— Не пугайся, говори тише. Ты меня не видишь. — Мы решили воспользоваться подсказкой, которую высказал старик. — Я та помощь, про которую говорил Ёсич. Надо поговорить. Где-нибудь, с глазу на глаз.
Хромой усмехнулся:
— А твой-то глаз где? — Сразу стал серьезным:
— Ты человек?
— Нас трое, мы — люди. Я рядом с тобой пойду, напарники присмотрят, чтобы никто не мешал. Пошли? Только туда, где нас не увидят.
— Ага, и не услышат. А то точно скажут, что сошел директор с ума, сам с собой уже митингует. Пошли в келью ко мне, тут рядом.
Действительно, одно из зданий, принятых нами за сарай, было жилым. В нём находились монашеские кельи, которые сейчас использовались для проживания членов общины. Жизнь кипела. Судя по всему, люди восприняли призыв Петровича как сигнал к действию и массового готовились покинуть монастырь. Хорошо, хоть келья лидера была одной из первых по коридору, а то я бы пройти не смог, обязательно с кем-либо столкнулся бы. Да и Андрей, тенью следовавший за нами, едва успел прижаться к стене, пропуская пару женщин с баулами.
— Заходи и дверь оставь открытой.
Следуя моим словам, Виктор Петрович шагнул в комнатку три на полтора, куда скользнул и я, после чего Андрей аккуратно прикрыл дверь изнутри. Тут-то глаза Петровича и округлились, когда дверь скрипнула и повернулась на петлях сама собой. Видно, не до конца верил он голосу в своей голове.
— Присядем? Не дёргайся только, я сейчас тебе покажусь. — Отойдя к дальней стене, я снял покров тьмы. Все равно дёрнулся лидер, когда перед ним внезапно возник высокий жилистый мужик в бронежилете, с висящим на нём арбалетом и торчащим из-за спины стволом ружья. Никитин так и остался под покровом, устроившись напротив Петровича.
— Чёрт! Ты кто? — Проняло лидера, даже пот на висках выступил.
— Не чёрт, а Стас. Имя такое. Будет время, расскажу поподробнее, после более тесного знакомства. — Я следовал разработанной тактике беседы, где Виктору Петровичу была выделена незавидная роль допрашиваемого. Будь он хоть у трёх химических заводов директор, а эффект внезапности и нахрапа никто не отменял. — Мне надо знать, кто такие следующие люди: мужик со шрамом на всю морду и профессор в очках? Быстро, быстро.
Нет, скорее всего, он не испугался. Просто стал думать так быстро, как не думал никогда. На мою провокацию не поддался, над ответами задумался.
— А зачем? — Вот гад, время тянет, мысли-то так и прыгают в глазах.
— Про помощь от нас понял? Вот можем оказать, а можем и не помогать. Сначала информация, потом «зачем».
— Со шрамом — это Толик Перевозчиков, он к нам неделю назад пришел, помнит не всё после травмы, избили его сильно, давно ещё. Профессор — это… — Тут до него, похоже, дошло, что помощью мы его шантажируем, а вот в чем она может выразиться, так и не сказали. Точно. Он прищурился:
— А чем ты помочь можешь? Арбалет твой — тьфу, только собак да ворон гонять, а мы их изжили уже. Ружье? У меня дубина крепче. Ну? — Ладно, выложим первый козырь.
— Помочь, говоришь? Ну, смотри. — Я шагнул к нему, он отшатнулся и потянулся к костылю. — Не дергайся, костыль тебе больше не понадобится. А вот больно быть может.
Я присел на одно колено и обхватил руками его лодыжку. Между ладонями и брюками заискрился туман. Нравится мне это ощущение легкой щекотки при истечении энергии, как будто муравьи по ладоням бегают. Петрович дёрнулся под руками, видно — больно, но я его держал крепко. Напитав пораженные мышцы лечебной энергией, я, также как раньше с Андреем, почувствовал, что достаточно. Отнял руки.
— Вставай. — Вновь он подчинился беспрекословно, рука потянулась к опоре. — Сказал же — костыль не нужен. Вставай, вылечил я твою ногу.
Ещё не веря, Петрович наступил на ногу. Наступил сильнее, не ощущая уже привычной ранее боли. Стал в полную силу и даже присел. Пот крупными каплями собрался на висках и лбу, после чего он рухнул обратно на жесткую тахту. В глазах, вскинувшихся на меня, читался один вопрос, который он не замедлил задать:
— Как!?
