- Извини, - сказал надтреснутым голосом. – Я и сам не ожидал. Спасибо тебе. Теперь я буду точно спокоен. Они отомщены, и это главное…
- Тебе и вправду надо на покой уйти, - тихим ровным голосом говорил Люминас, дезинфицируя раны и обертывая их бинтами, - На пару недель, а затем, если почувствуешь силы, возвращайся, будем возводить мир на нашей земле.
- Хорошо… Я столько пропустил за это время. Откуда взялись эти «возрожденцы»?
- Да, это мы не досмотрели, не успели среагировать. Как раз, когда к нам стали массово переходить «белые». Не всем нравился конечный результат. Мы ведь за что боремся? – правильно, за демократию, равенство, предоставление социальных благ всем и каждому вроде бесплатного образования, за мир во всем мире, за уничтожение монополий и создание множества мелких предприятий, и так далее. У нас будет председатель и президент, парламент, выборы… Все это, конечно, не сразу, на восстановление всех сфер уйдет как минимум несколько лет, и только тогда мы начнем разгоняться. А у «возрожденцев» электорат более консервативный – им подавай, значит, единоличную власть, ограниченное вмешательство масс в политику, а в остальном наши цели вроде расширения гражданских прав и свобод более-менее совпадают… Правильно, конечно, часто толпа только вредит, но если она почувствует, что ее интересы серьезно ущемлены, она может устроить то, что мы видим сейчас. Главное – направить энергию ее в нужное русло, а там – как по маслу все пойдет...
- «Возрожденцы» хотят снова кого-то посадить на трон? Двоюродного брата короля?
- Самое смешное, что они не имеют по этому поводу единого мнения. Да, одни хотят посадить этого лентяя, сидящего сейчас в Сангпилле после неудачного переворота, другие – чтобы власть осуществлял коллективный военный совет с председателем во главе. Нет, того, что творилось при короле, не будет – я встречался уже с этими людьми, и они не столь подвержены сребролюбию. Они знают, что делать, и их активность как раз-таки не будет представлять из себя просиживание штанов и проедание государственного бюджета. И все равно это для нас печально - мы были слишком заняты войной, и считали, что для переходящих на нашу сторону людей нет других альтернатив. И они сотворили ее. Надо было ее удержать в рамках небольшого движения, тихо разогнать, но это «офицерское братство», как называет себя верхушка Союза Возрождения, очень быстро сориентировалось и вобрало в себя многих бывших королевских сторонников.
Пока все хорошо. Пока – до победы над королем. Мы ничего не таим друг от друга, проводим совместные операции, у нас есть множество общих органов управления, и иногда может показаться, что мы вообще единое целое, одно движение, одна партия, но это не так. Долго это не продлится.
- Если все продолжаться в таком духе, война никогда не окончится, - мрачно пробурчал Ритемус.
- Да, поэтому месяц назад мы подписали пакт о сотрудничестве. Не знаю, хорошо это или плохо…
- Почему?
- Видишь ли, подписав этот пакт, мы официально признали существование «Союза», и это существенно связывает нам руки. До того мы могли ненавязчиво попирать их интересы, а теперь вынуждены все согласовывать. Мы предупреждали нашего Вождя, взвешивали «за» и «против», и пришли к выводу, что лучше подавить движение в зародыше малой кровью, прежде чем расплатимся за промедление большой, но у него, как всегда, были свои планы, ни для кого не постижимые. Он подписал пакт, и теперь после победы над королем обе стороны обязуются провести всеобщие выборы с ограничением голосования только по возрасту – с совершеннолетия, - и по итогам их выигравшая сторона проводит свою политику, а проигравшая подчиняется ей, хотя и может диктовать кое-какие условия, - он всплеснул руками и стал нервно отбивать чечетку правым сапогом, заложив руки за спину. – Вождь сказал, что мы замараем свою честь не только в своих глазах, но и в глазах народа, подавив «возрожденцев». Он сказал, что народ устал от крови, и если мы повернем оружие против союзников, пусть сиюминутных, то от нас откажутся. «Простые люди знают, что делать и на кого им рассчитывать, и их симпатии в основном остаются на нашей стороне», так он сказал. Еще он считает, если «возрожденцы» заикнулось о короле, то их тут же отринут, однако мне кажется, что это неверно. Еще остаются люди, которые хотели бы что-нибудь изменить, но, чтобы все осталось как прежде - таких немного, ибо идеи революции быстро проникают в массы, и все же это может нам доставить массу неудобств. Такое чувство, что он не видит очевидного, впрочем, он не раз уже успешно совершал то, что сначала казалось блефом. Он пожертвовал людьми при Гиремасе, а вместо этого мы получили наступление по всей стране. Он приказал выстоять нашим войскам у Рателана, когда даже мне показалось, что минатанцы хлынут в страну, как река через сломанную дамбу, и сейчас мы оттеснили их до границы. Но здесь… Здесь война очевидна. Никто просто так не сдастся и не разойдется по домам – мы схлестнемся друг с другом насмерть. Никакие выборы не решат существующих проблем. Я не верю, но у Вождя наверняка есть план на этот счет. По-другому быть не может. Впрочем, кроме пакта, нам ничего и не оставалось сделать – слишком, слишком поздно… Извини. - сказал вдруг он, - Я что-то разошелся.
