Я, всё так же не оборачиваясь, усмехнулся и, снова взявшись за ручку, потянул её на себя. Дверь со скрипом открылась и моему взору предстала ещё одна лестница, ведущая вниз. Это, безусловно, был спуск в подвал. А скорее даже – в подземелье, учитывая тот факт, что находился я сейчас в замке. Подтверждал это и сопутствующий антураж.

Ну, что же. Подземелье, так подземелье. Почему-то чаще всего мне приходится спускаться в различные подвалы, катакомбы, склепы и прочие места, лишенные доступа солнечного света и свежего воздуха. И вот опять. Значит, пусть будет так. Пусть будет подземелье.

Электрический свет здесь отсутствовал. Однако по боковым стенам были развешены факелы, освещавшие спуск вниз. Судя по лёгкому сумраку, царившему внизу, факелы и дальше оставались единственным источником света. Рассмотреть подробно, что именно ждёт меня в конце спуска, не представлялось возможным. Лестница внизу упиралась в какой-то проход, уходивший направо и, естественно, находившийся вне зоны обозрения сверху.

Ничуть не смутившись от ожидавшей меня внизу неизвестности, я уверенно начал спускаться по лестнице. Всё это было так знакомо.

Страх, оживший с новой силой в этом замке, слегка уменьшил свой напор наверху, разделив свою власть там со слегка забрезжившими чувствами надежды и облегчения. А вот внизу безраздельно властвовали ужас и паника. Ну что же. Так и должно быть.

Уже очутившись внизу, но даже не успев пока еще повернуть в проход, безусловно ведущий меня к моей цели, я почувствовал лёгкий стук сверху. Подняв голову, я обнаружил, что дверь, через которую я только что прошёл, опять закрыта. Но не на засов, нет! Даже не на маленькую цепочку, с усмешкой констатировал я.

Кто-то очень не хотел больше видеть меня и не стал даже дожидаться, когда я отойду подальше, поспешив возвести между собой и мной хотя бы какое-то подобие преграды. Пускай и очень смешной преграды, надо прямо сказать, но, тем не менее, отрезавшей меня и царивший в подземелье легкий сумрак от всех существ наверху, а также и от яркого света электрических ламп, в изобилии наполнявших комнаты самого замка. И заодно лишив меня и последнего спутника сверху – тонкого лучика, сына этого самого яркого света, пытавшегося до этого пробить себе дорожку вниз, но постепенно терявшегося в тёмных тенях подземелья.

А и зачем мне сейчас этот свет? Даже факелы, пытавшиеся бороться со страшной темнотой подземелья, мне, на самом деле, погоды никакой не делали. Это для нежных дам и чересчур впечатлительных юношей темнота, только ещё грозившая победить красные отблески огня, уже несла неведомую и от того ещё более ужасную опасность. Она способна была заставить дрожать от ужаса, вынуждала судорожно вздрагивать от любого звука и даже периодически терять сознание от переизбытка чувств. Темнота и мрак очень часто сами по себе бывают смертельно опасны. Для многих, почти для всех. Но не для меня, само собой разумеется.

Для меня что темнота, что свет – всё едино. Предпочтение я не могу отдать ни тому, ни другому. Моё зрение одинаково быстро приспосабливается и к ярким лучам солнца и к кромешной тьме. Пусть по-разному, но приспосабливается.

Длинные тени от домов, закрывающие днём весь переулок, и дрожащие тени, образованные тусклым светом ночных фонарей, для меня всего лишь тени. Ни место, где способны спрятаться ужасные монстры – порождение самого извращённого творчества владыки тьмы. Ни место, где притаились укутавшиеся в серые плащи убийцы и душегубы, упорно дожидающиеся своих жертв. Ни место, таящее в себе неведомую и неотвратимую угрозу, от того ещё более ужасное и отталкивающее. Нет! Для меня это просто тени. Самые обычные, ни чем особо не примечательные. В большинстве своем, конечно. Бывают, надо признать, некоторые исключения.

Исключения – это когда в самой глубине тени, пытаясь слиться с самим мраком, всё-таки притаится какое-нибудь недоразумение. Из описанных чуть выше. Ну, или каких других, подобных им.

Правда, только для меня недоразумение. Для обычного человека – это те самые ужасные создания, встреча с которыми не принесёт ничего, кроме боли, физической и душевной. Ничего, кроме страшных потерь, а в конечном итоге – смерти, чаще всего извращённой, жуткой, долгой и мучительной.

