Он налил себе остатки коньяка и стал задумчиво рассматривать жидкость, иногда поглядывая на помещение сквозь искажение. Голова слегка кружилась уже, однако вот пить хотелось еще больше, поэтому, вздохнув, Карл залпом выпил коньяк и чуть-чуть кашлянул.
Джаелл на это не реагировала. Она тоже допивала коньяк, но ей хотелось в этот момент совсем уж забыться. А то и вовсе погибнуть от передозировки спиртом. Поэтому, как только она допила свою стопку, она вновь взяла бутыль с самогоном и хотела было приложить к губами, как опять услышала голос Гейзенберга, только на этот раз более строгий:
— Слушай, ну ты совсем, что ли, дура? Хули ты опять прикладываешься к этому самогону? Тебе жить надоело или как? Реактор-то может и не выдержать…
— Какая уже разница… — тихо сказала Василеску, продолжив задуманное.
Она опрокинула голову назад и начала пить. Внутри у нее все начало гореть и скручиваться, как будто иссыхая. Самогон очень сильно бил в голову не только вкусом, но и сильным запахом спирта. Реактор в ее груди начал очень продуктивно работать, заставляя сердце биться совсем уж неестественно быстро. От такого скачка давления у автомеханика голова загудела, все внутри начало еще и распирать — вот-вот у нее бы лопнул какой-то сосуд, и тогда случилось бы кровоизлияние. Но ей было плевать.
Тут бутылку резко потянули и отняли у пленницы, а по щеке ударила крепкая мужская ладонь. Было больно, но Джаелл только потерла место удара и подняла свои уже туманные глаза на Карла. Тот был не то, чтобы в ярости, он просто был крайне раздражен поведением своей «игрушки».
— Блядь, ты вообще хоть кого-нибудь слушаешь? Я ж тебе ясно сказал, что реактор твой не выдержит такого напитка, причем в таких количествах. — он взял ее за подбородок, заставляя ее смотреть в свои глаза. — Ты правда так хочешь умереть, скажи мне?
— Мне все равно. — грустно сказала девушка, опуская взгляд вниз. — Ты все равно уже все у меня отнял… Даже мое стремление к свободе. Доволен?
— Нгх… Дерзкая сучка…
Карл выругался, поставил бутыль с самогоном подальше на полку, а сам присел рядом с девушкой, впервые глядя на нее снизу вверх, как на Димитреску. Он впервые видел лицо пленницы в таком ракурсе. Подбородок у нее был островат, а лицо имело типичные румынские черты, которые, тем не менее, выглядели даже необычно с такого угла обзора. Точные, приятные… Если бы ее голова сидела на шее ровно и не отклонялась бы чуть-чуть влево, возможно, было бы вообще идеально. Но в этом недостатке была и своя изюминка…
Гейзенберг осторожно положил свои руки ей на бедра, чуть поглаживая их и как бы проверяя реакцию. Но ее не последовало, лишь пустой безразличный взгляд наблюдал за мужчиной. Даже банального любопытства не было, хотя, казалось бы, впервые за все это время немец проявлял нежность к ней, не собираясь ее насиловать. Ну, или хотя бы сделать ей что-нибудь приятное. Хотя… Возможно ли, что во всем виноват выпитый алкоголь?
Голова у Карла гудела от пьянства, и он не совсем соображал, что сейчас делает. Впрочем, у него всегда так было, когда он выпьет. Правда, до нежностей дело не доходило, лишь до каких-то дебошей и пьяных выходок, типа распевания песен, стоя на столе и крича в столовые приборы, словно микрофон. Да уж, поэтому Альсина его и не любит пускать в свой замок. Как минимум это была одна из причин, вообще Димитреску держала зуб на Гейзенберга не только из-за его выходок.
Но думать об этом сейчас не хотелось. Мужчина, погладив бедра девушки, обнял ее за талию и прижался лицом к ее животу, чуть вдыхая запах кожи. Удивительно, но румынка пахла чем-то особенным, приятным… Нельзя было описать чувства, которые Карл испытывал при такой манипуляции. Он просто вдыхал запах и ощущал себя умиротворенным. Руки же гуляли по талии Джаелл, иногда залезая под рубашку и щупая кожу там.
