Посвящаю Крис
— Сагр?! — переспрашивает меня Локи, смеясь. — Ты серьёзно?!
— Ну да, — отвечаю я, недоумевая, делая ещё один затяг и передавая косячок Уллю, в его руках скрутка полыхает ярким малиновым огнём, потом спохватываюсь и возмущённо бурчу: — Почему я это сказала вам, вообще, почему я это сказала?
Боги смотрят на меня вначале пристально и серьёзно, затем начинают ржать так, что стены ветхой хижины сотрясаются.
— Это всё твой любимый травник, трава заставляет человека говорить правду, — сквозь смех проговаривает Улль и показывает на косяк, передавая его Локи.
— Твою же мать, надеюсь, он этого не слышал, — бормочу я.
— Какое там! — отвечает Локи, быстрый вдох, он передаёт косяк мне, на что я отрицательно мотаю головой, рыжий беспечно пожимает плечами и предлагает пыхнуть Уллю, тот тоже отказывается. — Сагр, наверное, сейчас ищет местные цветы, он вообще любит цветы, — он переводит взгляд на меня, — больше, чем женщину, даже если она очень красива…
Улль покидает хижину.
— Ребят, я свежим воздухом… — проговаривает он и уходит, не договорив.
— А, в лес, — многозначительно хмыкает Локи, смотря ему вслед.
— А как же Ванадис? — недоуменно спрашиваю я, видя, как жёлтые глаза бога лукавства обращаются ко мне.
— А что Ванадис? — переспрашивает он недоуменно.
— Ну он же её любил! — пробую возразить.
— Как любят произведение искусств, — Локи выкинул бычок в очаг, — он слишком несмелый для того, чтобы…
— Зато ты — даже слишком, — проговариваю я сквозь зубы.
— Ну да, — его нисколько не смущает мой тон. — Может быть, ты и я…
— Помечтай, — произношу я и встаю, расслабленно, ноги подгибаются, но я плетусь к выходу.
— Зря ты так, золотко, узнала бы много интересного… — летит мне вдогонку.
Я еле сдерживаю смех и выбираюсь из хижины. Прохожу по полю дальше, и меня затягивает высокая трава. Свежий воздух выдувает из меня остатки наркотика. Моё тело сразу же охватывает ночная прохлада, но не такая, чтобы замёрзнуть, а порождающая желание вдохнуть воздух, напоенный вязкими ароматами высокой зелёной травы, ненавязчивого запаха цветов, словно бы волнами вплетающегося в них, как ленты в белокурые косы Сагра…
— О, Один, о чём я думаю, — слышу я свой голос словно со стороны.
— О чём бы ты ни думала, иногда лучше молчать, чем говорить, — тихий, спокойный, холодный голос.
Вздрагиваю и ищу глазами источник звука. Из высокой травы показывается белобрысая макушка. И я усмехаюсь, пробираясь к нему. Трава внезапно заканчивается, а я ступаю на цветочную поляну, посреди которой на коленях стоит Сагр.
— Ты что здесь делае… — начинаю было я.
А он разворачивается, и его глаза блестят, оттеняясь зелёными красками травы и поблёскивая холодным светом луны.
— Тише, ты спугнёшь чудо, — его шёпот снижается до благоговейных ноток, и я подхожу ближе, коленями опускаясь на тёплую землю.
Я непонимающе смотрю на него, а он широко улыбается и указывает мне на землю, сплошь усеянную ничем не примечательными цветами блеклого красного цвета. Скептически возвращаю взгляд на его лицо. Сагр не перестаёт улыбаться.
— Иногда ничем не примечательные вещи могут сильно удивить, — произносит он.
Я пытаюсь что-то сказать, как перед глазами поляна, полная цветов, вспыхивает приглушенным малиновым светом, и слышится тонкий звон колокольчика. Удивлённый взгляд на травника, он довольно усмехается в усы.
— Но… как?! — спрашиваю я, прикасаясь к цветам, которые снова обрели прежнюю блеклую окраску, хрустальный звук обрывается на полутоне. — Это всё твой косячок.
Ванир мягко улыбнулся.
— Это арнарии, и это нетипично для них — загораться светом, — произносит Сагр.
— Но тебя не удивляет это? — пытаюсь возразить я, пробегаюсь взглядом по горящим глазам и сведённым в нитку губам.
