— Присядь, — немного жестко и нервно произносишь ты, всё еще несмотря на меня.

Я присаживаюсь возле стола и смотрю как ты, чуть помедлив, встаешь, проходишь и грузно садишься на стул напротив меня. Я вижу твое болезненно перекошенное лицо: ты беспокоишься за меня и тебе больно, что я ослушался тебя. В моем горле ком и я судорожно сглатываю его. Ты не кричишь на меня, не злишься, тебе больно и это убивает меня. Ты молчишь.

— Отец, я … — было начал, когда понял, что могу сказать это твердо.

— Я не хочу оправданий, сын, я хочу понять для чего и стоит ли это твоего блестящего будущего?

Его тяжелый, мрачный взгляд скользнул по мне и он сцепил ладони в замок. Замкнулся. Злится. Больно за меня и себя. Думает, что Вики такая же как её мать.

Я вздохнул, успокаиваясь и начал говорить:

— Когда-то я был на задании на земле, отец, я устало брел к круговороту и услышал настолько сильный и горячий человеческий призыв — молитву Шепфа, что не мог не откликнуться и это привело меня на ступени к старой церкви. Я увидел там маленькую милую девочку, солнце бликами играло в её каштановых волосах, а красивое личико было искажено — ее мать умерла. Я не мог удержать ускользающую жизнь, Шепфа призвал её к себе. Я не знаю, что произошло в этот момент: искренняя молитва девочки или мое ей сочувствие, но она видела меня, её искрящиеся изумрудные глаза смотрели прямо на меня, в мои глаза, в мою душу. Это была Вики. Вики Уокер. Девочка, чью душу я полюбил уже тогда. Это чудо, которое я пронес с собой за все время до того момента пока мы снова не встретились с ней, когда та стала взрослой прекрасной девушкой. Она разбудила во мне все то, что я думал уже уснуло навсегда и это так не похоже на то, что было с Мирандой — сладкий дурман, заполнивший все вены и отравивший кровь. И я здесь согласен с тобой, отец, ты был прав.

Отец вскинул на меня удивленно глаза и я увидел изумление в них. Мы никогда не говорили так откровенно — привыкшие оба носить в себе свои переживания, оба немногословны и скупы на эмоции.

Я продолжил, снова сглотнув ком, потому что чувствовал твое понимание, ты молчал не перебивая, ты чувствовал меня в этот момент и моя душа ликовала:

— Самое удивительное, что она узнала во мне Ангела того, кто утешал её на ступенях церкви, она настолько сильно чувствовала меня, что я увидел зарождающуюся любовь ко мне. Я ничем её не заслужил, я и сам потерял голову и это было наше чудо. Вики стала еще прекраснее, теперь я уже увидел в ней женщину и она меня манила как аромат цветов вишни, я не мог сдержаться и мы целовались тогда. И еще мы рисовали, мы безумные, я знаю…

Я прервался и мечтательно улыбнулся воспоминаниям, заметил, что и у тебя невольно поднялись в легкой улыбке краешки губ.

— А потом, потом была авария и я потерял её, как думал навсегда… — я не смог скрыть горечь в голосе.

Я увидел, что ты почувствовал мою боль как свою.

— А потом, увидев её здесь и, наконец, показав Вики какой я на самом деле, я приказал себе забыть все чувства, что возникли у меня к Непризнанной на земле, я отрицал всё, что испытывал к ней, в том числе и чувственное влечение. Но общение с ней и соперничество за внимание девушки с Люцифером, показало мне, что мои чувства не пустышка и я люблю её, а она меня, мы научились доверять друг другу настолько, что договорились читать мысли друг друга только если кто-то из нас попросит это сделать, а потом она поняла и меня, когда я сказал, что есть запрет на плотскую любовь. Но наша любовь справилась и с этим, явив нам наше чудо созерцание, когда мы были вместе и нам было так хорошо, как не было никому… — сказав это всё, я тяжело вздохнул.

Отец внимательно слушал меня и я по его лицу видел, что он переживает.

— Но как бы мы не бегали по замкнутому кругу, влечение все равно сильнее, я люблю эту девушку, отец, и это не то… это не так… — я запнулся и пристально посмотрел на отца.

— Как у меня, — продолжил за меня он.

Я посмотрел на его лицо еще раз: седые волосы, морщинки возле глаз и губ, серые глаза подернутые вечной печалью. Я безмерно люблю его.