Василеску же сидела и смотрела на Карла странным взглядом. Вообще, по большому счету ей было плевать, она была готова даже к жесткому изнасилованию. Все равно это было бы очевидно. Но тут прям что-то в мужчине изменилось… Да, он точно перебрал с алкоголем, и теперь он вел себя как… Ну, как тиран, который добреет от высокого уровня спирта. Она раньше наблюдала примерно такое же поведение у своих парней, которые после выпитого становились более сговорчивыми и покладистыми, даже готовы были разделять мнение и точку зрения девушки. Вот и тут наблюдалась примерно такая же ситуация. Жаль только, что ей было плевать.
Тем временем Карл начал тихонько целовать живот пленницы, проводя по нему языком и оставляя характерные следы. Нет, не засосы, просто следы от его языка. И он почувствовал такой же интересный вкус у кожи. Немного солоноватый, но в то же время очень… Приятный, даже нежный. «Вот они какие — городские… — подумал он, поднимаясь выше к груди, избегая того шрама, сшитого степлером. — Не то что местные девки с их вечно сальной кожей…». Немного икнув, мужчина поднялся совсем близко к лицу девушки и посмотрел ей в глаза.
Там не читалось ничего. Джаелл как будто стала какой-то бездушной куклой, которую можно использовать как только вздумается. Не было видно даже намека на возбуждение, дыхание оставалось таким же ровным и относительно теплым, но не горячим, а мышцы — расслабленными. Лишь изредка девушка глядела на Карла, встречаясь с ним глазами.
— Тебе бы голову помыть… — сказала она вдруг отрешенно. — А то ты похож на чрезмерно набитого соломой чучело.
Гейзенберг немного опешил от такого заявления. Он-то ожидал от нее чего угодно, но только не такого заявления. Помыть голову? Волосы как солома? Серьезно? И это единственное, что пришло ей сейчас в голову? Видимо, она и вправду сломалась характером, раз во время таких нежностей она даже не стала как-то нормально реагировать. Да мало этого — она даже не реагировала на реактор, который взбесился после выпитого самогона и потому вибрировал.
— Ха-ха… Вот когда захочу, тогда и помою голову. — фыркнул Карл, снимая с девушки рубашку. — Но вообще-то у меня плохо обустроен душ. Все никак руки не дойдут его отремонтировать.
— Понятно. Ик!.. — икнула Джаелл, не сопротивляясь раздеванию.
Она оказалась перед ним полуголой. Впрочем, условия сейчас были равны, на них обоих не было верхней одежды. Вот только Василеску вообще не хотела что-либо делать, она отрешенно вздохнула и повернула голову в сторону, иногда икая. А Гейзенберг же решил воспользоваться ситуацией, а потому стал нежно и очень аккуратно целовать ее везде, аккуратно облизывая места, где раньше он ее кусал до крови и оставлял засосы.
— Твой безмен царапается… — услышал он тихий голос.
— А тебе не все равно? — спросил мужчина, тем не менее, снимая со своей шеи все цепочки, даже жетон. — Я думал, ты вообще на все хуй положила.
— Все равно неприятно. Он задевал мой шрам.
Джаелл вздохнула. Карл тихонько продолжил, пользуясь случаем. И чем больше он целовал девушку и гладил ее по телу, тем сильнее у него кружилась голова — казалось, что она сама была пропитана насквозь спиртом. Хотя возможно, что это ее необычный организм так выводит токсины с самогона… Плевать. Гейзенберг почувствовал, как хочет эту девчонку, поэтому он встал, подхватил ее на руки и уложил на матрас. Ему хотелось ее здесь и сейчас, мыслей других уже не было. Он навис над пленницей, разглядывая ее лицо.
Василеску, оказавшись на кровати под мужчиной, только тихо вздохнула. Она ждала, когда же он снова использует свою «магию», чтобы сковать ее цепями и обездвижить, чтобы воспользоваться ею. Для нее это стало таким обыденным… Но никакие металлические штуки не летали вокруг. Только немец стал ее усиленно целовать и иногда даже кусаться, как-то странно избегая шрамов, нанесенных им ранее, в особенности в левом боку, откуда он пил кровь, а также у сердца. «Совсем пьяный стал, урод… — подумала Джаелл, глядя на потолок. — Завтра наверняка снова грубым станет…».
Ученый все сильнее впивался зубами в кожу пленницы, пока не дошел до ее брюк. Небрежно сняв их и бросив в сторону, он взял ногу девушки и тоже начал осыпать поцелуями и укусами, отчего услышал писк, впервые за все эти сутки:
