– Не бойся, давай ты его потрогаешь.

Он взял мою руку и стал водить ей по своему органу. На мои попытки вырвать руку, он сжимал ее сильнее.

– Мне больно, пожалуйста, отпустите мою руку.

– Я отпущу тебя, если ты кое-что сделаешь, – более грозно сказал он.

Мое сердце стало бешено колотиться, я понимала, если сейчас не выполню то, что он просит, меня могут избить. Он приподнял одеяло и схватил меня за шею.

– Теперь ты должна его поцеловать и облизать, как чупа чупс облизываешь. Поняла?! – сжимая сильнее мою шею, спросил он.

– Угу, – сквозь слезы ответила я.

Он томно вздыхал и все крепче сжимал мою шею, заставляя меня не останавливаться.

Я не могу описывать подробности того, что он заставлял меня делать и как. Мне просто очень тяжело вспоминать этот ужасный день в своей жизни. Я жалею, что не рассказала в суде об этом, не дала показания против него за изнасилование. Мне было стыдно об этом говорить до сегодняшнего дня. Для восьмилетнего ребенка это была сильная моральная травма и, если кто-то был жертвой насилия, то он поймет, что о таком не кричат на каждом углу, тут нечем гордится. Я просто старалась забыть этот момент, стереть его из памяти, но раз я исповедуюсь тут сейчас, мне нужно рассказать, что я чувствую и как пережила это.

25 сентября 2005 года этот день как черный день моей жизни. Это была суббота, мы с друзьями гуляли во дворе и решили пойти в магазин за мороженым. Так как денег у меня не было, я решила под шумок утащить себе стаканчик мороженного. На улице было бабье лето, мы наслаждались последними теплыми деньками этого года. К вечеру все расходились по домам, я как обычно пришла домой, никого не было, без света делать было нечего, и я легла спать. Проснулась я от резкой боли в голове. Аня с Сабиром были жутко пьяны. Анна скинула меня с кровати на пол и стала избивать ногами:

– Ах ты, маленькая тварь. Воровать вздумала. Мне в магазине все рассказали, – кричала она на меня.

Она опустилась на колени и когтями впившись в мой подбородок поднимала меня с пола.

– Денег тебе надо! – закричала она, а затем кинула меня в кресло, стоявшее напротив нее.

Рядом с ним стояла ракетка для большого тенниса (подарок моей бабушки), я автоматически стала прикрывать свою голову. Она схватила ее и стала меня ей лупить.

– Маленькая воровка, тварь, паскуда! – кричала она и била со всей дури меня по всему телу ракеткой. Хруст. Ракетка ломается, она кидает ее в сторону, берет меня за лицо, сжимая челюсть и запихивает в рот купюру:

– На, жри, тварь, деньги, – кричала она, запихивая их глубже мне рот.

Во рту почувствовался металлический привкус. Я не успевала даже осознать, что со мной делают. Она била меня по лицу и голове. Когда ее силы иссякли, в дело вступился Сабир. Пока он наматывал на руки эластичный бинт, Анна громко смеялась.

– Не надо, пожалуйста, мама, я больше так не буду. Прости меня, пожалуйста, – молила я.

Но мои мольбы никто не слышал. Сабир поставил напротив меня большого плюшевого медведя и стал через него бить меня по голове. Он смеялся и хвастался Ане тем, что занимался борьбой. Пластиковый нос плюшевой игрушки от каждого удара била меня в переносицу. Дальше я ничего не помню.

Из судебных дел позже узнаю.

«Со слов соседей,, детский крик продолжался на протяжении часа. Милицию не вызывали, так как семья была неблагополучной, и на выезд отказывались приезжать в данную квартиру».

Утро воскресенья. В глазах плыло, шевелиться было физически больно. Как оказалась в кровати – не помню. Вся ночная потасовка была как кошмарный сон. Ко мне подошла Аня, и я забилась в угол кровати:

– Слышь, тварь, скажешь всем, что упала с велосипеда. Или я тебя убью. Поняла?

