– Всегда помните, что вы пустое место, так что ходите по струнке!

В сопровождении двух зеркальных шкафов из военной полиции он вышел за порог, и бесшипники наконец остались в общей каюте без посторонних. Большинство впервые за четыре дня оказалось без непосредственного надзора враждебно настроенных военных.

Я облегченно вздохнул и прислонился лбом к дверце своего шкафчика, наслаждаясь прохладным металлическим прикосновением, от которого головокружение, не оставлявшее меня после перелета на МТА, немного утихло. Мало-помалу каюта перестала вращаться вокруг меня. Я смог наконец присесть на край койки и расслабить дрожащие ноги.

– Ну и козлина же этот сержант, а?

Глубокая мысль была высказана моим соседом, молодым человеком с нечесаной темной шевелюрой, который, казалось, лишь недавно вышел из отрочества, несмотря на суровое лицо, пересеченное двумя внушительными шрамами. Он уже начал раскладывать свои вещи в прикроватном шкафу. Я встал с намерением заняться тем же.

– Боюсь, он окажется типичным представителем тех начальников, которые будут помыкать нами следующие несколько лет.

Тот безнадежно покачал головой:

– Не уверен, что выдержу так долго этих кретинов.

Что он себе думает, этот типчик? Что мне своих собственных переживаний недостаточно?

– Поступишь как все: стиснешь зубы в надежде вернуться, когда все будет кончено.

Похоже, он был немного задет.

– А ты так уверен, что они сдержат обещание? Уверен, что снова увидишь Землю, даже если они выиграют эту кампанию, а?

Маленький мерзавец не мог придумать более резкую отповедь. Его ответ подействовал на меня как удар ледяного копья прямо в сердце. С самого начала я изо всех сил старался не думать именно о подобном исходе – в такой ужас вгоняла меня эта мысль. Никогда больше не увидеть Землю, никогда не увидеть столь милых моему сердцу нормандских пейзажей, никогда больше не ощутить луч солнца на лице… Никогда не увидеть мою семью.

Если я не вернусь, Гийеметта и папа совершенно точно скатятся в полную нищету. Вот что переворачивало мне душу. Представить себе, как сестра в базарные дни просит милостыню у городских ворот, а папа заканчивает свою жизнь в жуткой общей камере за то, что украл в чьем-то саду несколько яблок… Нет. Я обязан вернуться. Они обязаны сдержать обещание.

– Да, я увижу Землю!

Я произнес эти слова с такой убежденностью, что сосед перестал складывать вещи в шкаф и уставился на меня:

– Похоже, ты знаешь, чего хочешь, а?

– Ты любую фразу заканчиваешь своим «а»?

– Ну надо же, ваша светлость получили хорошее воспитание, а? И с образованием все в порядке, как я погляжу. Так для чего же тебя мобилизовали, кроме как чтобы давать остальным уроки синтаксиса?

Если этот молокосос решил говорить со мной свысока, то сейчас он свое получит. Не без доли ложной скромности я ответил:

– Специалист по биоинформатике, категория Д.

– Да ну, – машинально откликнулся он, – как и я, надо же!

От удивления я быстро выпрямился, а поскольку до того, доставая вещи из сумки, стоял склонившись над койкой, то здорово приложился головой о верхнюю койку.

– Чего? Ай! Ты тоже?

– Ну и что? Или тебе казалось, что ты единственный парень на Земле, который сумел получить такое образование, а?

– Нет, конечно же нет.

– Значит, мы наверняка будем работать вместе в биоСтрукте, – заговорил я, потирая затылок.

– Не знаю. Зависит от твоей специальности. Я оператор пульта 2CG эрго-команд.

В точности как я. Я не знал, стоит мне радоваться этой новости или нет.

– Гм… Ну, я тоже.

Он улыбнулся, выставив напоказ все зубы, и протянул мне руку:

– Очень приятно, дорогой коллега.

Я ответил на рукопожатие, чувствуя, что во мне пробуждается интерес к парню, который на первый взгляд смахивал на деревенщину, но выказывал живой ум и был специалистом в области, которая требует редкой компетенции.

– Меня зовут Альберик Вильжюст, а тебя?

– Паскаль Жалоньи.

