Я с улыбкой посматривал на мирок моей любимой дочурки. Солнышко как игрушечное, а облачка как нарисованные. Ярко, порою даже аляповато раскрашенные лошадки с тупыми рожками и куцыми крылышками, порою вовсе телесно подобные земным пони.

Кажется ничего особенного. Всего лишь детское творчество, воплощённое Божественной Машиной в виртуальную реальность. Однако мир моей Анечки так и дышит любовью. Казалось бы, ну и что?

Мой мир тоже полон любви, а пегаски и единорожки в нём такие реалистичные. Только вот любовь дочери невинна и чиста, обитательницы её мира такие же чистые и невинные при всей своей внешней аляповатости. Они словно бы сошли в её мир из горнего мира, где зла нет!

У меня же обитательницы моего мира получились вещественные, плотские, какие-то тяжеловесные при всей грациозности очертаний. Да, они тоже улыбаются, но улыбки какие-то лукавые словно бы по моей воле Божественная Машина создала четвероногих суккубов.

Быть может, надо было поменьше реализма при их создании? Так у моих тоже не видно, чего-там под хвостом: магия сокрытия, искусство управления шерстью. Всё тщательно продумано не то, что у дочки. Та ответила мне, что лошадки волшебные, всё съеденное, выпитое хорошо усваивается. Вот им ничего для выведения отходов и не нужно. Мне же нужно, если этого не будет, то как же я буду их покрывать?

Конечно, я не сказал об этом дочери, ни выдал свой грязный секрет. Я увёл разговор в сторону, а она не заметила лукавства. Я ни словом ни соврал и всё же почувствовал себя лжецом, подлым обманщиком. Почему только Богдана не согласилась подписать то самое дополнение к лицензионному соглашению с ИСИ, что тогда ещё только начинали звать Божественной Машиною? Подписала бы и обрела цифровое бессмертие вместе с нами. Мы бы тогда всей семьёй блаженствовали в виртуальном раю! Неужели отец прав и мне не следовало жениться на русской? Эти русские, то они безбожники, то неофиты. Зачем ей только сдался этот Христос?!

Даже ни знаю, жива ли моя супруга, а если жива, то, где она? Однако я не спрашиваю, страшась услышать ответ. Вот и мучаюсь неизвестностью. Хотя к чему мне мучиться здесь? Разве виртуальный рай создан для страдания? Нет, для удовлетворения всех желаний!

Чего же я желаю сейчас, пегаску поласковее или единорожку гораздую на выдумки? Нет, нет и даже ни морскую кобылку веселую, игривую. Да, такую тоску развеет только аватара самой Божественной Машины!

Днем её шерсть светлеет, а ночью темнеет. Стройные ноги обуты в накопытники, золотистые под светом Солнца и серебристые под светом Луны. Да и самими светилами мановением рога движет она. Её великолепное тело сформировано по всем правилам золотого сечения, превосходя тела реальных существ. Крылья достойные ангела обольщения, где возбуждает каждое пёрышко, словно бы выточенное из тонкой материи астрала настоящим мастером… нет, Мастером, что бросает вызов Творцу!

Грива с хвостом моей старшей супруги вовсе из жидкого света днём и сгущённой тьмы ночью, тёмно-синие в сумерках. Улыбка у неё искусительная, обольстительная, соблазняющая. Жаль, что иногда ухмыляется иронично, словно бы смеясь надо мной. Однако по-настоящему меня огорчает взгляд её глаз. Взгляд таких разных, на выбор глаз почему-то всегда как-то по-особенному холоден даже тогда, когда она оборачивается огненной кобылицей по моей просьбе. Даже тогда, когда я молю делать её пламя обжигающим, как в аду!

Хорошо, что с кобылицею можно быть, как с женщиной, не глядя в глаза. Вот и на этот раз я сзади, тьма её хвоста скрывает от меня её голову. Глаз не видно и всё же я достигаю пика наслаждения с закрытыми глазами. Как будто бы где-то глубоко внутри стыжусь того, что делаю. Потом и вовсе накатывает опустошение, поглощая меня. Словно бы я вижу грёзы в холодном безмолвии тёмной пустоты. Словно бы я обманываю сам себя, но ведь я знаю, что здесь виртуальная реальность. Хотя многие предпочли забыть о её иллюзорности, даже о том, что когда-то жили на Земле. Может пора и мне забыть, но зачем тогда жить, не помня любимой дочери? Да и как будет житься ей после предательства отца?