Ритемус понимающе кивнул.
- Силы у вас будут примерно равные, и если вы что-то можете сделать, то нужно действовать сейчас. А вот что делать – это вопрос куда сложнее. Ваш вождь наверняка знал, что делал, иначе он не слыл бы мудрым человеком. Если верить людям, он многое успел за это время. А когда «возрожденцы» появились, вы бы ничего не смогли сделать. Если бы вы убрали совет «Союза», подозрение неминуемо бы пало на вас, а вы разве настолько сильны, чтобы воевать на несколько фронтов?
- Нет, конечно. Боюсь, это был и вправду единственный выход… - совсем поникшим тоном отозвался адъютант. – В любом случае, скоро будет собрания республиканского совета, и после него мы узнаем, что делать. Так что насчет твоего решения?
- Я обдумаю и дам ответ завтра, через Альдеруса, или лучше я сам приеду, - Ритемус встал и пошел к двери, и, переходя через порог, спросил:
- Скоро ли мы еще встретимся?
- Не знаю. Может быть, завтра, может быть, через месяц или через годы.
Пока он сидел в этой комнате, он вдруг проникся к Люминасу глубокими чувствами, словно их связывали братские узы, словно они были старыми закадычными друзьями, как с Таремиром, и расставание было отчего-то тяжелым, и он чувствовал, что новой встречи он будет ждать с нетерпением.
- Тогда… Я хочу узнать ответ на вопрос: почему я?
Люминас взял его за рукав и проводил вглубь комнаты и закрыл дверь.
- Тогда садись, и слушай, впрочем, долго не придется объяснять, если ты это хорошо помнишь… Однажды, осенью, - начал он свой рассказ, - в первый год Фалькенарской войны недалеко от одной деревушки в лесу наши, то есть королевские войска отбили позиции у противника и обосновались там. Через два дня фалькенарцы контратаковали и отбили позиции, нам пришлось отойти. В тот же вечер я с двумя своими бойцами отправился в разведку, чтобы найти раненых и заодно посмотреть, чем занимаются фалькенарцы. Несколько часов мы шли по лесу, пока не столкнулись лицом к лицу с фалькенарскими егерями, рыскавшими по лесу… Мы внезапно налетели в сумерках друг на друга и выстрелили почти в упор, а потом бросились с ножами. Я убил одного, и от удара я какое-то время медлил, приходя все себя. Оставшиеся два фалькенарца исчезли, а значит, скрылись где-то близко. Одного моего товарища убили, второй был ранен. Враги зашли с тыла, но я их заметил и убил одного выстрелом, второй не видел меня и убил моего товарища, а я вычислил последнего по вспышке, и застрелил его.
Так я остался один, полностью дезориентированный. Я совершенно не помнил, где находится наши позиции, и выбрал направление наобум и пополз туда, пока не очутился на опушке с захваченными фалькенарцами позициями. Я отошел назад и наблюдал за ними, и вдруг заметил, что рядом со мной кто-то есть. Арлакерийский солдат лежал лицом вниз, и я его развернул – он еле дышал. В ноге было сквозное пробитие от винтовочной пули, из которого до сих пор лилась кровь – он так и не перевязал ее. Вещмешка не было – от него осталась висеть только лямка на правом плече. Я понял к тому времени, где нахожусь, перевязал рану и ползком потащил его за собой. По лесу все еще ходили вражеские патрули, и мне иногда приходилось закрывать солдату рот, потому что он иногда громко стонал от боли или что-то бормотал. Наконец, я прополз достаточно большое расстояние, взвалил его на плечи и понес к своим. Умирать он явно не собирался – он часто открывал глаза, и смотрели они ясно, а потом вновь закрывались. Признаться, я тоже едва не отдал душу Богу, потому что очень устал, и все же дошел. Солдат этот выжил и сейчас сидит передо мной. А тогда, в тюрьме, мне не захотелось, чтобы ты погиб понапрасну снова.
