– Денег нет, папе зарплату задерживают, – убеждала она меня.

Потом просто перестала что-либо говорить и молча уходила на работу, сделав вид, что не заметила меня.

В один из дней я подглядела за ней в спальне и увидела, что она кладет деньги в подарочный пакет и прячет в шкафу на верхней полке.

– Это же мои деньги! – промелькнуло в моей голове.

Поверьте, не самое приятное приходить со школы голодной как волк.

Однажды я пришла со школы, дома никого не было, и я решила воспользоваться моментом и зашла в комнату «родителей». Найдя в полках злосчастный подарочный пакет, я вытащила все сложенные в нем деньги и ушла гулять с друзьями во дворе.

Мы покупали сладости и веселились всем двором. На улице стало темнеть, и мне нужно было идти домой. Поднявшись на этаж, я позвонила в дверь, меня встретил Андрей:

– Где Юлины деньги из кошелька? – Крикнул он на меня с порога.

– Не знаю. Я ничего не брала из кошелька, – испуганно ответила я.

Он схватил меня за руку и затащил в гостиную. Взял ремень зажал меня между ног и стал сильно избивать, постоянно спрашивая, где деньги. Я выворачивалась, закрывая лицо руками, и молила прощения.

– Пап, я не брала у нее деньги из кошелька, – кричала я сквозь слезы.

– Не ври, паскуда, ты украла у неё пятьсот рублей, – стискивая зубы, говорил Андрей.

Но кто меня будет слушать? Ремень с диким свистом пролетал в воздухе и проходился по моему детскому телу, оставляя кровавые следы, как после ударов плети. Сил сопротивляться уже не было, и я просто орала после каждого его удара, крепко стиснув зубы. Насладившись избиением, Андрей взял меня за шею оттащил в конец коридора.

– Сегодня ты ночуешь тут, – кинув меня в стеллажи кладовки, как маленького котенка, и напоследок громко хлопнув дверью, Андрей закрыл меня на щеколду.

Я сжалась в клубок и стала тихо плакать: боль по всему телу, страх в темной маленькой комнате наполнял меня страданиями ещё больше.

Вся эта ситуация напомнила мне моменты жизни с Анной. Лежа в кровати, если я отворачивалась от стенки в сторону компьютера, то меня скидывали со второго яруса и кидали ночевать в холодный коридор или заставляли полночи стоять на коленях, предварительно усыпав пол гречкой или горохом. И вот я снова избитая в холодной темной комнате.

Не знаю, сколько часов прошло в этой кладовке, но к двери кто-то подошел. Скрипнула дверная защелка. Я прижала ноги к груди и зажмурила глаза в ожидании новых побоев.

– Вставай, – сказала Валентина Петровна, – пойдем, умоешься и ляжешь в кровать.

Молча кивнув, я встала с пола.

– Ах, пискнула я.

– Молча! – Шикнула она на меня.

Опустив голову, я проследовала в ванную комнату. Подойдя к зеркалу и взяв расчёску, я аккуратно стала причесывать запутавшиеся волосы. К глазам подступили слезы, потрогав голову, я нащупала пару шишек. Наклонившись к раковине, чтобы умыться, я скрючилась от боли в шейной части. Дрожавшими руками я медленно притронулась к эпицентру боли. Рука моментально стала липкой.

– Ай, – вскрикнула тихо я.

Посмотрев на руку, я увидела кровь. Проведя пальцами по шее, я почувствовала небольшое углубление. У меня был порез от ремня. Лицо, руки, спина и ноги были покрыты багровыми следами от ремня. Более глубокие раны я промыла аккуратно водой и пошла в гостиную укладываться спать. Наутро ко мне зашел Андрей:

– Ты две недели не будешь ходить в школу, а кому-то вякнешь, что я тебя избил ремнем, убью на месте. Поняла?

– Да, папа, – тихо ответила я.

Так и закончились спокойные семейные дни в моей жизни. Юлия пришла ко мне и забрала все игрушки и журналы «Мир Волли», оставив мне только портфель с учебными принадлежностями. Я сидела целыми днями дома, смотрела в окно и выполняла домашнее задание, которое приносили мои одноклассники. На просьбу увидеться со мной они слышали:

– Она болеет и может вас заразить, – в один голос твердили Юлия и Андрей.

Когда все ссадины с отеками сошли с моего тела, я смогла выходить на улицу и посещать школьные занятия.