Сглотнув слюну, я кивнула головой. Выдохнула я только тогда, когда услышала, как ключи закрывают входную дверь. Приподнявшись на кровати, я обернулась строну шкафа и стала искать на нем свое маленькое зеркальце. Зажмурив взгляд, я поднесла его ближе и открыла глаза. На голове была кровяная корка, нос распух до размера картошки, на губах не было живого места. Я не узнавала своего отражения, слезы лились из глаз и лицо стало щипать. Убрав его, я спряталась под одеяло и провела весь день в кровати. Мне было страшно. Я боялась, что они вернутся в любую минуту и продолжат меня избивать. От боли во всем теле я проспала целый день. Дождавшись понедельника, я встала раньше всех, тихо собралась и убежала в школу. В подъезде встретила соседку бабу Валю.

– Доченька, – вскрикнула она, – Что с тобой?

– Я с велосипеда упала, – отчеканила я заготовленный ответ.

– С велосипеда так не падают, вот, держи.

Она протянула мне белую шоколадку «Воздушный».

Поблагодарив ее, я пошла в школу через дворы, чтобы меньше привлекать к себе внимание. Шоколадка была кстати, я не ела больше суток и уничтожила ее за считаные минуты. Я знала, что, придя раньше в школу, в классе никого не будет, так как в это время все дети гуляли на спортивной площадке с учителем. Свернув за угол школы, я направилась к футбольному полю. Увидев Марину Николаевну, я поспешила к ней. При виде меня Марина Николаевна отшагнула:

– Наташа! Что с тобой случилось? – испуганно спросила она.

– Я упала с велосипеда, – повторилась я.

И тут она засмеялась. Сейчас я понимаю, что это был истерический смех, но в тот момент мне показалось, что мое лицо показалось ей забавным. Я потеряла сознание. Дальше все как в тумане. Кабинет медсестры, директор школы, милиция, скорая, реанимация. У меня былое сильное сотрясение головного мозга, тупые травмы по всему телу и многое другое. Ко мне в палату почти каждый день приходил следователь и показывал фотографии мужчин, попутно допрашивая детали той ночи.

Этого ублюдка искали.

Позже ему дадут семь лет, а ее не найдут. Аня быстро поняла, что ее ждет и уехала на Украину. Андрей откажется от меня в суде и позже тоже переедет на Украину, чтобы избежать суды и выплаты алиментов.

Около месяца я провела в больнице. Одноклассники носили мне гостинцы, навещали меня и постоянно подбадривали. Бабушка приезжала ко мне со своей подругой Галей, сидела со мной часами и уверяла, что всех их найдут и накажут. Каждый ее приезд сопровождался баулами сладостей, и в какой-то момент я не могла на них смотреть, поэтому раздавала их другим детям по палате.

Чего пропадать добру.

В день выписки за мной в больницу пришла Бела Борисовна, обняла меня, как в старые добрые времена, и повела меня в стены родного мне приюта «Преображения». При виде меня брат только обозлился и ушел на улицу. Я снова ощутила внутренний удар. В тот момент я потеряла всех, кроме бабушки, и для меня она была последним лучом надежды на что-то хорошее в этой жизни.

Тянулись дни, недели, месяца, пока после очередного занятия с психологом ко мне не подошла Бела Борисовна:

– Собирай вещи, ты едешь в детский дом, – ошарашила она меня.

Что такое детский дом? Я не хочу туда ехать, а как же мой брат?

В коридоре стоял сервант с зеркалом, я забилась в него и спряталась за куртками.

– Не хочу в детский дом. Я не поеду без Стаса! – кричала я.

Услышав это, он фыркнул в мою сторону и ушел. Он даже не попрощался со мной, из-за этого я стала еще громче плакать и брыкаться. Это было так больно, ведь мы больше никогда не увидимся. Мне хотелось его объятий, но я была ему чужой. Ко мне подошла Вика Шмелева и сунула плюшевую игрушку.

– Возьми. На память обо мне.

Я прижала к себе её подарок. Бела Борисовна стояла в проеме, и я понимала, что мне всё равно некуда деваться, поэтому стала одеваться. Она взяла меня за руку и проводила в машину, которая ждала меня на улице. На улице мел снег, я смотрела в окно и мысленно прощалась с приютом, который уходил всё дальше из моего поля зрения. Я прощалась со старой жизнью, братом и всеми родными и близкими, ведь меня ждал новый этап. Детский дом.