенного большого двухэтажного здания, стоявшего в каких-то десятках метрах от главной улицы. Удивляясь, как оно с самого начала не бросилось ему в глаза, он остановился, чтобы лучше рассмотреть его.

Длинное двухэтажное здание, разбитое, заросшее и разрисованное местными подростками, возможно раньше было школой или деревенским клубом, скорее всего не пережило «веселых» девяностых и теперь будет стоять никому не нужным, до тех пор, пока добропорядочные граждане не растащат его на кирпичи. В пустых оконных проемах не осталось и следа от окон, теперь роль окон исполняет темнота, коварная и притягательная (несмотря на солнечный день). Облетевшая облицовка стен открывала взору добротную кладку красного кирпича, тоже пострадавшего, где-то от времени, а где-то и от рук подвыпивших компаний, которые всегда находят для своих увеселений приют в таких местах. Там, где раньше было крыльцо, зияла большая дыра, давая возможность увидеть внутренности не уходя с главной улицы. Но и не сильно всматриваясь можно было сказать, что внутри сооружения все в точности так же как и снаружи, разве что «наскальная живопись» боле богатая и разнообразная. Здание тянулось параллельно дороге. Оно находилось на вершине небольшого холма и в лучшие годы, безусловно, было украшением улицы. Сейчас же двухметровый бурьян скрывал от глаз прохожих эти развалины (возможно и к лучшему), однако тропинка к ним была широкой (интуиция подсказывала мужчине, что когда-то то, что он видит сейчас, называлось дорогой), да и хорошо протоптанной, и вела как раз к тому месту, где раньше было крыльцо.

Фотограф стоял, прикидывая, стоит ли посетить эти руины, несмотря на всю обычность и одинаковость таких мест, которые встречаются повсюду, в этом была какая-то особая притягательность, непонятный шарм, быть может, вызванный ярмарочным духом, который витал совсем рядом с мертвым гигантом. Тропинка, ведущая туда, начиналась как раз у ног молодого человека (случайность?) и говорила, что улица старых домов в ближайшие двадцать минут с лица земли не исчезнет, и нужные ракурсы для фотоснимков тоже никуда ни денутся.

– Это больница, – прохрипел чавкающий голос, заставив фотографа вздрогнуть и оторвать взгляд от здания.

Перед ним стоял грязный, небритый мужчина в застегнутом, заношенном до дыр пальто, которое явно носилось им все время и, весьма вероятно, было где-то найдено. Помятый и взъерошенный вид свидетельствовал о его недавнем пробуждении (возможно в этом самом бурьяне), а опухшая и небритая физиономия серого цвета, испускающая пары перегара, как Змей Горыныч огненные потоки, добавляла, что засыпание было вызвано «полным отключением системы» вследствие вливания в организм горячительного топлива.

– Больница? – переспросил фотограф, продолжая изучать стоявшего перед ним человека.

– Да, больница! В советские времена видная больница в районе была! Даже из города приезжали к нам! – важно продолжал мужик, то ли покачиваясь, то ли пытаясь важно выпятить грудь. – Меня, кстати, дядя Петя зовут, – тихонько рыгнув, добавил он и вытянул руку для рукопожатия.

– Виктор, – помедлив, фотограф пожал руку.

– Вы хотите ее фотографировать? – без промедления спросил дядя Петя, не давая собеседнику уйти. – Я видел, вы тут ходили всех фотографировали, для газеты, наверное!

– Да, думаю, сделаю пару фотографий, – оценив еще раз взглядом своего собеседника, ответил фотограф. – Есть там на что посмотреть?

– Нехорошее это место, ой, нехорошее, – мужик начал сильнее покачиваться. – Не стоит туда ходить. Дурная слава у этой больницы сейчас, жуткие вещи про нее рассказывают, – после этого он многозначительно посмотрел на Виктора.