И вот здесь обычный человек в первый и, чаще всего, в последний раз может позавидовать той самой чересчур впечатлительной и чувствительной особе, обычно хилой и болезненной, не владеющей толком никаким делом, причем независимо от того является эта особа женщиной, мужчиной либо ребенком. Ведь эта самая особа, только лишь осознав, с кем свела её судьба, медленно осядет на землю, да и тут же испустит дух, скоропостижно скончавшись от разрыва сердца. Да так и останется лежать перед опешившим созданием тьмы, озадаченно почёсывающим свой лохматый затылок и обиженно надувающим губы, как то дитя, которого лишили сладкого на обед.

Обычный человек будет желать умереть, но не сможет. Неожиданно он поймёт, сколько на самом деле ещё таится сил в его теле, сколько там скрытых резервов и желания жить. И, несмотря на весь тот ужас и все те мучения, которые он сейчас испытывает, обычный человек умрет именно тогда, когда этого возжелает его страшный визави, шагнувший неожиданно из тени.

Для обычного человека эта встреча будет очень неожиданной. Но, я то ведь отнюдь не обычный человек. Спрятаться от меня в тени, в сумраке, в темноте, ну или хотя бы просто остаться незамеченным, просто невозможно. Невозможно примерно так же, как и остаться незамеченной посередине улицы голой двухметровой бородатой женщине. Той женщине, что стоит солнечным летним днем под включенным фонарём, вылившей на себя не меньше пяти флаконов мужского одеколона с самым отвратительным запахом, какой только вы себе могли бы представить, и во всё горло орущей какой-то бравурный марш.

Для меня сравнение любой особи, скрывающейся в темноте, с образом двухметровой женщины не является преувеличением. Просто так оно и есть. Я, может, и не так прекрасно вижу в темноте, как днём. Ну, так и что?! Каждая тень для меня различима, как различимы настоящему художнику все оттенки красок. Мне положение и форма теней расскажут и покажут, что ждёт меня на самом деле в, казалось бы, непроглядной тьме, больше, чем вам расскажут ваши глаза там же, но в свете сотни электрических ламп.

От вашего взора укроется человек, жмущийся к стене дома, стоящего вдоль дороги, по которой вы идёте на работу утром? Ярким, солнечным утром. Смешно! Так вот для меня создание, пытающееся скрыться во мраке, сродни такому бедолаге, пытающемуся слиться со стеной. К тому же я способен различать огромное количество запахов и без особого труда определять, откуда они исходят и кому принадлежат. Бедолаге или обычному человеку. Или это одно и то же?

Я уже не говорю про то, что мой слух очень хорош. Очень. Я слышу, как в соседней комнате дышит паук, поджидая на краю паутины свою жертву. Чего уж там говорить о других обитателях нашей грешной Земли. Их я услышу, даже если буду крепко спать после долгого изматывающего дня. Слух мой просто идеален! Впрочем, как и я сам. Иначе я не был бы тем, кем являюсь.

Я усмехнулся. Настроение моё заметно улучшилось. Идти стало веселей. Несмотря на то, что идти надо было, похоже, ещё совсем не мало. Вот ведь, весь я такой, какой есть. Всегда найду себе развлечение по пути. И всегда смогу поднять себе настроение даже там, где это остальным кажется невозможным.

Факелы по-прежнему освещали мне путь, теперь уже прямой, как стрела. Стрела, смотрящая вдаль.

Вдоль стен справа и слева то и дело встречались какие-то комнаты, больше похожие на камеры для бедных узников. И это было не в новинку мне. Случалось, что в сторону уходили новые коридоры, освещённые такими же факелами. Однако идти мне нужно было, несомненно, именно прямо.

И я шёл. Шёл быстро, понимая, что должен, да просто обязан, успеть к тому, кто так долго ждет меня.

Не первый раз я спешил на эту встречу, но каждый раз опаздывал. Каждый раз что-то да мешало мне. Однако сегодня я намерен был, во что бы то ни стало, успеть. Я прекрасно осознавал, что времени у меня оставалось всё меньше и меньше. И только назначенная, но всё никак не состоявшаяся встреча должна была бы всё расставить по своим местам. Привести все дела в должный порядок. То есть сделать то, к чему я стремился всю свою жизнь. Чем я занимался всю свою жизнь. В меру своих сил, конечно. Правда, совсем не маленьких сил.