— Мальчишка, прекращай, — Грейвсу больно, но Грейвс не сдается. Похвально, что храбрость — не только черта того, другого. Или первого?.. Господи, а есть ли в них разница? — Если мы сейчас отсюда не уйдем, то уже не уйдем никогда.

Скоро то, что на дне, то, что скрыто…

— Господи-боже, господи-боже, — шепчет он, зябко обнимает себя за плечи и раскачивается.

— Тише, тише, — продрогшие плечи накрывает плащ, тяжелая рука ложится на левое плечо. — Все нормально, только соберись.

И потрошащая виски боль мгновенно отступает.

Криденс растеряно моргает и морщится.

— Пожалуйста, сэр, верните меня домой, — просит он так тихо, что даже сам удивляется, когда мистер Грейвс кивает и распрямляет спину.

Что-то поднимается со дна озера — кромка у берега хрустит. Но ему не позволяют обернуться; Грейвс притягивает его к себе и они аппарируют.

***

В камине ярко трещит огонь, чашка с чаем обжигает ледяные руки. Криденс замотан по самые уши в плед, но почему-то теплее ему не становится.

Он не знает, что происходит в соседней комнате, но от мистера Грейвса и мадам президент, которые скрылись там около часа назад, не доносится ни звука.

И, что странно, впервые Криденсу не страшно — просто он очень сильно устал.

Плечо все еще ноет, как и ребра, и он опирается на правый подлокотник кресла, чтобы чуть уменьшить боль. Нет, мистер Грейвс оказал ему помощь, но…

Но.

Переживания ужасно выматывают. Заусенцы на руках сорваны, пальцы кровоточат.

— А может ему не стоит всего знать? — двери распахиваются сами по себе, и темнокожая женщина — мадам президент, — поправляет себя Криденс, бросает на него недовольный взгляд. Ему нет нужды поворачиваться, чтобы убедиться в правильности своей догадки: она выдыхает точно так же разочарованно, как и Мэри-Лу.

— А ты собираешься его всему учить? — усмехается мистер Грейвс и складывает руки на груди.

— Персиваль, не цепляйся к словам.

— Серафина, — с той же менторской интонацией, как и у мадам президента, говорит Грейвс, — а тебе не кажется, что он имеет на это право?

Криденс вжимается в кресло и старается стать как можно менее заметным.

Незачем. В кои-то веке Криденс полностью согласен с мадам президент: знать ему незачем. От него все равно никакого толку — глупый, необучаемый сквиб-калека, неспособный даже защитить свою младшую сестру.

— Ты же вроде бы вызвался за ним приглядывать? Ну, вот и займись этим вопросом. Заодно все и объяснишь. Даю тебе карт-бланш. — На секунду Криденсу кажется, что мистер Грейвс все же сломает свою волшебную палочку. — Но ты знаешь мое мнение. И ваша с Голдштейн блажь до добра не доведет, помяни мое слово.

— Ну да, наибольшая из наших проблем — мальчишка, которого не научили контролировать свою магию.

— Если из-за этого, — мадам президент указывает рукой в его сторону, и Криденс отводит глаза, — есть жертвы, то да, Грейвс, это проблема. Которую, как ты знаешь, нужно решать по букве закона, а не использовать старые связи.

Криденс удивленно смотрит на мистера Грейвса.

Женщина резво зачерпывает серый порошок из миски и подходит к камину.

— Всего хорошего, Персиваль. Вулворт-билдинг.

Пара минут — и в расширившемся камине от яркого зеленого пламени, что охватило темнокожую женщину, не остается и следа.

— Ну да, конечно, — мистер Грейвс отталкивается от столешницы, направляется к бару и извлекает оттуда бутылку. — Гриндевальд и его приспешники, которые вламываются в дома авроров, отходят на второй план при таком раскладе. Гениально. И как же я сам не догадался?

Впрочем, мистер Грейвс не ждет ответа на свой вопрос, наливает янтарную жидкость на два пальца и залпом осушает стакан. Мэри-Лу обязательно назвала бы Грейвса пропащим и скривила лицо.

Но когда молчание слишком уж затягивается, он все же находит в себе силы начать разговор:

— Сэр…

— Мальчишка.

И он говорит одновременно с мистером Грейвсом.

Мистер Грейвс чуть приподнимает губы в улыбке.

— Ну так что ты хотел?

