Ритемус водил глазами из стороны в сторону. Было немало плакатов и транспарантов, от которых рябило в глазах, и ему, сидящему в седле, было видно их куда лучше, особенно когда их трепал ветер, они неизбежно своими резкими движениями отвлекали его. Репродукторы вдруг прокашлялись, резанули по людскому слуху своим скрипом и, шурша, произнесли:

- … ане Арлакерийской республики! Убедительная просьба освободить следующие улицы, - он привел перечень из нескольких названий, - так как в семнадцать часов по столичному времени в город войдет колонна охранения, сопровождающая короля через наш славный город Севеллас по дороге в столицу!

Приутихшая к тому времени толпа вновь подняла гам и зашевелилась. «Король, король едет!» - только и слышалось со всех сторон. Голоса произносили это слово тысячекратно на разный лад: с удивлением, гневно, с недоумением и сожалением. Ритемус оттянул рукав и посмотрел на часы - оставалось пятнадцать минут. Наверняка конвой уже стоял у самой кромки города на привале. А для Ритемуса это означало, что он должен напрячь все шесть чувств в двукратном усердии, и не обращать на эти раскрашенные куски ткани, которые уже порядком ему поднадоели.

Скоро появились первые всадники, а за ними в плотном каре из других коней медленно шел экипаж. Это действительно была королевская карета – белая с позолоченной каймой и замысловатыми гравировками по корпусу. До места, где стоял Ритемус, но докатилась только через несколько минут, хотя, когда он попалась ему на глаза, их разделяли чуть больше пятисот метров. Колеса, в ободе которых были заметные выщерблины, немного стучали и были облеплены засохшей грязью – явное свидетельство того, что король спасался бегством окольными лесными путями, - а на корпусе стали отчетливо видны следы от пуль. Окна дверец закрывали пурпурные шелковые занавески, и одна из них сложилась так, что оставался просвет, через который можно было постараться увидеть Его лик, но рука, одетая в перчатку, быстро одернула ткань. И, по всей видимости, никого не смутил факт, что перчатка была черная, хотя королю по этикету при любом выходе из дворца положены только белые, без привычного кольца с большим диамантом на указательном пальце, с которым он красовался на каждом выступлении, да и рука была слишком худой. Неужто король так исхудал за время странствий и бегств по вышедшей из-под его контроля державе?

Часть горожан сдержанно выкрикивала негативные реплики и редко бросала камни в борта камни, большинство же с простым любопытством наблюдало за происходящим, - не каждый день ведь увидишь королевский экипаж, и, может статься, эти люди увидят его последними. Вместе с ненавистью возникало недоумение. «Почему это короля не ведут в открытую?», «Почему ему не свяжут руки?», «Дайте же раз взглянуть на эту сволочь своими глазами!» - раздавалось вокруг, и снизу раздался возглас:

- Эй, революционеры, с чего бы это вам прятать короля? – на Ритемуса смотрел рабочий средних лет, все еще краснокожий от высоких температур цеха.

- Ты как к офицеру обращаешься? – грозно спросил Аумат, надвинувшись на него. Рабочий тоже нахмурился и приготовился пустить в ход кулаки, если придется.

- Как приказал штаб, так и делаем, - чеканно ответил Ритемус, лишь чуть повернув голову вниз. - Если бы нам приказали провести короля нагишом, мы бы так и сделали. Ему еще предстоит предстать перед судом революции и понести заслуженное наказание, а для этого он должен быть, по крайней мере, при жизни.

Экипаж медленно катился дальше, и скорее даже интуицией, чем глазами, Ритемус заметил движение где-то наверху, над домами на противоположной стороне площади. Едва карета покинула перекресток, по дверце хрустнула первая пуля, затем где-то совсем рядом с каретой затараторила очередь пистолет-пулемета и по ходу движения конвоя охнул еще один выстрел. Все это заняло не больше половины секунды, и прошла еще одна, прежде чем мириадоклеточный организм толпы осознал происходящее и бросился наутек, испуганно крича. Ритемус тесно прильнул к холке коня, словно это помогло бы ему устоять, толкаемому со всех сторон по ногам и бокам.

