А вдруг ее дома нету, тупо нет дома – в магазин ушла, или еще хуже. К сыну в Самарканд уехала. Я затаила дыхание. За дверью раздались шаркающие шаги, заскрежетал замок дверь открылась.

***

Они опять ее упустили! Опять! Упустили! Вернулись без нее! Ярость накрывала меня снизу-вверх, пробираясь своими ярко-алыми всполохами все ближе и ближе, все выше и выше. Чувствуя, как заливает гневом сердце, подбирается к горлу, ползет выше и кроваво-красным огнем наполняются глаза. В мозгу яркая вспышка. Терпеть сил нет. Поднимаю налитые тяжестью руки. И только моя стихия этого ждала.

Легкий ветерок усиливаясь закружился в танце вокруг меня, набирая силу. Резкий, как крик, вздох вырвался из груди. Не сдерживая больше свою рвущуюся наружу ярость я отключился от этого мира.

Когда ветряная воронка вокруг меня стала стихать. Свист в ушах ослабел, и всполохи в глазах побледнели я вернулся в этот мир снова. Постепенно сознание возвращалось и в тело.

Почти придя в себя, с напряжением покрутил головой. Как обычно шея затекла, от неудобного положения. Что за тело такое, вроде молодое, а болит как старое.

Да, точно, молодое. Вспомнилось сразу и все.

От воспоминания чуть было снова не выпустил свой гнев наружу. Стоп. Хватит. С усилием загнал его глубже. Еще надо посмотреть, чем этот выход закончился.

Медленно приоткрываю глаза. Вижу перед собой громадный ком земли. Не понял. Откуда. Неспешно обхожу его. А, понятно. Близко к сосне стоял. Вырвало бедняжку с корнем с этим огромным комом земли. Мда… Повалил вокруг не мало деревьев. Хорошо в лесу был. Деревьями обошелся.

Прошелся немного по направлению упавшего ствола. Несколько деревьев под себя подмяла завалившаяся сосна. И похоже, от удара об землю раскололась. Возвращаясь обратно увидел потухающие макушки деревьев, устоявших на своих стволах. Вызвал дождик. Еще пожара в лесу не хватает. Ну в этот раз малыми потерями обошлось.

Краем глаза замечаю движение. Надеюсь моих шавок не очень задело. Они мне еще нужны. Хотя я на них сильно зол. Но новых сейчас некогда искать. Еще раз упустят – не пощажу.

У Степановны.

… На пороге стояла она: небольшого роста, с большими темными, почти черными глазами с чуть скошенными веками, невысокий, но широкий лоб, высокие, крупные скулы, небольшой прямой нос, с красиво очерченными губами, с седыми волосами сначала казалось восточного типа старушка, но приглядевшись в ней угадывались черты северных народов.

Она внимательно, серьезно посмотрела, на меня, как бы приглядываясь и всплеснула руками. Расплываясь в улыбке, обнимая меня она воскликнула:

– Ну надо же кто приехал, вот уж не ждала. Весь день знала, что ко мне нагрянут гости. Но вот тебя не ожидала.

Я ее крепко прижала к себе и все сомнения улетучились. Искренняя радость и ее, и моя предавала мне силы всегда.

– Нет, ну ты представляешь. Весь день свербело, что гости идут. Всех перебрала в памяти. А о тебе и помечтать не могла. Ну ты знаешь, как удивить старуху.

Я молчала улыбаясь, зная, что поток ее слов не остановить.

Она отпустила меня. Взглянула мне в глаза.

– Приветик, Ольга Степановна! Я соскучилась! – я еще раз ее обняла.

Это был наш, только наш ритуал приветствия. Мы с ней ревностно и с удовольствием его выполняли.

Она глянула мне за спину.

– Да, я сегодня не одна, – чуть оправдываясь сказала я, – и мы по делу.

– Да, проходите, проходите же, – входя в квартиру, приглашала она.

Я пропустила вперед Катюшку, подталкивая ее в спину в узкий небольшой коридор закрыла за собой дверь.

Степановна суетясь предложила нам тапки, подождала пока мы переобуемся. Потом долгим внимательным взглядом посмотрела на Катюшку. Та чуть смутилась, опустила глаза.

– Ну привет, девочка!

– Здравствуйте, – пролепетала Рыжик.

– Да уж, не знала я, что мы свидимся.

Тут уже моему удивлению не было предела.

Степановна проводила нас в комнату. Усадила за небольшой журнальный столик, вышла на балкон, за окном мелькнула темная тень, потом вернулась с балкона неся в руках маленький детский стульчик, села на него напротив Рыжика.

–Ну рассказывай девочка, – в ее тоне был слышны нотки, несвойственного ей любопытства.

