Ритемус кивнул, будто бы собеседник мог это видеть, и попрощался.

Наутро, взяв свой ранец и уцелевшие документы, он направился к дому Таремира.

- Ритемус! - они поприветствовали друг друга крепкими сердечными объятиями и принялись торопливо рассказывать свои истории спасения из охваченной разрушением тюрьмы. Ритемус, разумеется, не упомянул в ней Люминаса. Рассказ о бегстве Таремира тоже имел интересные детали: их отпустили заключенные под честное слово, что никто из стражей не обратит против них оружия, на что те без промедлений согласились. Так они добрались до города, и, скрываясь от бушующих битв между королевскими войсками и повстанцами, переждали почти день в одном из подвалов на окраине города, прежде чем разбрестись по домам.

- Сколько ребят из нашего блока ушли с тобой? – спросил Ритемус.

- Никто. Видимо, только те, что с тобой были, и выжили, - покачал тот головой.

- А начальник?

- Его разорвали на моих глазах, - еще более скорбным голосом ответил Таремир, и спросил. – А ты уверен, что хочешь вернуться в армию? Ты ведь говорил, что не будешь стрелять в людей.

- Да, двух лет на фронте мне хватило сполна, да и остального тоже… - Ритемус вздохнул и чиркнул ногтем себе по шее. – За эти два дня я обдумал многое, и меня все мучает вопрос: ради чего тогда я… мы с тобой воевали тогда? Ради этого? - развел он руками. – Похоже, снова начинается война. Если я могу оказать пусть мизерную помощь, чтобы страна не развалилась окончательно, я сделаю, что нужно. Мне мало верится, что революционеры сделают что-то лучше. Тем более, мы с тобой у них популярности точно не получили бы, - и негромко засмеялся грустным смехом. – Да и терять-то мне в отличие от тебя нечего.

На трамвае они поехали в Пенитенциарный департамент. Фасад, как и предсказывал Таремир, пострадал – на плитку, подернутую выщерблинами от пуль, легла копоть. Внутри их ждала охрана в кирасах и при полном вооружении. Их пропустили в кабинет, где их принял уставший офицер, явно проведший без сна последние несколько дней.

- С нынешнего дня все исправительные учреждения и их сотрудники переходят под юрисдикцию военной полиции, - сказал минор-адъютант, иногда отрывая взгляд от бумаг, - так что вам путь либо в армию, либо в ополчение. Вам, - он сказал Таремиру, - поблажку, может, и сделают. Замечу, что король распорядился вчера жалование поднять всем армейским чинам в два-три раза, и, если это закончится без крови, вы вернетесь домой при неплохих деньгах и с отметкой в послужном листе, и карьера пойдет побыстрее. Но решать вам, - он выдал им несколько бланков с печатями и попрощался.

Ритемус и Таремир поехали в ближайший военный комиссариат. Нельзя сказать, что пункт военных сборов был забит до отказа, но на площадке перед ним было очень много людей, которые, судя по громким речам, шли воевать ради спокойствия в их стране, и среди них не было ни одного знакомого. Репродукторы вещали, что королевские войска выбили разрозненные группы мятежников, очистив от них всю столицу и пригороды, и крайне редкие выстрелы звучали до сих пор – это проводились обычные в военное время обыски, и Ритемус знал, что они будут звучать еще долго.

Ощущение дежавю захватило его полностью – годы назад он стоял так же у сборного пункта, но от большого количества добровольцев было не продохнуть: никто не мог терпеть того, что вероломно напавший враг топтал их землю. Над головой из репродукторов вещал король, благословляя их на борьбу с захватчиками, повсюду расклеивали красочные плакаты и транспаранты, которые должны были поднять боевой дух, маршировали по улицам мимо зевак, бросающих с восторженными криками сотни букетов на брусчатку, колонны солдат с оркестрами, играющими бравурные мелодии.

Но сегодня не было многого. Репродукторы неохотно вещали новости, крайне скупые по содержанию, на тротуарах вполне буднично проходили мимо на переведенные на военный режим предприятия люди; их было намного меньше обычного, вместо колонн по улицам слонялись разрозненные группы солдат, а вместо ярких домов вокруг выстроились побитые мрачные постройки, и наверху краснело от растворившихся дымовых столбов небо, в котором летали редкие аэропланы.