– Рад познакомиться. Извини за недавнишнее, я не очень хорошо перенес перелет и паршиво себя чувствовал.

– Понимаю. Без проблем.

– Ты откуда?

– Из Парижа. Живу недалеко от рынка Блан-Манто.

– Знаю этот квартал, – кивнул я.

– Ты тоже парижанин?

– Нет, моя семья живет в Верноне. Это в Эре, в восьмидесяти километрах от столицы. Но я учился в Париже. А чем занимаются твои родители? Тоже работают в биоинформатике?

– Мои родители умерли восемь лет назад. Они были торговцами.

– О, прости.

– Ничего, ты же не мог знать. Они были убиты сыном маркиза и его бандой мелких отморозков. Те выпили, было поздно, они искали каких-нибудь бедолаг, чтобы покуражиться, и им попались мои родители.

Он сказал это спокойно, уставившись в пустоту, как о чем-то не имеющем к нему отношения. Я не нашелся что ответить; такое частенько случалось в деревнях – в Париже намного реже, – и всякий раз меня это возмущало до глубины души. Сынки аристократов, капризные и одуревшие от безделья, постоянно разгоняли жестокостью свою позолоченную скуку, подбиваемые всякого рода темными субъектами, которые жили за их счет как паразиты. Эти ночные вылазки часто заканчивались кровью, но терпимость властей оказывалась прямо пропорциональна рангу преступника. В большинстве случаев молодой аристократ и его свита отделывались предупреждением, даже без всякого наказания.

– Мерзавцы! – сквозь зубы проговорил я в конце концов. – А что произошло с тобой? Тебе удалось убежать?

– Меня там не было, – буркнул Паскаль. – Иначе я и не пытался бы убежать, а маркизишка отправился бы вслед за моими родителями!

Он повысил голос к концу фразы, и несколько голов обернулись в нашу сторону. Но потом все снова занялись своими делами, больше не обращая на нас внимания. В каюте было до странности тихо, все разговаривали негромкими голосами, словно не чувствуя себя вправе вести себя как обычно. В отличие от почти всего остального корабля, никакой особой радости здесь не ощущалось.

– В один прекрасный день кому-то придется за это заплатить.

Хоть прозвучало это неубедительно, мои слова отражали поднимавшийся во мне глухой гнев. Удивленный такой неожиданной горячностью, Паскаль Жалоньи исподтишка взглянул на меня:

– Кое-какие вещи не стоит говорить при посторонних. Даже здесь.

– Да, ты прав. Но меня это возмущает.

– Как и меня, можешь не сомневаться. Как-нибудь поговорим об этом при случае, в другом месте.

Этот заговорщицкий тон пробудил мое любопытство. Однако я понял, что больше он ничего не скажет.

Сознательно сменив тему, Паскаль продолжал:

– Как бы то ни было, мне не терпится посмотреть вблизи на тот биоСтрукт, за пультом которого придется сидеть!

– А ты что, биоСтруктов никогда не видел?

– Видел, конечно, я даже работал на CYRA-4, когда готовил диплом, но никогда не видел ничего такого масштаба, как на «Святом Михаиле».

– Это нормально. Никто никогда не видел такого, как на «Святом Михаиле», по той простой причине, что ничего столь огромного никогда не создавали.

Ч – 24:32

Во внутреннем порту «Святого Михаила» величественные подъемные краны выгружали контейнеры, во множестве доставляемые на корабль для завершения снабжения. Затем транспортники более скромных размеров переправляли грузы в предназначенные для них секторы. А дальше уже простые автопогрузчики освобождали их от содержимого и развозили все по местам.

Направляя свою машину к погрузочной платформе, которая обслуживала цеха распределительной палубы, водитель контейнеровоза номер 203 Мишель Лассе думал только об одном: о Бертраде, ладненькой официантке из столовой. Он появился на борту в качестве водителя-такелажника за четыре недели до прибытия основного солдатского контингента и с тех пор всякий раз, когда отправлялся получать свою порцию трехразового питания, не упускал случая приударить за этой цветущей девицей, которая призывно хлопала ресницами, поглядывая на него из-за стойки раздачи. На сегодняшний вечер у них было назначено свидание.