Наконец он решился.

Сабуров встретил его, как всегда, приветливо. Но Володя молчал. Глаша делала вид, будто что-то прибирает. Все трое испытывали неловкость.

Сабуров украдкой поглядел на Володю. Он очень изменился, постарел. Наверно, мучается. Я говорил Глаше, что он сам себя наказал. Ведь он очень талантлив и вдруг увидел, что растоптал себя... Глаша этого не понимает... Вот бы написать его портрет!.. И, забыв про все, Сабуров невольно залюбовался Володей. Узкое лицо с тяжелым подбородком, серо-зеленоватое, а глаза яркие, будто фосфорические, под высоко поднятыми бровями; чувствуется напряжение, большие душевные муки. Напоминает один портрет Греко, позади рыжие скалы... Неловко, что я его разглядываю...

- Как твое здоровье, Володя? Мы ведь очень давно не видались. Я боялся, что ты больше не придешь...

Володя вздрогнул. Теперь я должен все сказать. Но как он ни пытался, он не мог вымолвить слова, только губы судорожно шевелились.

А Сабуров суетился, спросил, не хочет ли Володя чаю, пытался его развлечь - начал вспоминать школьные годы.

Глаша все время молчала.

Володя поднялся и почему-то сказал:

- Весна в этом году поздняя... Я пойду..

Вдруг он увидел на стене тот пейзаж, о котором говорил Савченко: ранняя весна, кое-где снег и нежнозеленое пятно. Как в городском саду, когда я дурил с Танечкой. Тогда казалось, что все может перемениться. А не вышло...

- Это мой последний этюд, - сказал Сабуров.

Володя машинально подумал: сейчас она воскликнет: "Да это просто удивительно!" Но Глаша по-прежнему молчала.

- Я пойду, - повторил Володя, и на этот раз действительно пошел к двери.

Глаша встала.

- Я вас провожу до ворот, грязь во дворе ужасная...

У калитки она сказала:

- Я вас об одном прошу: никогда больше не приходите, очень вас прошу!

Такой он прежде не видел ее - ни в жизни, ни на портретах Сабурова, - и столько гнева было в ее глазах, что он отвернулся, быстро зашагал вниз по крутой скользкой улице

10

Поговорив с Головановым, Трифонов шел к своей машине, когда увидел Коротеева.

- Дмитрий Сергеевич, а я не знал, что вы вернулись! Как здоровье? Ванны принимали? - И, не дожидаясь ответа, он заговорил о работе: - Как вам понравился проект Сафонова? Говорят, что производительность повысится на четыре процента...

Коротеев ответил, что еще не успел познакомиться ни с проектом Сафонова, ни с предложением Соколовского.

- Ну, это несерьезно. Вы ведь знаете, что я всегда поддерживал передовые предложения, но это, простите меня, очковтирательство. Одно дело лабораторные опыты, другое - крупное промышленное предприятие ..

- Мнения расходятся. Нужно хорошенько подумать.

Трифонов согласился и хотел было идти дальше. Коротеев его удержал:

- Вы ведь знаете, что партбюро вынесло выговор Соколовскому?

Трифонов вздохнул.

- Конечно, неприятно - старый член партии, на заводе давно работает. Но нельзя не одернуть. Ведь так легко все развалить... Мне говорили, что одиннадцать за, а против только двое...

- Да, я голосовал за.

- Правильно поступили, Дмитрий Сергеевич. Я знаю, что вы цените Соколовского, но это вопрос принципиальный...

- А по-моему, мы ошиблись, подошли формально. Во всяком случае, на партсобрании я предложу не утверждать...

Трифонов рассердился. На его бледном, пергаментном лице щеки складками стекали вниз, и когда он сердился, складки шевелились.

- Ничего не понимаю, Дмитрий Сергеевич! Да и объяснить трудно. Подрывает авторитет...

