- Пока никого не вызывайте, Курт.
Глава 2
Когда крытый брезентом грузовик, в кузове которого на скамейках вдоль бортов тряслись двадцать четыре женщины разного возраста и пятеро детей, выезжал за город, раздались взрывы. Один. Другой. Третий. Советская авиация бомбила местный аэродром.
Гражданское население, оставшееся в оккупированных немцами населённых пунктах - в основном женщины, пожилые люди и дети, которым по разным причинам не удалось эвакуироваться, - становится разменной монетой в военном противостоянии наций. Ни один завоеватель не брезгует использовать его в качестве прикрытия, поэтому чувствует себя на завоёванной территории вполне комфортно.
По этой же причине, ой, как тяжело отвоёвывать поселения.
Ехали молча. Каждая думала о своём. Потаённом. Но одна мысль была едина на всех: подальше от войны, от тех мест, где в любой момент можешь распрощаться с жизнью.
Наверное, единственное оправдание любому поступку - это желание сохранить жизнь.
Эльвира, положив голову на колени матери, делала вид, что спит. На самом деле она вглядывалась в темноту и старалась дышать спокойно и размеренно. Притворяться долго девочка не смогла. Обхватив руками живот Брониславы и уткнувшись в него лицом, всхлипнула. Накануне её, испуганную, доставили в комендатуру. Но ночь она провела отдельно от матери, в тревоге и без сна.
- Мам, куда нас везут?
Бронислава, погладив дочь по белокурым волосам, склонилась к ней и на ухо прошептала:
- Не бойся, моя милая. Я с тобой. Мы едем в Германию. Там переждём войну. Всё будет хорошо...
Под брезентом - темно и душно. Крошечные окошки-прорези едва пропускают нужную порцию воздуха, чтобы добровольные заключённые не задохнулись. Два раза в день останавливались справить нужду и утолить голод сухим пайком. Пару-другую ночных часов провели в придорожном небольшом частном отеле. Спали, сидя на стульях.
По пути в Берлин высадили половину женщин. Машина тормозила. Сопровождающий офицер распахивал брезентовый полог и, пролаяв фамилию, ссаживал очередную рабочую силу, передавая из рук в руки очередной немецкой хозяйке.
В Берлине на Линденштрассе восемь никого не оказалось. Стоял конец мая, и семья Мюллер, где в качестве прислуги должна служить Бронислава, переселилась за город, куда, водитель, выругавшись, направил машину.
Загородный дом, крытый красной черепицей, утопал в ярком полуденном солнце, пышных гроздьях лиловой сирени, белоснежном вишнёвом цвете, нарциссах, тюльпанах, в жужжании пчёл и разноголосом щебете весёлых пташек.
Между деревьями и клумбами по аккуратным посыпанным гравием дорожкам бегали наперегонки двое мальчиков, лет семи-восьми, похожие друг на друга как две капли воды. За ними наблюдала сидящая на скамейке няня.
На звук подъехавшей машины из дома выплыла пышногрудая розовощёкая голубоглазая блондинка. В руках она держала левретку с красным бантиком на тощей шее.
Разительное спокойствие и умиротворение, царившие вокруг, резко контрастировали с тем адом, из которого Брониславе с дочерью посчастливилось выбраться.
Фрау Мюллер, оглядев с ног до головы прибывших русских, не скрывала досаду - она не ожидала двоих. Тем не менее, взяв из рук офицера бумаги, кивнула ему:
- Годятся, - и подозвала няню, юную чешку:
- Алка, покажи приезжим комнату во флигеле и кухню. Когда разместятся, позови меня. Я объясню им их обязанности. Иди. За детьми присмотрю сама.
Глава 3
Флигель, в котором поселились Бронислава и Эльвира, оказался уютен и стерильно чист. Прислуге предоставили широкий скрипучий диван, где мать с дочерью спали, крепко обнявшись.
Кухня, в которой Брониславе предстояло готовить завтраки, обеды и ужины, блистала свежестью и ослепительной белизной. В обязанности Эльвиры входила помощь матери по чистке фруктов и овощей и мытьё посуды.
Пять раз в неделю на виллу приходили две подёнщины прибрать в доме, постирать и ухаживать за цветами.
Два раза в неделю фрау Мюллер отлучалась в Берлин за покупками: в магазины и на рынок, - в надраенном до блеска чёрном Опеле, вести который предпочитала сама. С собой она брала личного шофёра - единственного мужчину, проживающего на вилле в домике привратника.
К двойняшкам ежедневно, кроме воскресенья, наведывалась учительница музыки, танцев и пения, а спустя два часа занятий приходила ещё одна - обучать детей счёту и письму.
Распорядок дня был выверен до секунды. Непредвиденные ситуации исключались.
В семь - подъём. В десять - отбой.
Фрау Мюллер не была ни злая, ни добрая. Она просто была как воплощение немецкого порядка и пунктуальности.
Sauber und Ordnung.
Через месяц после того, как Бронислава с Эльвирой освоились, фрау Мюлер, колыхая мощным бюстом, наведалась на кухню. Выпроводив Эльвиру под предлогом разобрать с няней коробки со столовым серебром, она обратилась к Брониславе:
- Не знаю, чем русская смогла приворожить немецкого офицера. Но две недели назад я получила от Франца Ханке письмо. Он просит меня быть к вам внимательней. Вдобавок он прислал для вас часть своего жалования.