— Мисс Голдштейн… Куинни, Тина и моя сестра, сэр. Они… — слюна сильно отдает горечью, — с ними все в порядке?

— С Тиной и твоей сестренкой все хорошо.

Сердце ухает вниз.

Пожалуйста, нет.

— А Куинни, сэр?

Грейвс медлит с ответом. Смотрит то на бутылку, то на свои ладони.

— Сэр?

— Состояние мисс Гольдштейн оценивают как крайне тяжелое, — но тут же спохватывается и добавляет: — правда, кому как не тебе знать, что наши колдомедики способны на чудеса, верно?

— Верно, — соглашается Криденс.

Убил своим рождением родную мать, убил Мэри-Лу, сводную сестру, всех тех людей, а теперь и…

Грейвс отрешенно чешет предплечье левой руки. Красные пятна тут же проступают на бледной коже.

— Те люди в мантиях, они ведь пришли за мной, сэр?

— С чего ты взял? — интересуется Грейвс, замечает его взгляд и одергивает рукав.

— У них его амулеты.

Круг, вписанный в треугольник, такое же изящное серебро. И фраза, которая даровала надежду, что хоть кому-нибудь на него не плевать.

Как, оказывается, легко его убедить.

— Я зачем-то нужен ему, — шепчет Криденс и ощущает, как озноб выходит из костей. В горле давно пересохло. Пустая чашка сиротливо стоит на столике с посеребренными ножками. — Никто из них намеренно не целился в меня.

Криденс замечает краем глаза: Грейвс усаживается на подлокотник соседнего кресла.

— Ты не первый и, скорее всего, не последний, кто был нужен Гриндевальду. А насчет сестер Голдштейн… Тина знала, на что шла, когда забрала тебя к себе, — Грейвс ослабляет галстук и расстегивает верхнюю пуговицу белоснежной рубашки. — Да и то, что она не продумала пути отступления, понадеялась только на вредноскоп, ей не делает чести.

Нет, нет! Она заботилась, она защищала его. Она ведь…

Криденс знает, что должен заступиться за Тину, но колеблется. И пропускает тот момент, когда мистер Грейвс подходит слишком близко.

— Самое страшное, в чем ты виновен в этой ситуации — то, что остался жив. И, насколько я знаю, это правонарушением не является.

Горечь, что подступила к горлу, медленно отступает.

— Сэр, там, на озере… Почему вы стали ко мне добрее?

Теплая ладонь мягко опускается на затылок, и у него уходят остатки самообладания на то, чтобы не дрожать. Карие глаза смотрят внимательно, изучающе.

Желудок протяжно урчит, и щеки Криденса сразу же обдает жаром. Мистер Грейвс взъерошивает его волосы и мягко улыбается той самой улыбкой, которую он видел весной.

— Давай сейчас лучше решим, что мы хотим на ужин.

Мистер Грейвс подхватывает его под спину, закидывает руку через плечо и помогает подняться, несмотря на то, что раньше просил никогда не касаться без спросу.

А Криденс чувствует, как рубашка липнет к мгновенно покрывшейся потом спине: похоже, его добрая сказка закончилась гораздо раньше, чем он осознал ее финал. Его не прячут и не пытаются помочь. Он снова тот, кого дергают за ниточки.

========== Часть 3. — Возвращение ==========

Он не может уснуть. Ногу свело судорогой, и Криденс растирает икру ледяными пальцами. Так иногда бывает: боль пробирается под кожу и тянется вниз, к ступням, а потом исчезает, будто ее и не было вовсе.

Так бывает, и он давно уже к этому привык.

Много лет Криденс искал спасение во сне. Там было тепло, там не было страшно, там не было Мэри-Лу, молитв, ненависти и презрения. А сейчас… Впрочем, он всегда хотел изменить свою жизнь, но ему никогда не хватало смелости. Стоило быть аккуратнее со своими желаниями.

Сердце сильно бьется о ребра, точно в предчувствии беды. И Криденс с радостью представил бы, что теперь все будет иначе, соврал бы себе, что все обязательно будет хорошо, но… Опять, опять это проклятое, осточертевшее, ненавистное «но»!

Заплаканная Тина ближе к полуночи вышла из камина гостиной мистера Грейвса.

Криденс прячет лицо в ладонях и сильно прижимает их к глазам: яркие точки вспыхивают под веками, словно звезды.