Первое, что поразило в городе: отсутствие облаков и теней. Небо использовалось как огромный экран, на котором мелькали и кружились, оживали и блёкли манящие картинки и причудливые надписи (рекламные, как потом выясню). Бабушка была права насчет вершины дуба. Никто и головы не поднимал.

Мое море огней оказалось гораздо дальше, чем себе представляла. Мы долго продирались сквозь темень долины, ловя взглядами светлячки в окнах пригородных домов, ютившихся по краям железной дороги. Наконец, поезд промчался по высокому мосту над рекой, рассекавшей надвое город, и причалил к площади Центрального вокзала. Приезжие полились через КПП сплошным потоком, и в толчее нас никто особо не проверял. Ускользнули. И теперь стояли на площади, обтекаемые спешащими людьми и неоновым светом витрин и небес. Улицы разбегались из центра во все стороны, драгоценные россыпи огней: золотые, рубиновые, аметистовые, изумрудные, алмазные…

Улыбнулись друг другу и взялись за руки.

– По какой улице пойдем?

– По центральной.

Я знала, что когда-то каждой улице полагалась табличка с названием, но это всё равно бы нас не спасло: карты города у нас не было. Бабушка рассказывала, что позже мир изобрел электронные навигаторы, а потом и вовсе вживленные GPS-чипы. В лесу нам компас не требовался: считывали родные тропинки, как звери и птицы, на север указывал мох на стволах деревьев, на время – их тени, даже в пасмурный день тени не исчезают.

Решили ориентироваться на толпу: на центральной улице обычно не протолкнуться. Ослепшие от яркого мигающего света, мы то и дело натыкались на прохожих – как же трудно лавировать в потоке людей, уклониться от столкновения! Мы боялись разжать руки, чтобы не потерять друг друга в толпе, хотя гуськом, по одиночке просачиваться было бы юрче. Окружающие так и струились, будто беспозвоночные. И, как рептилии, были хамелеонами: яркие вспышки всевозможного кроя одежды, всех цветов радуги волосы, неоновый отблеск очков и накидок.

Лучшая тактика исчезновения, подумалось мне, раствориться в огнях витрин. Здесь никто друг друга не видит. Идеальная маскировка. В лесу чужака за версту видать, а здесь все чужие друг другу, как призраки-невидимки.

Среди них, правда, попадались, как тяжелые камни или глубокие ямы в потоке, люди в потемневших от грязи лохмотьях и масках из черной кожи, но мы старались на них не оглядываться, чтобы не споткнуться, не упасть на дно. Вспомнилось только, что у незнакомца, первого горожанина, встреченного мной под утраченной навсегда яблоней, была черная куртка и естественного серо-вороньего цвета волосы. Где-то он сейчас? Вряд ли мы снова встретимся…

Но при мысли о нем в груди не защемило от тоски по лесному прошлому. Наоборот. Стоя в центре захватывающего водоворота и еще не подозревая о том, какой свободой наделит меня большой город, я чувствовала прилив радости, будто вернулась домой. В лесу была чужой среди своих, «не в своей тарелке» – как часто сетовали домашние. В маленькой общине живешь под прицелом неспящих глаз, вечные сплетни, шепотки, ворчание, наставления: не туда, не так, неправильно… А здесь до нас никому нет дела. Никто за тобой не присмотрит – и никто не осудит. И эта пьянящая анонимность в вихре танцующих вокруг призраков дарила чувство локтя. И безопасности настоящего дома.

Свой будущий дом мы отправились искать вдоль реки.

– Усмотрел с моста темные окна в замках на набережной, возможно, там никто не живет.

Центральная, по нашим понятиям, улица как раз в нее и упиралась. Чернильные воды реки поглощали солнце и луны береговых огней, переплавляя их в причудливые серебристые дорожки прогулочных корабликов и золотую роскошь вальяжных водных ресторанов. Над водой носились звуки смеха и музыки, головокружительные запахи еды, как беспокойные духи города. Будто сам город плыл, летел, мчался, а река застыла, отражая бег времени.

Мы брели вдоль набережной к темным замкам, и мнилось, что это они замораживают пространство вокруг и спускают на город ночь, как небесный плот. Кораблики один за другим причаливали к берегу на ночлег, гасли огни в окнах на противоположном берегу, смолкали звуки. И только круглосуточное кафе светило в темноту, как одинокий глаз, сюрреалистический куб инопланетного маяка на краю вселенной. Тоскливо пустовали столики у высоких окон. Хозяин зря ждал и надеялся. Даже мы не решились зайти. Сглатывая слюну, шли дальше и дальше – в глубь тишины замковых аллей. Замки окружала зеркальная стена, отчего они казались парящими над рекой дирижаблями. Швырнули осколок бордюра в дом – камешек отскочил, заискрился и осыпался пеплом на тротуар. То же будет и с нами: зеркала под электрическим напряжением, не проникнуть.

– Дома охраняются, значит, не покинуты, – догадался ты, – и хозяева могут вернуться в любой момент. Где они все сейчас, интересно?

