Дени тоже ждала этого, она желала этого больше всего на свете, но одновременно и боялась.

Дени знала: нужно поспать, ей осталось очень мало тихих ночей. Возможно, удастся погрузиться в спокойные сновидения и вовсе через много лун. Только когда она ступит на свою землю, увидит Драконий Камень — место её рождения, пропитанное солью. Вдохнёт воздух Королевской Гавани, навечно сохранившей в себе кровь её родичей. Увидит, как закатное солнце отражается в водах Трезубеца, где пал её брат. Когда слова, казавшиеся абсолютно пустыми, наконец-то обретут смысл, станут для неё настоящими.

Дени перевернулась на другой бок и положила ладонь на грудь Дрого, устроилась поудобнее. Тот инстинктивно обнял луну своей жизни, даже не просыпаясь, и она улыбнулась. И закрыла глаза. Стало чуточку спокойнее, и сердце с галопа перешло всего лишь на быстрый шаг.

Ей страшно. Ужас не отпускал её с тех пор, как они заполучили корабли в Вольных Городах, а вдобавок к ним и армию наёмников. Тогда стало окончательно понятно, что всё происходит на самом деле, что её воздушные мечты обретают кости и плоть.

У неё всегда были лишь своя жизнь и место, куда ей нужно попасть. Теперь в её руках куда большее.

В глазах Дрого она видела решимость. Он никогда не отступится от своего решения, ради неё и Рейго. Её солнце и звёзды научился говорить «железный трон» и «Семь королевств» без акцента, словно это ещё больше доказывало его намерения.

Джорах сказал, что ещё до того, как месяц превратится в луну, они увидят Белую Гавань. Медведь, её верный и преданный медведь, уверен, что начинать нужно с Севера, разрушенного войной и объятого смутой. Она верила Мормонту. Верила несмотря на то, что должна была его изгнать, но все же решила: рядом он будет полезнее.

«Пламя и кровь», — зазвучал в голове голос Визериса, гордый, твёрдый, каким она слышала его в детстве. Каким она запомнила его и никогда не выкинет из тайного уголка своей памяти.

Дейенерис Таргариен, наконец, провалилась в тревожное сновидение, в котором лимонное дерево и дом с красной дверью обхватывают яркие языки пламени.

***

Визерис рассказывал о Красном замке и Железном троне, с этого начинались большинство историй, которым она, девчонкой, внимала перед сном. Но увидеть всё воочию — совершенно другое. Железный трон, слепленный из тысячи острых мечей, настолько опасный, уродливый, гигантский, незыблемый. Настолько манящий, чарующий, желанный.

Свет закатного солнца проникал в Тронный зал сквозь витражи с семиконечной звездой. В помещении будто бы не хватало воздуха, чадили факелы и пахло пеплом и смертью, этот вкус застывал на губах.

Дрого взял её ладошку в свою, его пальцы липкие от чужой крови, его смуглая кожа горячая, как пламя драконов.

Её руки холодные, как лёд. Её сердце билось со стремительностью галопа Серебрянки.

— Этот стул твой, луна моей жизни, — произнёс Дрого. В его карих глазах усталость, лицо рассекал свежий, ещё сочащийся кровью глубокий порез, но губы тронула улыбка.

Её кожа в саже и пыли, туника превратилась в грязную тряпку, но в фиалковых глазах — благодарность. Дени смогла только кивнуть в ответ.

Дрого подтолкнул её вперёд, словно ребёнка, только-только учащегося ходить. Дени сделала несколько неуверенных шагов, но с каждым стуком сандалий о каменные плиты она обретала твердость. Твёрдость королевы от крови Древней Валирии, единственной чистокровной Таргариен.

Она — последний настоящий дракон.

Она будет править, как должен был Рейегар.

Ребёнком она часто просиживала пред огнём целые часы, в нём была какая-то сила. Сегодня она доказала, что способна забрать своё с пламенем и кровью.

Дени взобралась по ступеням, осторожно, размеренным шагом, и стараясь не касаться руками лезвий. Она уселась на самый краешек сидения и медленно обвела взглядом зал. У подножия трона стояли Дрого, сир Барристан и Серый Червь, верные от начала и до конца, её советники и главная опора. Мужи склонились пред новой правительницей на колено, лишь её солнце и звёзды остался стоять, с восхищением и гордостью оглядывая свою жену.

