Она ответила:

- У нас совершенно другой профиль...

Все рассмеялись. Наум Борисович игриво сказал:

- Ты не можешь ни о чем другом думать. Кажется, ты оставила в Пензе сердце?

Соня покраснела. Веду себя неприлично. А Наум Борисович удивился: попал в точку...

Соня сидела рядом с Верой Григорьевной, они разговаривали вполголоса.

- Андрея Ивановича нет, - сказала Вера. - Вот кто радовался бы! За неделю до его смерти я ему сказала, что у меня настроение хорошее - обещают отремонтировать больницу. И ему сразу стало легче. А сегодня, по моему, все веселые, даже Брайнин...

Соня подумала: отцу я бы все рассказала. Он мне говорил, что у меня зачем-то на сердце обручи. А теперь обручей нет, Савченко это знает... Смешно - мама его зовет Гришей, а я о нем всегда думаю "Савченко" - со дня, когда познакомились. Да и в ту ночь...

Наум Борисович попросил разрешение послушать радио: интересно, что говорят о предстоящей встрече глав правительств. Оказалось, поздно - конец "последних известий". Они узнали только, что шведские туристы собираются в Ленинград, что футбольный матч кончился со счетом три - ноль в пользу "Динамо" и что завтра ожидается переменная облачность, ветер слабый, температура утром восемнадцать.

Потом раздалось пение: диктор объяснил - это известный французский певец.

Улицы Парижа, серые и голубые.

Я иду один, со мной идет печаль...

Соня не выдержала, подошла к приемнику. Какая грустная песенка! Где-то далеко Париж. Савченко идет один. А рядом печаль...

Надежда Егоровна сказала Брайнину, который сидел на другом конце стола:

- Савченко-то в Париже...

- Это хорошие признаки: сторонникам политики с позиции силы не удается, так сказать, воспрепятствовать культурному и экономическому обмену...

Жена Брайнина следила за Соней. Наум, как всегда, попал пальцем в небо. Я знала, что Савченко не отступит...

Все встали. Соколовский, смеясь, рассказывал Леониду Борисовичу, как на московском аэродроме он увидел подвыпившего американца в огромной меховой шапке:

- Жара была страшная. Все на него глядели, а он объяснял: "Я красный казак..."

Надежда Егоровна расспрашивала Лену про Шурочку. Лена показала фотографии. Надежда Егоровна расчувствовалась:

- Хорошенькая! Когда они маленькие, волнуешься. А вырастут - еще труднее... Но она у вас веселенькая...

- Это она с котом Леонида Борисовича разыгралась. Он кота завел...

Брайнин подошел с бокалом к Соколовскому.

- За успех вашего проекта, Евгений Владимирович!

Они чокнулись.

Вера Григорьевна в углу о чем-то разговаривала с Соней; обе были оживлены и смущены. А когда Вера смущалась, она становилась похожей на молоденькую девушку. Надежда Егоровна шепнула Соколовскому:

- Посмотрите, Евгений Владимирович. Можно подумать, что они раскрывают друг другу сердечные тайны.

Соколовский улыбнулся

- Может быть, и так...

До Коротеева долетела одна фраза Сони:

- Я раньше думала, что все сложнее. А теперь мне кажется, что все проще, наверно, в этом вся сложность...

Когда Коротеев возвращался домой с Леной, она говорила:

- Я Веру хорошо знаю. Ведь она даже, когда ко мне приходит, всегда что-нибудь придумает - или книгу забыла вернуть, или Шурочка плохо выглядит... Горохов ее называет "рак-отшельник". Никогда я не могла себе представить, что она пойдет в гости. А ты видел, какая она была веселая?.. Скрывала от всех про Соколовского, а сегодня при Брайнине сказала ему: "Я пойду к тебе..." Я за нее так радуюсь! Ты не представляешь себе, Митя, какой она чудесный человек!

Потом Лена замолкла. Они шли, взявшись за руки, как дети.

Лена думала теперь о муже. Наверно, я не все знаю в его жизни, да и что знаю, не могу понять до конца... Эти дни он веселый, но завтра на него может найти то, прежнее... Все равно, кажется, я теперь не растеряюсь: знаю, он сильный, справится...

- Митя, о чем ты думаешь?

Он остановился, чуть удивленно поглядел на нее и все с той же легкой полуулыбкой ответил:

- Не знаю...

Навстречу неслась машина, и на секунду фары осветили лицо Коротеева высокий лоб, упрямые складки возле рта.

17

Накануне своего отъезда в Пензу Соня зашла к Володе. Он работал - рисовал для плаката банки с рыбными консервами.

- Знаешь, Володя, я хочу перевестись сюда. Конечно, твой Журавлев постарается мне попортить кровь, но я думаю, что все-таки отпустят.

Соня боялась, что брат начнет расспрашивать, почему она решила перевестись, но Володя в ответ улыбнулся:

- Я очень рад за тебя. Понимаешь, очень...

Помолчав, он сказал:

- Кстати, если ты будешь с мамой, я смогу уехать.

- Ты собираешься в Москву?

- Ни в коем случае! В общем я никуда не собираюсь, сказал скорее отвлеченно...

- Володя, у тебя какие-нибудь неприятности?

- Напротив, все в полном порядке.

- Почему ты хандришь?

- Не знаю. Очевидно, оттого, что хорошая погода, весна. Обратная реакция...

- Я тебя очень мало видела. Кто это Бушагин?

- Человек.

- Я понимаю, что человек. Но почему ты все время с ним? Он тебе нравится?

- В общем - да.

- Говорят, что он горький пьяница.

- Это преувеличено. Он ведь бухгалтер, ему приходится считать деньги. Выпивает. Иногда без этого трудно...

- Володя, я боюсь, что ты дуришь. Ты мне писал, что мы должны помнить отца, держаться друг за друга. А я вот уезжаю, и ты в таком состоянии. Обещай мне, что ты постараешься быть пободрее, а в случае чего напишешь. Обещаешь?

- Конечно, - он вдруг засмеялся. - Обещать, кстати, нетрудно. Я уж столько надавал обещаний! А вот выполнить... Сонечка, не сердись! Право, постараюсь...

Он и Надежда Егоровна проводили Соню. Прощаясь, она неожиданно сказала матери:

- Может быть, я скоро вернусь. До свидания!

Володя долго махал платком, а глаза у него были грустные.

В купе сидели женщина с крохотной девочкой, командировочный, который, как только поезд тронулся, начал уютно похрапывать, прижимая к себе невероятно пухлый, потрепанный портфель, и юноша, по виду студент. Девочка все время пыталась подойти к Соне, но мать ее не пускала. Студент сказал Соне:

- Нечего сказать, скорый! Тащится, как реактивная черепаха...