- Исправить ошибку никогда не поздно. Соколовского мы знаем не со вчерашнего дня. Человек он вспыльчивый... А работать он никогда не отказывался, это неправда. Взыскания он не заслужил. Так я и скажу...

- Ваше право. И партсобрание вправе не утвердить. Вы ведь знаете, я всегда отстаиваю принципы партийной демократии. Да и насчет Соколовского не хочу с вами спорить - вам виднее... Но факт остается фактом: на бюро вы голосовали за. На вашем месте я не стал бы выступать против. Непоследовательно... Партсобрание все равно утвердит. А вы окажетесь в странном положении.

- В странном положении я теперь. Вернее сказать, в скверном - голосовал не так, как думал... Я собирался поговорить об этом с Деминым. Он вчера приезжал на завод, но я был в цехе, и мне не сказали. Вот так, Захар Иванович...

В машине Трифонов долго не мог опомниться; его щеки продолжали сердито шевелиться.

У Коротеева на заводе большой авторитет Сегодня - за, завтра - против. Нельзя так! Кто его уважать будет?.. Твердой руки нет. Голованов человек честный и в своем деле разбирается. Но он слишком мягок, размазня... Ясно, что Соколовского следовало одернуть. Но если уж он у них непогрешимый, нечего было затевать историю. Сафонов уверял, что все против Соколовского... Меня их склоки не интересуют. А развалить очень легко... Коротеев не случайно упомянул о Демине. Будь сейчас Ушаков, я не волновался бы. Конечно, Ушаков потакал Соколовскому, но в данном случае он ответил бы Коротееву, что нельзя раздувать историю... А за Демина я не отвечаю.

Вернувшись в горком, Захар Иванович долго думал о разговоре с Коротеевым. Нехорошо, очень нехорошо!. Он вспомнил и толки вокруг скандала с Красновым и десятки жалоб на различные бытовые непорядки. Не умеет Голованов одернуть, навести порядок...

Конечно, беспорядка при Журавлеве было куда больше, но тогда люди говорили о своих обидах жене или друзьям, а теперь они шли с претензиями к Голованову, к Обухову, в горком, и Захар Иванович думал: распустить людей легко. Тогда и производительность снизится, никакое новаторство не поможет... Коротеев депутат, выступает с докладами, на прошлой неделе в "Труде" была его статья. Нельзя же подрывать авторитет!

Прежде было просто: горком мог утвердить - и все. Теперь труднее... Да и Демин не согласится. Странный он все-таки человек, я ему говорю: "Может отразиться на производстве", а он отвечает: "Производство - это люди". Любит щегольнуть фразой. Ему бы писателем стать, а в партийном аппарате это фигура неуместная.

Все в Демине раздражало Трифонова. Худой, одни кости, а ест много, ростом с каланчу, вообще, если посмотреть со стороны, - бегун, призы ему брать. Вот он и бегает - то на заводе, то в мясокомбинате, то на строительстве, причем ни шляпы, ни кепки, спрашивается: если кто-нибудь поклонится, как он ответит? Хитров говорил, что он в цирке вел себя неприлично, хохотал громче всех клоуны его рассмешили. Другой бы постеснялся, а он о престиже вообще не думает. Самоуверенность потрясающая! Скажи семикласснику, что ему предстоит выступить на школьном собрании, мальчик подготовится, напишет, зачитает. А Демин Первого мая выступил с отсебятиной, да еще при всех на трибуне объяснял: "Народ не любит, когда по бумажке..." Работать стало просто невозможно: два раза в наделю принимает всех, причем каждого усаживает. Зоя теперь не может справиться - приходят и кричат: "Подумаешь, заведующий отделом!.. А почему к Демину можно?.." Ершова раскритиковал: газета будто бы скучная. Стоит кому-нибудь выступить поострее, как он сразу говорит: "Толковый человек"... Можно сказать, сам ищет беспорядка. Не понимаю, как такого прислали?..