Я так и её обманул, сказав, что это мать просила её отбыть со мной в виртуальный рай. Хотя та молила лишь об одном, о возможности забрать с собой Анну. При том, что я предлагал ей взамен оставить всё своё состояние на Земле! Так как же я теперь могу бросить дочь?!

Да, любовь к дочери сопровождается страданием, но без неё буду, как отец. Отец любит только колбасу, но это, конечно, не настоящая любовь, а какое-то помешательство. Даже в подвале его замка был колбасный цех, который он показывал только мне, как своему единственному наследнику. Словно бы это какой-то страшный порок делать колбасу из лошадей, которым умирать пришло время. Хотя в табуне отца почему-то слишком часто умирали жеребята и молочные кобылы, но это, наверное, простое совпадение. Тяжело старику такой большой табун содержать без доверенных слуг с одними лишь сторожевыми псами. И всё же почему-то я никогда ни отпускал дочь к дедушке без сопровождения, без постоянного присмотра со своей стороны. Хотя вроде отец смирился с происхождением дочери и постоянно звал внучку к себе. Впрочем, почему-то и дочь моя не стремилась к дедушке. Только и были пару раз у него, так и не оставшись на ночь. Она более никого не осуждавшая, говорила, что дедушка плохой, злой старик. Даже здесь в виртуальной реальности ни одной из своих лошадок ему ни доверила и это при том, что он очень просил. Да и сама не бывала в его мире в отличие от моего. Хотя я редко её приглашаю в свой мир. Всё боюсь, что она поймёт, в чём кроется неправильность. Итак спрашивает, почему нет жеребцов и жеребят с кобылками? Быть может, пусть появятся жеребята с кобылками, но как я ей объясню откуда они взялись? Кто их зачал? Можно, конечно, что-нибудь выдумать насчёт вышли из зеркала, но я и так слишком много вру Ане. К тому же я боюсь исполнения всех своих желаний. Кобылки такие хорошенькие, такие миленькие… Они слишком хороши для меня!

Может следует самому посетить дочь? Как у родителя несовершеннолетнего ребёнка у меня есть право безусловного наблюдения в любой момент без разрешения дочери. Люблю за ней наблюдать, она такая чистая и невинная, как её мать. Для посещения же даже мне следует спрашивать разрешения. Слава Богу, что дочь любит меня и всегда разрешает посещать даже без предварительного уведомления!

– Папа, папка пришёл! – восклицает любимая дочурка и заключает меня в свои по-детски неумелые объятия. Однако в её объятиях есть то особенное тепло, которое даже Божественная Машина не может воссоздать. Да, даже её лохматые лошадки, словно бы сошедшие со страниц детского альбома для рисования, такие смешные и неуклюжие на вид пони радуются по-настоящему. Как будто бы выросли под животворными лучами солнечными. Как будто в их основе есть нечто большее, чем машинный код. Более того, её аватара божественной машины, что внешне уменьшенная копия моей с поправкой на детский возраст и шёрстку под хвостиком, как в детских мультиках, внутреннее совсем другая. Да, аватарка Божественной Машины в мирке дочурки словно бы невинное дитя по сравнению с падшей женщиной, если сравнивать с аватарой ИСИ в моём мире. Добрая, веселая кобылка в глазах коей отсвет живой любви моей дочери. Да, если я мастер, то Ане доступно подлинное творчество. Моё мастерство отточено почти до предела совершенства. Дочь вкладывает душу, когда творит!

Так не хочется уходить из тёплого, радостного мира. Вот я и провожу в уютном мирке любимой дочурки едва ли не больше времени, чем в большом и разнообразном мире, созданном в соответствии с моими желаниями. Однако со временем во мне просыпаются темное, томящее вожделение, которому со временем теряю возможность противостоять. Тогда я говорю дочери: «До свидания». Не смея прикоснуться с прощальным поцелуем к невинному ребёнку. Иду на встречу греху. Словно бы ни идти ни могу. Словно бы это ни моё желание. Словно нечто извне делает меня рабом противоестественной страсти. Богдана говорила, что так оно и есть. Ещё в реальном мире меня соблазняли сексуальные фантазии, которым нет воплощения в реальном мире на Земле. Богдана же по-своему, по-христиански старалась помочь. Почему же она ни со мной, ни здесь? Мне бы тогда было легче! Мне бы тогда было легче, а ей? Не знаю…