Катюшка вдохнула поглубже и начала свой рассказ.

Я тихонечко вышла на кухню, покурила, сходила в прихожую за пакетами, которые сиротливо, брошенные прислонились к обувной полке. Из комнаты раздавался тихий голосок Катюши.

Вернувшись на кухню разобрала пакеты и начала хозяйничать. Нашла большую сковороду, поискав в шкафчиках наткнулась на масло, поставила на плиту, на медленный огонь разогреваться и жариться грибы, отметила, что надо было еще лука прикупить, не догадалась. Начистив картошки, еще чуть обжарив уже растаявшие грибы, нарезала ее в сковороду, накрыла крышкой и начала искать соль.

– Она на подоконнике, – раздался громкий голос хозяйки. Оглянувшись на окно я действительно нашла пачку соли.

Пожав плечами, решила ни чему не удивляться, прокрутила в голове любимую фразу Алисы: «Все любопытственнее и любопытственнее». Там конечно еще и все чудесатие и страньше, но сейчас меня цепляло только любопытственнее. Посолив картошку, я принялась резать сыр. Благо где ножи и доски я знала из прежних посещений этого дома.

Я оставила картошку с грибами томиться и вернулась к ним в комнату. И вовремя.

Катерина рассказывала очень интересные вещи. Оказывается, вернувшись домой, по моей указке, она попала как раз к выносу тела ее соседки.

Катюша.

Приезжаю к дому, а там: скорая, серая машина полиции и «нива» нашего участкового. Я затесалась в толпу зевак соседей и просто любопытного народа. Там и узнала, что нашли тело Антонины Ивановны. Ночью с ней стало плохо. В толпе говорили сердце прихватило. А меня такой озноб пробрал, мне казалось все видят, как меня трясет от страха.

Когда санитары вынесли тело, мимо нас прошли. Ветром откинуло простыню, и я увидела ее лицо. Что дальше случилось я не знаю. Но я четко увидела все ее глазами: я слышу звонок в дверь, Катиным голосом попросили открыть, посветить, чтобы лампочку заменить. Я спокойно открываю дверь, в приоткрывшуюся щель вижу большой темный силуэт, пугаюсь, пытаюсь нажать на дверь, чтобы закрыть и тут легкий, зеленоватый дымок окутывает мое тело, я застываю. Мысли в голове мечутся: нашли, обездвижили, попалась как дитя. Довольно грубо тряхнули и оттащили к дивану, усадили перед телевизором. Сижу обездвиженная у телевизора, понимаю, что сделать ничего не могу. Сидели долго, очень долго. Замирающим сознанием пытаюсь уловить хоть что-то.

Чувствую, как открывается дверь снова и темный ужас сковывает меня, я чувствую его. Его холодную, жгуче холодную ярость. Вижу ледяные, серые глаза, прямо перед собой. Я понимаю, что все кончено. Резкая, оглушающая боль.

Потом я очнулась на лавочке, врач из скорой сует мне под нос какую-то вонючую гадость. Что-то сочувственно меня спрашивает, я мотаю головой, говорю, что я в порядке. Так и просидела на лавочке пока все разъехались и разошлись. А потом приехал знакомый Лины и меня увез. Вот и все.

– Да, девочка, повезло тебе, – нарушила затянувшуюся паузу Степановна, – прямо сейчас тебе объяснять я ничего не буду, потом все постепенно расскажу, главное решить куда тебя спрятать.

И уже обращаясь ко мне:

– Лина, пойдем пошепчемся на кухне, а то сейчас картошка подгорать начнет.

Оставив Катерину в комнате мы ушли на кухню.

– Девочке надо помочь, это не простая девочка, – сказала первым делом Степановна закуривая сигарету.

– А, что она такое? – выдала я корявую, но вполне понятную фразу в данных обстоятельствах. Помешав картошку в сковородке и тоже прикуривая.

– Понимаешь, мир не такой однобокий как мы привыкли о нем думать, и не такой скучный как мы пытаемся его видеть. Очень многие люди, прямо скажем – большинство, видят мир простым. Родился, садик, школа, любовь, семья, работа, житейские мелочи, дети и т.д. до самой смерти. Им так удобней, спокойней. Даже если в их жизни случается, что-то выходящее из рамок. Скидывают все на разыгравшееся воображение, галлюцинации, да просто отмахиваются и все. А ведь мир гораздо многогранней. Вот мы с тобой уже около двадцати лет знакомы, дружим, но ни ты, ни я полностью ничего друг о друге не знаем. Но жизнь видишь, как сложилась. Я делаю тебе предложение: ты можешь сейчас уйти, постараться забыть все это, как-то попроще все оправдать для себя. Мы сами дальше разберемся.