Однако Таремир лишь закивал головой в знак согласия и вдруг озарился идеей:

- Рит, давай позавтракаем в последний раз, как настоящие люди?

- Нет у меня никакого желания набивать желудки в такой ответственный момент, - проворчал Ритемус куда-то в пустоту. – Но, если ты голоден, можем устроить.

- Не забудь, что я пять дней пил один кофе с водой да чистый хлеб, а дома мне едва хватило поесть, пришлось бежать к знакомым, чтобы домашним хватило. И подумай, когда мы сможем отведать баранины или чего-нибудь из сладостей? Я рад был бы и спиртному, но в комиссариате это сразу заметят.

- Благоразумное решение, - улыбнулся Ритемус, и оба направились в ресторан неподалеку. Здесь они иногда собирались со своими товарищами-однополчанами, выжившими после войны, и вспоминали о тех временах. Некоторые витрины носил следы гнева бунтовщиков, внутри же было довольно чисто – между столами ходил хозяин и протирал полы.

- Здравствуй, отец! - поприветствовал его при входе Таремир.

- Таремир! – воскликнул тот – пожилой пухлый мужчина с лысиной, почти уничтожившей растительность на голове. – Вы будете моими первыми посетителями за несколько дней. Уходите в армию?

- Как видите. Принесите-ка всего самого лучшего, что у вас есть!

Он подал меню; Таремир решил устроить пир, набрал почти половину из имеющегося в списке, Ритемус поскромничал, и ограничился цыпленком с салатом. Уже при виде счета наевшийся до тошноты Таремир тихо зачертыхался, проклиная старого скупердяя и громко сказал правду:

- Все равно на войне мне деньги ни к черту, - и с великодушным выражением лица оплатил весь счет, отклонив предложение Ритемуса поделить сумму на двоих.

- Спасибо, отец, но больше так не делай, иначе спровоцируешь новый бунт, - сказал он, покидая тяжелым шагом зал. Хозяин заведения проводил их жадным взглядом, пересчитывая вырученные деньги:

- Что поделаешь, времена тяжелые отныне пойдут, - с плохо скрываемой искусственностью сожаления сказал он вслед им.

Очередь в приемные пункты быстро продвигалась – офицеры спрашивали удостоверения личности, а если их не было, то записывали сведения со слов бойца, - о проверке сведений забот было меньше всего, ведь они заняли бы непозволительно много времени, в течение которого могло случиться многое.

- Профессия? – спросил его офицер.

- Охранник в столичной тюрьме, - честно ответил Ритемус, которому вдруг показалось, что его могут направить на место прежней службы. Впрочем, ему было все равно – он пошел бы и в тюрьму, и на фронт с одинаковым рвением. Он протянул документы, и офицер с минуту вчитывался в них.

- Тюрьму штурмовали позавчера ночью, и от нее ничего не осталось, - ответил офицер. - К тому же, боюсь, официально вы числитесь погибшим, как и многие другие ваши товарищи. Мы исправим эту ошибку, если она есть, но навряд ли вас возьмут снова туда – часть отряда ополчения уже направлена на охрану здания, где теперь располагается тюрьма, и вы там будете лишним, потому каждый человек у нас сейчас на счету. Особенно такие, как вы. Все, что могу сделать, это отправить вас в относительно спокойное место, в Тиренар. Насчет долгосрочной переспективы… сказать ничего не могу, - сделал он выразительную паузу, свидетельствующую о том, что новости приходят неутешительные.

Ритемус кивнул, удовлетворенный ответом, и прошел дальше, слушая разговор офицера со своим товарищем.

- А вам, - сказал тот Таремиру, - у вас есть право остаться в здешнем ополчении, задачи у них куда легче, охрана и патруль зданий и улиц, но… формирование дружин на данный момент закончено, и пока придет приказ о формировании новых, вас могут тоже призвать на военную службу. Впрочем, - лукаво покосился он, - если у вас есть чем подкрепить свое желание перейти в ополчение, то я мог бы передать его куда следует.