Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Вот как? Это еще почему?

Внутри вскипало раздражение. С какой стати этот чужой и равнодушный человек решает, что мне можно, а чего нельзя? С малых лет я привыкла сама управлять своей жизнью. Еще и тетю Фиму, с ее поразительной непрактичностью, на себе тянула. А тут – пожалуйста! Какой-то иномирный лорд диктует мне, как жить.

При воспоминании о тетушке в душе шевельнулась тоска. Урода, сбившего тетю Фиму на пешеходном переходе, так и не нашли – ни полиция, ни частный детектив, которого я наняла по наводке подруги Таньки. «Безнадежное дело, – через пару месяцев поисков заявил мне бывший мент, занимающийся сыском. – Уверен, тачка краденная, и, скорее всего, ее уже давно на запчасти разобрали». И он посоветовал забыть о мести, и жить дальше. Если бы это было так просто! Стоило представить, что урод, убивший тетю Фиму, спокойно наслаждается жизнью, как меня начинало трясти. И хотелось кричать от бессилия. Тетя Фима, она же была как ребенок. Никогда никому слова плохого не сказала, всем верила, постоянно кому-то помогала. Сколько раз я свою «святую простоту» из всяких передряг вытаскивала! То ей акции несуществующего завода втюхать пытались, то пожертвования на тибетский ашрам выманивали, то экстрасенс Гоша сеанс общения с загробным миром устроил, содрав с тетушки кругленькую сумму. Хорошо, что я вовремя из отпуска вернулась. Деньги у проходимца забрала, а его самого с лестницы спустила. А тетя Фима только вздыхала и говорила, что у Гоши очень просветленная аура, и он просто не способен кого-либо обмануть.

Я с трудом заставила себя отвлечься от прошлого, и твердо посмотрела в холодные глаза опекуна.

– Вы уверены, что в ремонте нет необходимости? Это ведь не вам приходится жить в окружении… старых вещей.

Я в последний момент заменила слово рухлядь на более нейтральное, и обвела рукой плотно заставленный кабинет.

– Половину из которых, между прочим, давно пора выкинуть. И вообще, я могу сама решить, что мне делать.

– Не можешь, – процедил опекун, заставив меня поперхнуться от возмущения.

– Что?

– Ты вольна распоряжаться только ежемесячной суммой содержания, и не более того. На любые крупные траты необходимо согласие опекуна, а я его не дам.

– Но почему?

– Потому что это неразумно.

Да что ж такое-то! Я с трудом сдержала рвущиеся с языка ругательства.

– И какова сумма моего содержания? – постаравшись взять себя в руки, невинно поинтересовалась у опекуна.

– Двести ронов, – ответил тот, и поднялся из-за стола.

На идеально отглаженном костюме не осталось ни одного залома, ни единой складочки. Темно-синее, почти черное сукно плотно облегало прямые плечи и ровную спину, длинный ряд застегнутых пуговиц придавал сюртуку форменный вид.

– Тебе пора отдыхать, – сухо произнес Давенпорт.

Он подошел ко мне, взялся за спинку кресла и покатил его к дверям.

– Но мы не договорили!

– Разговор окончен, Изабелла, – твердо произнес опекун и выкатил кресло в коридор. – И возвращаться к нему мы не будем.

– Получается, мое мнение ничего не значит? – тихо спросила я, хотя больше всего на свете мне хотелось громко выругаться и послать Давенпорта по известному каждому русскому человеку маршруту.

– Белла, ты слишком юна и неопытна, и совсем не представляешь тягот жизни, – голос опекуна зазвучал чуть мягче. – Поверь, я знаю, что для тебя будет лучше.

Ну-ну. Значит, сиди, девочка, и не рыпайся, взрослый дядя все за тебя решит. Что ж, это он зря. Я не Белла. И не собираюсь покорно подчиняться чужой воле.

– Сколько мне осталось до совершеннолетия?

Я сжала подлокотники кресла, уговаривая себя не заводиться.

– Три года.

– Так долго?!

Я все-таки выругалась на великом и могучем. Да что ж такое-то! Столько я точно не выдержу!

– Что ты сказала? – переспросил Давенпорт и остановился.

– Не обращайте внимания. Старый диалект. Скажите, а сколько мне сейчас?

– Ты действительно не помнишь? – в глазах опекуна мелькнуло сомнение. – Месяц назад исполнилось семнадцать.

