От фигур ведьм, таким образом, зависит развитие действия; в известной мере они определяют и характеры персонажей.

Исследователи неоднократно указывали, что Макбет и Банко по-разному отнеслись к предсказаниям "вещих сестер". Действительно, Макбет, по словам Банко, "упоен", Банко же спокойно просит открыть ему будущее, не боясь ненависти ведьм и не ища у них милостей. Макбет хотел бы, чтобы ведьмы еще задержались, Банко же сомневается в реальности происшедшего:

Да вправду ли мы их с тобой видали?

Не пьяного ли мы поели корня,

Который разум нам сковал?

(I, 3, 83-85)

Макбет верит голосам из сверхъестественного мира, Банко относится к ним недоверчиво и подозревает в обмане, хотя они и в нем пробудили и гнусную мысль, которую он подавляет, и надежду:

И если не обманут ими ты,

То почему я должен им не верить

И отказаться от надежд... Но тише.

(III, 1, 8-9)

Из отношения Банко к ведьмам и вырисовывается его характер, который так точно определил Макбет: "...вместе с нравом смелым и отважным он обладает разумом, ведущим его по верному пути" (III, 1, 51-53; перевод мой. - Н. Е.). Разум и честь удерживают его от активных действий, основанных на неясных предсказаниях.

В натуре самого Макбета страсть побеждает разум и долг, несмотря на размышления и колебания:

Быть ни добром, ни злом не может этот

Призыв потусторонний. Будь он злом,

Он не послал бы мне залог успеха,

Начавшись правдой. Я Кавдорский тан.

Будь он добром, он не внушил бы мне

Мысль, от которой волосы поднялись...

(I, 3, 130-135)

После убийства Банко Макбет решает:

С рассветом я отправлюсь к вещим сестрам.

Пусть больше скажут. Будь что будет, я все

Хотя бы наихудшее - узнаю.

По мне, все средства хороши отныне:

Я так уже увяз в кровавой тине,

Что легче будет мне вперед шагать,

Чем по трясине возвращаться вспять.

(III, 4, 132-138)

Время колебаний проходит; сознавая всю глубину своего падения, Макбет с мужеством отчаяния идет по тому же пути. Его обращение к ведьмам подчеркивает эту особенность его характера, которая полностью раскрывается в конце трагедии, когда он убедился, что предсказание привело его к гибели:

Хотя Бирнам пошел на Дунсинан,

Хоть ты, мой враг, не женщиной рожден,

До смерти я свой бранный щит не брошу.

(V, 8, 30-32)

Иначе, чем мужчины, воспринимает слова "вещих сестер" леди Макбет. Она ни на мгновение не задумывается, правдивы ли эти слова. Прочтя письмо, она сразу же решает, что нужно убить Дункана.

Да, Гламис ты, и Кавдор ты, и станешь

Тем, что тебе предсказано...

Я в уши

Волью тебе свой дух и языком

Смету преграды на пути к короне,

Которой рок и неземные силы

Тебя уже венчали.

(I, 5, 13-14, 23-27)

Импульсивность, эмоциональность и неумение (или нежелание) размышлять и колебаться - черты, характеризующие леди Макбет как натуру цельную, становятся в дальнейшем причиной ее болезни, которую она, в отличие от Макбета, склонного к раздумьям, не в силах преодолеть, и смерти. А выявляются эти черты так же, как духовный склад Макбета и Банко, благодаря участию в действии ведьм, этих, казалось бы, второстепенных фигур.

В уста "вещих сестер", обладающих, по преданию, демонической мудростью, вкладывает Шекспир фразы, которые становятся ключом к смыслу трагедии.

Отвечая на вопрос Первой ведьмы, когда они встретятся, Вторая ведьма говорит: "Когда закончится сумятица, когда битва будет проиграна и выиграна" (I, 1, 3-4; перевод мой. - Н. Е.). Фраза многозначительная. Битву выигрывают одни и проигрывают другие, и высшего морального смысла в этой "сумятице" нет, ибо все относительно. Любопытно, что эту же фразу, правда в несколько измененном виде, повторяет "добрый Дункан" после приговора Кавдорскому тану: "То, что он проиграл, выиграл благородный Макбет" (I, 2, 69; перевод мой. Н. Е.), Конечно, Кавдор - изменник, а Макбет в глазах короля - благородный, доблестный воин, но в общем контексте трагедии мысль, выраженная в этих словах, по существу та же. Она звучит еще более настойчиво в хоральной концовке, заключающей диалог ведьм и 1-ю сцену: "Прекрасное - ужасно, и ужасное - прекрасно" (I, 10; перевод мой. - Н. Е.), т. е. в мире все перемешано, все двусмысленно и нет четких граней между добром и злом. Этот оксюморон тоже повторяется - в самой первой фразе Макбета: "Такого прекрасного и ужасного дня я никогда не видел" (I, 3, 38; перевод мой. - Н. Е.), т. е. победа досталась ценой ужасной битвы. Внутреннее сродство между "философией" "вещих сестер" и сознанием Макбета уже намечено, дальше оно получает развитие.

Двусмысленными оказываются предсказания, они одновременно истинны и лживы. Сначала это предполагает Банко: "Часто, чтобы нас сгубить, слуги тьмы говорят нам правду, и, подкупив нас честною безделицей, солгут в главнейшем" (3, 124-126; перевод мой. - Н. Е.), "Они (т. е. ведьмы. - Н. Е.) вам кое-что истинное сказали" (II, 1, 21; перевод, курсив мой. - Н. Е.); затем в этом убеждается Макбет: "Я начинаю понимать двусмыслицу дьявола, его лживую правду" (V, 5, 42-44; перевод мой. - Н. Е.); "нельзя верить фокусам дьяволов, они двусмысленно плутуют с нами" (V, 8, 19-20; перевод мой. - Н. Е.).

Двусмысленность в разных ее формах пронизывает всю трагедию. Двусмыслен стук в ворота макбетовского замка после убийства Дункана: стучат Макдуф и Ленокс, а привратнику мерещится, что стучат в адские врата, и его шутовские рассуждения не так далеки от истины.

Звучат двусмысленно речи героев. Когда Макбет, после того как короля находят убитым, восклицает: "Лучше бы мне умереть за час до этого, я бы прожил в счастье, ибо с этого мгновения нет ничего серьезного в человеческой жизни. Все одна игра" (II, 3, 84-87; перевод мой. - Н. Е.), то он одновременно и притворяется перед приближенными Дункана и искренен. Он перешел грань, отделяющую добро от зла, и теперь все кажется пустым вздором, и потому счастье невозможно. Двусмысленность становится иронической в монологе Ленокса об убийстве Дункана и Банко:

А как скорбел Макбет! Не зря он тут же,

Пылая правым гневом, заколол

Двух слуг, рабов преступных сна и хмеля.