— Я слышал, что они зажигаются, но никогда не видел, — ответил травник.
— А как ты узнал?.. Сейчас?.. — спрашиваю я, и где-то в области груди разливается теплота под его добродушным взглядом.
— Ты подошла, — был ответ травника.
Я перевожу растерянный взгляд на цветы, потом на него.
— Арнарии — проводники в мир, где магия — обычное дело, я почувствовал, что они загорятся, как только ты вступила в траву, — его взгляд стал не менее растерянным, чем мой, и он потупил его, пристально изучая венки на своих ладонях, — они как любовь, настоящая любовь, которая бывает один раз в жизни.
Меня словно окатывает ледяной водой, моментом отрезвляя.
— Ванадис? — у меня вырывается, шёпотом, стараюсь не выдать своих чувств.
Мужчина вздрагивает и смотрит прямо мне в лицо. Я же мысленно собираюсь, кутаясь в притворство, в конце концов, кто я такая для древнего ванира — всего лишь попаданка из Мидгарда, человек.
Встаю с колен и благодарю травника:
— Спасибо за чудо, которое я сегодня увидела.
Разворачиваюсь с тягостными мыслями в голове, но меня мягко останавливает тёплая ладонь Сагра, лёгшая на мою шею словно лассо, поймавшее зверя. Я замираю, наслаждаясь той властью, что есть в этом жесте. Хочу обернуться, а про себя думаю: «Вот ведь, чёртова Валькирия, соберись», — сердце предательски ухает вниз, и я начинаю отрывисто дышать. Нахожу в себе смелость обернуться и встречаюсь с изумрудными звёздами. Скольжу взглядом по губам, вижу, как и он неспокоен. Его рука всё также покоится на моей шее. Догадываюсь, что испрашивает позволения.
— Земля ещё тёплая, — шепчет он ласково, сводя скулы, видя, как я лукаво улыбаюсь ему на эти слова.
Осознает наше общее состояние. Мне чудится в этом что-то настолько первобытное, когда мужчина и женщина не смотрят друг на друга оценивающе, прикидывая, на какой тачке он сегодня повезёт её и в какой ресторан и через сколько времени она раздвинет перед ним ноги, нет, а то, когда нечто в них настолько общее, как будто разделённое, и когда встречается, то пытается соединиться и насладиться давно потерянным и вновь обретённым.
Я чуть заметно киваю и тут же ощущаю на своих губах его горячие. Откуда это в холодном ванире? Но мне не хватает времени, чтобы трезво рассудить, да и надо ли, когда моментом становящиеся горячими ладони, медленно огладив плечи, спускаются на грудь, невесомо прикасаясь, пробуждая соски, распускающиеся, как фиалки, под его ладонями. Кажется, я стону от лёгких прикосновений. Как ответ, притянул ещё ближе к себе, освобождая шею от волос и прикусывая у основания позвоночника, словно дикий зверь. Ещё сильнее впечатываюсь в его грудь, мурашки пробегают от шеи до колен, отдаваясь болезненной тоской внизу живота и опускаясь в ноги.
Разворачиваюсь к нему, раскрасневшаяся, сгорающая от желания — изумруд тёмен и как будто грозен. Его ладони трогают моё лицо, губы порывисто целуют мои, и я уже ласкаюсь к нему, как дикая кошка. Отрывается и расстёгивает плащ, расстилая передо мной. Взгляд снизу вверх, я дышу ещё тяжелее. Самое сексуальное, что может дать мужчина женщине — заботу. Он поднимается в полный рост, вновь нависая надо мной. Мы коротко целуемся, пытаясь снять друг с друга одежды, бряцая железными поясами, мечами, путаясь в шнуровках рубах. Вновь поцелуи, тихие ругательства Сагра на ванском сквозь зубы, мой хриплый смех. Одежда скинута, и мы обнажены в свете луны, в котором утопаем. В его взоре я вижу восторг и любование. Скольжу по его телу глазами, тоже не скрывая вожделения. Сагр не даёт опомниться, и я растворяюсь в его сильных руках, чувствуя, как внутренняя часть бедра намокает сильнее, слыша, как он сдержанно стонет, обходя меня сзади и вновь представая передо мной. Пунктирные поцелуи и дыхание через раз.