- Держись, ты сильный, - нашептывал Ритемус ему на ухо, где-то внутри сознавая, что эти слова он произносит и для собственного спокойствия. Конвой спешился и занял круговую оборону вокруг экипажа, ощетинившись стволами во все стороны. Аумат был рядом, тоже на коне. Оцепление держалось, благо поток направился на другие улицы, Равелус исчез осматривать дом, откуда была произведена очередь. Как только вокруг никого не осталось, он рысцой направил коня к карете и, остановившись напротив открытой двери, где возился офицер из охраны, спросил, все ли в порядке. Из проема на него посмотрели два лица – офицера в форме и чье-то загримированное под короля лицо, все же слишком худое, чтобы прохожие не могли не заметить подвоха.

Ритемус коротко кивнул, давая понять, что он в курсе ситуации. Бронированному внутреннему корпусу кареты пули были нипочем, а кучер, едва не принявший на себя удар стрелка спереди, отделался лишь испугом. Вот и все, о чем можно было бы беспокоиться, ибо короля здесь нет, не было и не будет, ведь он с раннего утра находится в одном из домов неподалеку от собора, где для него соорудили подобие комфортабельной приватной тюрьмы.

- Перекрыть улицу! - гаркнул он, когда телега скрылась за поворотом, и солдаты, стоявшие вдоль маршрута конвоя, оцепили место происшествия плотной стеной человеческих тел так, что никто не смог бы протиснуться даже при сильном желании. Утихающий гул толпы тут же был перекрыт истошным воплем, грозившимся разорвать и убить всех революционеров в городе. Двое солдат тащили человека в истертом пиджаке, словно безжизненное огородное пугало, по влажной земле вслед за Равелусом. Еще один шел следом, держа в руках оружие – громоздкий и тяжелый фалькенарский пистолет-пулемет и кобуру с армейским револьвером.

- Четвертый этаж, нашли это и два магазина там же. Пытался сопротивляться, но на наше счастье, долго возился с револьвером – застрял в кобуре, - отрапортовал Равелус и указал на оружие. Ритемус стал одним коленом на землю и посмотрел стрелку в лицо. Ничего примечательного в лице не было – по-видимому, очередной городской обыватель, решивший стать борцом за справедливость. Он водил глазами из стороны в сторону, в упор не замечая офицера, и тяжело дышал, пуская слюну – ему дали под дых при задержании, а в остальном с ним обошлись довольно гуманно.

- Зачем? – беззлобно спросил Ритемус, - В городе новая власть, новый закон, мы свое дело сделаем. А самосуд, между прочим, карается.

- Он… должен… сдохнуть, - просипел он. Ритемус дал знак солдатам поднять его.

- Если суд решит, что ему стоит закончить жизнь с дырой в башке, значит, будет так. Если нет – значит, нет. Ни ты, ни я права решать не имеем, - он повернулся к Равелусу. - Вызовите карету, пусть посидит за решеткой, одумается. С ним буду иметь дело я или легионис.

Через час гонец-кавалерист доложил о том, что король достиг конечного пункта своего пути, и Ритемус отпустил своих людей. До сих пор накрапывал гадкий склизкий дождь, из тех, которые на своем протяжении все норовят вылиться во что-то большее, но так и остаются моросью на протяжении долгих часов. Он смертельно надоел, но заметно охладил пыл страждущих – едва король проезжал мимо, они, разочарованные невозможностью посмотреть на него лично и прозябшие, возвращались домой, и никого не пришлось унимать силой. Расчеты Альдеруса не оправдались – лишь пару раз имели место стычки между солдатами и гражданскими, пытающимися прорваться к карете и заглянуть внутрь.

- Странно… Почему они боялись показать короля? Как ты думаешь? – услышал Ритемус, проезжая мимо на коне, плетущимся усталым шагом. Двое мужчин сидели за столиком под большим навесом и попивали из чайных кружек, и дымили. Один читал газету, напрягая глаза, чтобы увидеть буквы в свете тусклого фонаря, другой беспечно осматривался вокруг.