Кошмар. Совсем ребенок. Глупый, как думает Давенпорт, и капризный ребенок. И что теперь делать? При всем желании мне не удастся долго притворяться юной наивной девочкой. Да у меня уже не получается. Что ни слово – то прокол, что ни попытка пообщаться с местными – то сплошные подозрения с их стороны. Но что делать, если мы с Беллой такие разные? Да я даже в ее возрасте не была наивным тепличным цветочком. Жизнь с тетей Фимой заставила меня рано повзрослеть, и взять на себя обязанности по устройству нашей жизни. Тетушка была очень доброй, но совершенно не практичной. Могла накупить на последние деньги экзотических фруктов или икры, а то и торт какой-нибудь дорогущий прихватить. «Мне так хотелось тебя порадовать», – расстроенно говорила она, когда оказывалось, что до ее зарплаты осталась еще неделя, а деньги уже закончились. Так что в четырнадцать лет я забрала у тети Фимы «бразды правления», и сама вела наш бюджет. А в пятнадцать уже обшивала знакомых, с легкостью освоив пылившуюся в шкафу швейную машинку. «Хорошо, что ты такая практичная, Диночка, – вздыхала тетя Фима. – Я бы без тебя точно пропала». И при этом она забывала о том, что без нее пропала бы я. Не знаю, что со мной было бы, не появись тетя Фима в Томске.

Впрочем, сейчас об этом лучше не думать, а то я расклеюсь. А мне нужно быть собранной и спокойной, как никогда. Но как прикажете быть спокойной, когда тут такое творится?

– Ужас какой-то, – расстроенно прошептала я, но Давенпорт услышал.

– И что тебя так опечалило? – холодно уточнил он.

– Да так, ничего.

Мне не хотелось говорить о своих чувствах. Нет, я понимала, что Белла молода, но семнадцать… Это уже совсем ни в какие ворота. Я думала, ей хотя бы восемнадцать есть. Или девятнадцать. А тут – ребенок. Теперь понятно, почему Давенпорт так ко мне относится.

– Я хочу подняться к себе.

Я посмотрела на опекуна Изабеллы. В его глазах застыло выражение, которое мне совсем не понравилось. Казалось, Давенпорт чем-то озадачен.

– Я помогу, – спустя пару секунд сказал он, и его взгляд снова стал непроницаемым.

– Не нужно. Спасибо, что уделили мне время, но я не хочу вас задерживать.

Я вскинула голову и нажала на рычажок, направляя кресло в сторону лестницы. Внутри бурлило возмущение, и я боялась, что еще немного – и оно прорвется наружу.

– Белла, ты уверена, что с тобой все в порядке? – не отставал Давенпорт.

Он шел следом, и я никак не могла избавиться от его присутствия. А хотелось.

– Да, благодарю, не беспокойтесь.

Не знаю, откуда в моей памяти всплыли нужные вежливые выражения, но появились они весьма своевременно. Не иначе, злость помогла.

Я еще раз нажала на рычажок, под креслом поплыли ступени лестницы, и опекун, наконец, отстал. Он взялся за перила, собираясь подняться следом, но в последний момент передумал.

– Завтра утром я зайду, – донеслись до меня его слова.

– Не нужно. Не тратьте на меня свое драгоценное время.

Разумеется, мне хотелось сказать все это совсем другими словами, но толку с того? Разве это что-то изменит? Нет. Только вызовет ненужные подозрения. Ох, как же мне не хватало знаний об этом мире, и о том, какой была Изабелла Бернстоф! И ведь спросить толком не у кого. Половина слуг меня боится, вторая половина тут же побежит доносить опекуну. Может, попробовать поговорить с Розой? Она не показалась мне излишне пугливой.

– До свидания, лорд Давенпорт, – оказавшись на площадке между пролетами, обернулась к опекуну. – Хорошего вам дня.

И это были последние вежливые слова, которые я сумела из себя выдавить. Стоило оказаться в комнате, как я скинула с плеч надоевшую шаль и минут пять от души рассказывала, где я видела заботу опекуна, и его самого в придачу.

И только выговорившись, сумела успокоиться и подумать, что делать дальше. А потом спустилась вниз, в библиотеку, осмотрелась, выбрала несколько книг по истории Дартштейна, и вернулась к себе.

10
{"b":"726316","o":1}