— Ну, раз ты все понимаешь, — Раф наклонился к сидящему напротив Току, — если еще раз замечу в своей комнате — оторву тебе все, что не имеет к твоему телу надежного крепления.
Глаза Тока тут же расширились, как и в прошлый раз, во всю ширь белка, но уши оставались торчать торчком. С этой человеческой улыбкой на приплюснутой кошачьей морде и блестящими черными зрачками оно стало выглядеть мило, ужасающе, правда, но все же мило.
— Так… — Дони внимательно посмотрел на Тока, а затем и на Рафаэля, — кажется, ты ему нравишься.
— Что? — Майки и Раф одновременно задали этот вопрос. Только Майки обиженно, а Рафаэль негодующе.
— Ну, шкала симпатии выше нормы. Ток настроен на сложный аналитический выбор. Только вот… не пойму, почему ты? — Дони перевел взгляд с Рафа на механического кота. — Может, сбой системы?
— Симпатия к Рафу? — продолжал обижаться Майки. — Но это ведь я здесь самый милый! — Он поднял Тока, заглядывая в его разного размера зрачки, и поучительным тоном потребовал: — Люби меня.
Он тыкал своим носом в мордашку кота, повторяя ему: — Меня люби, люби меня, вот эту черепаху, вот эту, я в желтом, в же-е-елтом, люби.
Наблюдать за ним было до невозможности забавно. Глаза кота расползались в разные стороны, как у хамелеона, и малыш повторял все по два раза в каждый из зрачков, переспрашивая у Дони, не изменилась ли шкала симпатии в большую сторону к нему, нежели чем к брату.
Смеясь, я сделала шаг назад, чтобы облокотиться о столешницу позади меня и продолжать смотреть на умилительную картину, как Майки пытается добиться взаимного признания в любви от Тока, который только иногда в ответ на действия черепахи в желтом издавал протяжное равнодушное «Ма-а-у».
Но спина уткнулась в нечто большое. Зеленая рука, в которой была кружка с заваренным чаем, обхватила, удерживая возле меня напиток. Пальцы потянулись к ней, но коснулись его, совместно обнимая керамический предмет. И было важно найти взгляд. Голова поднялась выше, выискивая синие глаза. В этой бездонной глубине была нежность и трепетная надежда. Но на что? Спина расслабилась, отдаваясь в его объятье, позволяя дышать вместе с ним в одном ритме.
Горячая кружка обжигала Лео, но он не обращал на это никакого внимания. Все, что он чувствовал, так это ласковые пальцы поверх его руки, тепло и мягкость прижавшегося к нему тела.
Его вторая рука поднималась выше по бедру. Она не касалась его, но отдавала теплом. Широкая ладонь осторожно легла на живот, неуверенно, словно опасаясь прикосновения, она все же притягивала ближе к пластрону. Лео смотрел так, словно спрашивал — можно ли ему это? Позволю ли я ему так приблизиться к себе?
И он смог прочитать в моем лице согласие. Казалось, ему не верилось в это, он пытался выискивать протест, но не находил его. Большой палец бережно гладил через ткань футболки, вызывая неописуемый круговорот чувств, забурливших внутри. Сейчас, в это мгновение, существовали только мы двое, и ничего, кроме него, не было нужно. Он ласково скользил взглядом по лицу, незаметно устраивая меня поудобнее и ближе к нему; ладонь потянулась к его руке, поглаживающей живот, и легла сверху, возвращая ему ответное поглаживание пальцем по костяшкам. Лео не ожидал встречной ласки, и легкий испуг сменился неуверенным намеком на улыбку.
— Хватит, — грозно сообщил Рафаэль. Он обращался в сторону Майки, но тут перевел пронзительно острый взгляд на старшего брата.
Это заставило вздрогнуть и испуганно оглянуться на Рафа. Но того интересовал только старший брат. Давление руки лидера ослабло, освобождая меня от него, и теперь мне передавалось только тепло от кружки в моих руках.
— Ревнуешь? — самодовольно ухмыльнулся младший брат, тискавший кота. — Дони, как там теперь дела со шкалой любви к Майки?
— Без изменений, но ой… — Дони поднял надбровные дуги в удивлении, всецело завладевая вниманием черепахи в желтом, — зато повысился уровень зловредности, Майки, — и, обращаясь к Току, спросил: — может, дело в желтом цвете?