– Наверное, в путешествии, – размечталась я. – Кто может позволить себе жить в замке у реки в городе огней, способен и летать по миру, невзирая на запреты жилых зон. Запреты ведь только бедняков касаются.

– Тогда на время отсутствия должны приютить нас. Господь велел делиться…

– Вряд ли они занимаются благотворительностью, но сказано же: стучите – и отворят вам…

И тут прямо в зеркальную стену въехала «наша дверь»: грузовая машина чуть притормозила, стена начала медленно растворяться, мы без оглядки запрыгнули в кузов.

Проехав до конца подъездной аллеи, незаметно ретировались из машины в кусты. Свет фар растворился во тьме за поворотом, а мы остались на пороге одного из замков. Камень лестницы осыпается, фонтаны пересохли, но за садом явно кто-то следит: клумбы во тьме светятся идеальной геометрией белого – лилии, розы, пионы?…

Ни души вокруг. От тишины зазвенело в ушах.

– Какой-то призрачный мир…

– Призраки не едят, – разозлилась я.

От голода сводило желудок. Всё, что стащили в рюкзаке из дома, съела в поезде, почти сутки назад. Да и не брали мы с собой много – сбегают всегда налегке.

– Надо найти еды, ванную и ночлег. Пошли.

Внутрь дома проникнуть было проще, чем на территорию – обошли несколько, в одном из замков окна первого этажа были распахнуты для проветривания.

В подвале хранились консервы и даже работала морозильная камера, правда, пустая. Воды нагрели в чане над огнем камина: рядом с ним, что тоже странно, имелся запас дров. Отмылись, поели и улеглись в детской спальне наверху. Чем-то она нам напомнила нашу уютную лесную мансарду.

Странное это чувство – засыпать в пустоте, как плыть в башне над городом. Золотая миля богатейших и – покинутых домов. Теперь понимали, что надолго: мебель, если где и есть, то затянута защитной пленкой, консервы в проржавевших банках, холодильник пуст, воды горячей нет. Все окна вокруг темны и слепы, а тишина – ни звука, только завывания ветра и скрип качелей во дворе.

Въедливые, тревожные вопросы без ответов. Почему замки брошены? И когда всё-таки вернутся хозяева? Вдруг они никуда и не уезжали, а превратились в привидения? Что если не по своей воле, и нас ждет та же участь? А главное – как теперь выбраться нам самим? Караулить обслуживающий транспорт? Выезжать в город, вечно прячась в нежилом мусоре разрушающихся пространств? Почему они все ушли и куда?..

– Разорились… Знаете, ведь большие деньги не зарабатывают, заработать можно только на жизнь, а не на замок у реки. Большие деньги приходят, откуда не ждешь, и не все могут их удержать, справиться с чувством вины… Видели бы вы рассвет золотой мили! У меня тогда был ресторан с летними верандами по всей набережной. Завтраки с шампанским, красной икрой и с видом на зарю, она даже мои белоснежные скатерти перекрашивала во все оттенки розового. Дневные прогулки семьями вдоль реки под кружевными зонтиками, радужные брызги фонтанов, игры и солнечный свет, много смеха и много детей. Очень много детей. Бесконечная радость бытия. Ужины под омары, саксофон и падающие звезды. Эх!.. Теперь все съехали, сдают дома птицам, а сами ютятся на их деньги в обшарпанных квартирах старого центра. Птицы вне закона, потому что перемещаются между жилыми зонами, куда хотят, без транспорта и документов. Все правительства их отстреливают в воздухе, но на земле их не отличишь от любого из нас. Мафия. Птицы сказочно богаты и беспощадны, создали свою империю. Содержат дома золотой мили в каждом из городов по пути своего неведомого следования на Юг, как временные гнездовья. А бывшие жители превращаются в призраков, друг за другом погружаясь в нищету и забвение, пропадая в эпицентрах кружащихся вихрей городов. Но я старый человек и по-прежнему верю в возвращение на круги своя. В вечном возвращении спрятана надежда всего мира, глупая мечта, но больше ни у старого мира, ни у меня самого ничего и не осталось. Да, они не были святыми, но и птицами они тоже не были, они были просто людьми со всеми их слабостями и пороками, но любящими и способными к сочувствию. И потому я жду, готовлю завтраки, обеды и ужины, как и раньше в кафе для всех, только вот скатерти продал, слишком дороги в обращении – постоянная стирка, крахмал, нет у меня лишних рук, да и не нужны, столы пока оставил, а летние веранды разобрал… Так вот, я готовлю, как в прежние времена, но не подаю на фарфоровых тарелках, а упаковываю в пластиковые контейнеры и отправляю по адресам старого центра. А еще записываю им видео: река на рассвете, в яркий или дождливый полдень, в сизые сумерки, под куполом звезд – она шепчет по-разному, разные слова, она тоже ждет и шлет им свой привет. Она просит: вернитесь! Она, как и я, верит в вечное возращение…