На дворе уже была зима. Для меня был большой глоток свободы вырваться из четырех стен и погулять на свежем воздухе со своими друзьями. Мы бегали по гаражам, резвились и наслаждались зимнему дню. Время близилось к ночи, все стали расходиться по домам. Я пошла в сторону своего дома, как обычно ввела код и открыла тяжелую дверь подъезда. Поднявшись на четвертый этаж, я стала стучаться в дверь. Тишина. Я стучусь более настойчиво. Дверь резко открывает Андрей и перекрывает мне путь:

– Девочка, ты кто? – Спрашивает он.

– Пап, это же я, Наташа, – удивленно ответила я.

– Ты ошиблась, пошла прочь, у нас все дома, – захлопнул передо мной дверь, сказал Андрей.

Звон от захлопывающейся двери стоял еще пару минут в воздухе и в моих ушах. К глазам подступили слезы. Я не знала, что делать. Стучаться снова было глупо, ведь меня только что прогнали. Спустившись на улицу, я стала скитаться по двору. Ко мне подошел взрослый незнакомый парень:

– Девочка, а почему ты так поздно гуляешь одна?

– Меня папа домой не пускает, – ответила я и стала горько плакать.

Он меня приобнял и стал успокаивать.

– Давай познакомимся? Меня Олег зовут, а тебя?

– Наташа, —шмыгая носом, ответила я ему.

– Тебе некуда идти? Может, есть знакомые? Давай я тебя провожу, – стал он меня успокаивать.

– Тетя Таня, она живет в соседнем доме.

– Пойдем, я тебя провожу.

Мы пошли к соседней девятиэтажке. В сорок первой квартире жила подруга моей биологической матери, и я надеялась, что она меня приют хотя бы на ночь. Но попытки прозвонить в домофон были тщеты, никто не отвечал, и моя надежда быстро улетучилась. Олег стал подбадривать меня позитивными рассказами о себе и жизни, мы гуляли по двору и грелись в соседнем подъезде. На дворе была уже глубокая ночь.

– Наташ, может, папа пошутил? Давай еще раз попробуешь постучаться? – убеждал меня Олег

Я кивнула головой, и мы пошли в сторону моего дома. Я поднялась на этаж и тихо-тихо стала стучать по раме входной двери. Задержав дыхание, я молилась, чтобы меня пустили домой. Дверь открыла Валентина Петровна, и на ее лице я увидела жалость:

– Заходи скорей домой, замерзла ведь.

Она проводила меня в комнату, помогла раздеться и что-то сетовала себе под нос:

– Пойдем на кухню, покушаешь, – сдерживая слезы, сказала она.

Только переодевшись в домашнюю одежду, я поняла, что не чувствую своих ног и каждый шаг по полу причиняет мне боль. Словно тысячи иголок впивалось мне в каждый сантиметр кожи. Сквозь боль и слезы я молча дошла до кухни и села на табурет, протянув ноги к батарее. На плите стояла кастрюля с закипающей водой, а на столе в тарелке лежал виноград. Я посмотрела на это все голодными глазами и жадно сглотнула слюну.

– Хочешь? – спросила Валентина Петровна.

Я кивнула головой.

– Кушай тогда, – она повернулась к плите и стала считать количество пельменей, которые закидывала в крутой кипяток.

Я жадно стала глотать виноградинки, не разжёвывая их.

– Не перебей аппетит, сейчас пельмени тебе отварю, поешь горячего, – тихонько говорила Валентина Петровна.

У нее был вид провинившегося человека. Словно это она выставила меня за дверь квартиры. Она не разговаривала со мной грубо, в ее интонации была жалость и соболезнование.

Поставив передо мной тарелку горячих пельменей, она села рядом и стала внимательно меня изучать. Что она думала в тот момент, для меня остается загадкой, мои мысли были заняты обжигающе вкусными пельменями, находящимися у меня под носом. Обжигая свой язык, я уминала пельмени одну за одной, не обращая внимание на обожжённый рот.

– Поела? – спросила она.

Я молча кивнула головой.

– Умываться и спать!

День за днем я жила в квартире как приведение. Меня не замечал и Андрей и Юлия. Валентина Петровна иногда разрешала зайти в ее комнату и поиграть в тетрис на телевизоре. Ее грубость в мою сторону изменилась на жалость и заботу. Она занималась со мной уроками и кормила в отсутствие «родителей». Я не помню, чтобы я сидела с ними за одним столом и ела. Вот так закончились наши семейные вечера.