— Неправда! — воскликнул младший брат в ответ и, отложив кота в сторону, подскочил к Дони в надежде отобрать планшет. Но у брата было преимущество в росте, и Майки никак не мог выхватить у него из рук подтверждение его слов.
— Иди, — его тихий голос шепнул возле уха, дыхание запуталось в волосах, но быстро ускользало. Он ждал, когда я сяду за стол, не двигаясь с места. Старшие братья неотрывно смотрели друг на друга, продолжая вести беззвучную напряженную беседу.
Подошло мое время, когда лидер закончил тренировку с братьями и, выискав меня взглядом, беззвучно пригласил следовать за ним. Я старалась не перейти на бег от нетерпеливого желания поскорее оказаться рядом с ним.
Мы двигались бок о бок, скрываясь за лесным массивом. Он молча обхватил ладонь, боясь заглянуть в глаза и обнаружить там реакцию на это действие. Но пальцы, получив неожиданный подарок, сильнее обхватили его руку. Начало леса было более редким, позволяя нам не разъединяться. Он подстраивался под мой шаг, чтобы мне не пришлось бежать за ним. Это была тихая, спокойная прогулка, рука об руку, в безмятежности которой можно было наслаждаться касанием, вслушиваясь в его дыхание.
— Хенсоджатсу, — он начал говорить, искоса смотря на меня сверху вниз, — это не только искусство ходить бесшумно. Оно включает в себя умение маскироваться и прятаться.
— Усложним задачу? — он остановился, разворачиваясь ко мне лицом, и ожидал ответа. На нем растекалось чувство грядущего удовольствия, и я гадала, что Лео имеет в виду? Мне придется обмазаться грязью и затаиться под покровом листвы, пока хищник будет меня искать своим супер-взглядом? Или обвешаться веточками и притвориться деревом, ну, или на крайний случай, кустиком?
— Попробуй убежать и спрятаться, — та самая коварная улыбка, которую я ожидала от него, коснулась его губ, — даю тебе фору в три минуты.
Леонардо развернулся ко мне спиной, а я никак не могла сообразить, как три минуты мне помогут. Вот если бы тридцать три минуты — то был бы шанс. Он повернул голову, прищуривая глаза, и с лукавой улыбкой произнес: — Беги.
И я сорвалась на бег. Внутри было неописуемое волнение, казалось, перемешалось все: паника, предвкушение, желание, испуг, азарт, и все это породило что-то новое, не испытываемое мною раньше, которое приятно щекотало низ живота.
Я чувствовала себя кроликом, бегущим от волка, но страха не было, только противоречивое желание быть пойманной им.
Мне приходилось бежать, петляя между деревьями, то искоса, то по прямой. В запале от грядущей погони я не разбирала дороги, успев потеряться. Становилось сложнее дышать, легкие начали гореть, а мышцы ног уставать от напряжения. Остановившись, я оглядывалась по сторонам, выискивая себе место, чтобы спрятаться. Подбежав к одному из толстых стволов деревьев, я прижалась к нему спиной, стараясь утихомирить дыхание и вырывающееся из груди сердце.
Леонардо появился неожиданно прямо передо мной, спрыгнув откуда-то сверху.
— Нашел, — и этим фактом он был крайне доволен. В нем было что-то дикое, и это не пугало, напротив, притягивало к себе. Его ноздри раздувались от втягиваемого им воздуха, он вновь напомнил мне хищника, удовлетворяющимся запахом своей добычи, в синих глазах искрилось желание, как будто ему хотелось укусить, попробовать на вкус того, за кем он гнался.
— В чем была моя ошибка? — этот вопрос вызвал недоумение в его лице. Приблизившись, он склонил голову набок. Лидер о чем-то думал, и его мысли вызывали улыбку, уголок рта приподнялся, синие глаза неотрывно следили, возникло ощущение того, что он знает ответ, но не желает со мной делиться тайной, словно я действительно могла укрыться, и тогда у него не было бы возможности меня найти.
— Отдышалась? — Лео отвлек от размышлений о нем. Я кивнула ему, и он продолжил: — У тебя есть пять минут.
— Всего пять? — Он же должен понимать, что добавленные две минуты не помогут мне справиться с задачей.