— Тем самым местом кверху, Петрович, тем самым. Волшебник я, маг и лекарь, Авиценна, блин. — Хорошо же его покусали или раны уже старые были, если у меня энергии почти три тысячи единиц ушло на лечение. Осталось маловато после двух подряд лечений и постоянной поддержки покрова. Скоро надо будет искать подзарядку.
Петрович снова дёрнулся и звучно приложился затылком к стене, да и я, хоть и привык, рванул руку к ножу: внезапно у двери материализовался Никитин.
— Тих-тих-тихо. — Он успокаивающе показал пустые руки Петровичу и смущенно пожал плечами в мою сторону:
— Мана кончилась. И жизни маловато…
Пришлось мне ещё раз приложиться к вспотевшему лидеру, теперь к шишке на голове. Укоризненно взглянул на Андрея:
— Говорил же, выведи строки состояний на край зрения. Вот спадет покров посреди крысиной стаи — вспомнишь мои слова. — Уже обращаясь к Петровичу, добавил:
— Это — напарник мой, Андрей Никитин.
— Ребят, ещё сюрпризы будут?
Мы с Андреем переглянулись и с улыбками в один голос сказали:
— Будут, Петрович, будут!
Андрея пришлось отправить за ворота. Не вынесла душа спецназа позора мелкого урона, да уж. Мы же с Петровичем остались в келье и приступили к обмену информацией. Его вера в меня после проведенного лечения выросла, хотя в мотивах моего поступка он сомневался, проскальзывали такие нотки подозрительности в его речи.
Община, обосновавшаяся в монастыре, оказалась отнюдь не сборищем единомышленников. Довольно пестрая компания людей, которые по тем или иным причинам не смогли или не захотели уходить из города и не сумели выживать в одиночку. Хорошую часть составляли монашки, было несколько полицейских и спасателей с семьями, остальные — случайные люди. Большое число детей было обусловлено учениками воскресной школы при монастыре и воспитанниками кадетского корпуса, преподавательский состав которого почти в полном составе бросил подопечных. Жили в таком составе они все здесь около трёх недель, за это время успели разгромить несколько магазинов и около десятка подъездов, но уже сейчас еды не хватало. Виктор Петрович Бранцев лидером этого сборища был выбран случайно, когда во время одной из зачисток взялся руководить группой нападения, а потом и организацией мародерства.
Профессор, Ольховский Аркадий Иосифович, которого все привычно звали Ёсичем, действительно оказался бывшим профессором кафедры социологии Ворожинского госуниверситета, до катаклизма обитавшим в одиночку в большом частном доме неподалеку. После появления монстров он приютил у себя две семьи соседей, которые не смогли попасть в свои дома по причине отсутствия документов, а вот покидать вместе с ними отчий дом отказался категорически. Узнав, что в монастыре собираются люди, сначала приходил в гости, а около недели назад переселился окончательно, притащив в дар общине почти двести банок домашней консервации. Вот только, после переселения, вести себя он стал странно: требовал не убивать Стражей и домовых, а от убитых монстров кристаллы приносить ему, после чего проводил какие-то эксперименты, сегодня предположил наличие рядом непонятной помощи. А вот для меня такое отношения к происходящему со стороны Ёсича подозрительным не показалось, более того, я очень сильно захотел с ним встретиться.
Оппозиция в их коллективе тоже уже успела сформироваться. После того, как Петровича покусал пёс во время одного из рейдов, и лидер не смог выходить вместе со всеми на зачистки, некто Сергей Скрябин стал подбивать людей на недовольство существующей ситуацией, намекая, а то и открыто говоря о некомпетентности директора. А с учетом низкой результативности последних рейдов недовольных становилось всё больше. Хорошо, что хоть число сторонников Петровича порядком превосходило количество оппозиционеров, да и монашки, как могли, успокаивали людей.
Слова Петровича о необходимости ухода, высказанные сегодня перед коллективом, являлись, как говорят на съездах партии, следствием программных просчетов в организации управления со стороны руководящего звена. Действительно, не смог бывший директор прачечного комбината справиться с наступившим хаосом и сплотить испуганных людей. Заместителей себе толковых у него подобрать не получилось, ну а желание быть везде сразу и решить с наскока массу проблем вообще завело в тупик. Свою роль сыграло и полученное ранение, резко снизившее его мобильность даже в пределах монастыря.