Но не все добрались с ней к цели. Её старый медведь, верный сир Джорах пал от руки рыцаря в белых доспехах. В тело Чхого вонзились несколько вражеских стрел с красно-золотым оперением. Сердце наполнилось душащей скорбью по ним, но Дени сморгнула подступившие слёзы и сделала глубокий вдох. Она выплачет горе позже, сейчас не время.

Морок, будто она всё та же неуверенная девчонка, бегущая с Визерисом за руку от убийц узурпатора, окончательно развеялся. Дени осмелела и расправила плечи, гордо вскинув голову, положила ладони на навершие подлокотников трона.

Снаружи, на улице, она слышала далекий звон стали и крики на разных наречиях, дотракийском, гискарском и общем — отголоски почти закончившегося боя.

— Сир Барристан, — позвала она. — Я хочу, чтобы вы привели ко мне Серсею и Цареубийцу.

Она казнит близнецов Ланнистеров на рассвете, но сначала хотела поговорить, посмотреть в глаза человеку, убившему её отца, которого поклялся защищать.

Только что ей делать с королём?.. Что ей делать Томменом? Она видела этого малыша с огромными зелёными глазами, пухлого и золотоволосого, жмущегося к матери.

Дени сильнее, до побелевших костяшек, сомкнула тонкие пальцы вокруг наверший.

«Если я обернусь — я пропала».

***

Рейго сидел на полу напротив Дрого. Их сын указывал пальчиком на одно из трёх драконьих яиц — красное, чёрное или золотое, а Дрого перекатывал выбранное на другой бок. Рейго глядел на их чешуйчатую скорлупу огромными, полными восторга фиалковыми глазами — единственная черта внешности, что он унаследовал от матери вопреки предсказаниям старух Дош Кхалина.

Сын дотронулся до скорлупы и заливисто засмеялся, погладил, словно домашнюю кошку. Иногда Дени тоже касалась их и ощущала под ладонью жар, будто от раскалённых углей. Хотя порой яйца оказывались мертвенно-холодным камнем.

— Драконы! — воскликнул Рейго и изобразил, будто выдыхает огонь. — Драконы летят, рыыы!

Дрого засмеялся в ответ и сжал его крохотные пальцы в своей огромной, мозолистой и грубой ладони.

Свадебный подарок Иллирио превратился в любимую игрушку её ребёнка. Безумно дорогие реликвии так и остались красивым украшением, напоминающим о былом величии Таргариенов, всадников, оседлавших драконов и покоривших само небо.

За окном падал снег, он толстым слоем ложился на крыши домов, укрывал белым покрывалом улицы. Дени смотрела на крупные снежинки, крутящиеся под порывами ветра. Зима пришла, а вместе с ней и другие беды. В руках она сжимала письмо от Ночного Дозора.

— Нет врагов, которых нельзя сразить мечом, луна моей жизни, — словно услышав её беспокойство, сказал Дрого.

— Я знаю, моё солнце и звезды.

Лорд-командующий Джон Сноу считал иначе, но Дени промолчала. Она никогда не слышала историй про Иных и Долгую Ночь, их не было среди тех, что любил рассказывать Визерис.

Она не зря помиловала Томмена Баратеона и отослала домой, в Кастерли Рок под опеку лорда Кивана. Это было последним желанием Джейме Ланнистера, которое она выполнила, хотя и не должна делать подобное. Но именно его честность — какое это странное слово для Цареубийцы! — её смягчила, заставила прислушаться, а вовсе не яростные истерики и слёзы матери Серсеи.

Тогда Дрого сказал, что это слишком мягкий поступок. Но одновременно и поступок, оказавшийся верным в итоге: сейчас им понадобятся все союзники, которые присоединятся к армии и смогут помочь оборонять Стену. Даже Ланнистеры — или то, что от них осталось.

Она присела рядом со своим мужем и сыном. Рейго снова залился смехом, протянув к ней руки. Дени прижала сына к груди, он положил голову ей на плечо и сжал в кулачке прядку серебряных волос.

Она дракон, последний дракон, но этого было мало. Если бы у неё были настоящие, вылупленные из этих самых яиц, тогда Семи Королевствам не пришлось бы готовиться к новой войне. Заведомо проигрышной, если верить лорду Сноу.