— Спасибо за доверие, сын, ты раскрыл мне душу, я, как отец, рад, ведь ты всегда так замкнут со мной, но я тебя не виню в этом, я сам такой же, но мой долг предупредить тебя — девушка обречена, — отец чуть склонил голову, избегая смотреть на меня, — Она исчезнет из твоей жизни и ты будешь страдать… Я… Я не хочу тебе моей судьбы…

— Я знаю, что вокруг неё тайна, что она сама в себе это чувствует, но я ещё сильнее её люблю и я сделаю всё, что в моих силах, чтобы предотвратить беду…

Я встал, считая, что могу уйти, потому, что всё сказал, но меня остановил тихий голос отца:

— Стой, сын…

Я остановился и посмотрел на него. Поднявшись из кресла, он чуть поморщился от боли, я знал, что его беспокоит колено. Он подошел ко мне и крепко обнял меня. Я обнял в ответ, медленно, изумленно.

— Иди к ней и не упускайте ни минуты, будьте всегда вдвоем.

Я выбежал из кабинета отца окрыленный и отправился на поиски Вики.

========== 14. Обреченная (от лица Вики) ==========

Я покорно шла за матерью по широким мрачным, с готическими сводами, коридорам школы Ангелов и Демонов. Её волосы, одинакового цвета с моими, крутыми кудряшками были разбросаны по плечам, крылья подрагивали при ходьбе, стремительность с какой она двигалась, беспорядочно развевала её кипенно-белые перья.

Мы зашли в кабинет, полагаю, самого директора школы Кроули. Жестом она пригласила меня сесть на диванчик возле камина, присев рядом. Мать быстрым взглядом осмотрела меня, немного нервно смахнув волосы, отвернулась и вперилась немигающим взглядом на огонь.

А мне так хотелось ласки от неё: мне хотелось, чтобы она придвинулась ко мне и обняла меня, крепко-крепко, чтобы я почувствовала её любовь ко мне и заботу обо мне, как в детстве. Двигались стрелки часов, отмеряя свой вечный ход. Тянулись минуты, а разговор не завязывался. Мне казалось я попала в какой-то сюрреалистичный мир, со своими непонятными загадками, недомолвками и плохой концовкой в итоге. Так я уже в нем.

Наконец молчание закончилось и мать, повернувшись ко мне, слишком пронизывающе взглянула на меня. Она заговорила низким, слегка хриплым, голосом размеренно и даже буднично:

— Давно нарушаете?

Я немного опешила от прямоты заданного вопроса.

— Это так важно? — ответила я вопросом на вопрос, начиная злиться.

Мать немного озадаченно взглянула на меня и положила сухие ладони с тонкими и длинными пальцами на мои, а я успела заметить, что цвет волос и глаз это не всё что есть между нами общего.

— Важно для того, кого ты любишь, — произнесла Ребекка, немного грустно.

Я не понимающе смотрела на неё и с тяжелым чувством ждала продолжения её фразы. А мать предательски медлила, я видела, как она морщится, ей тоже больно. А это значит… она меня все еще любит?

— Потому что время, которое тебе отпущено — истекает…

Я вздрогнула и по телу разлилось предательское онемение вперемежку со жгучим чувством неизбежного плохого предчувствия. Низ живота скрутило жутким узлом отчаяния, я силилась не заплакать. Паззл, состоящий из мрачного наития, ужасающих, холодящих душу снов, уроков демона и ангела, обрывков разговоров, легких намеков наконец-таки сложился. И я уже знала, что скажет мне моя мать дальше.

— Я это знала, предчувствовала… — пролепетала я под пристальным, резко ставшим холодным, взглядом Ребекки.

— И позволила себе самой влюбиться и полюбить тебя?

Мои глаза наполнились слезами, меня сейчас как-будто били по щекам, вылили ушат холодной воды и растоптали.

— А сердцу можно приказать? — слезы свободно текли, я и не думала сдерживаться.

Мать, как тогда ночью, тронула мои щеки и внимательно рассмотрела влагу, что у неё осталась на пальцах. По её лицу прошла судорога.

— Нельзя… — тихо выдохнула она, согласившись со мной.

Мать молчала, отвернувшись к камину, я слушала потрескивание огня и свои утихающие всхлипы.