========== Вторые ==========

На Островах неспокойно.

Слишком ясное небо над Манией и слишком ядовитые тучи над Деменцией; мазкен и аурил, вопреки всему, заключили нечто вроде перемирия и не убивают друг друга при встрече; из крыльев бабочек не складывают гротескные портреты лорда. Тихо в залах дворца Нью-Шеота, слишком тихо.

Так тихо, что можно безвременье услышать.

Первый пункт достаточно важен, чтобы уделить ему внимание – Хаскилл откладывает перо и бумаги, смотрит невидящим взглядом куда-то сквозь стену, и над Манией запоздало взрыкивает гром, а на Деменцию падает предательски яркий блеск звёзд. Второй тоже – Хаскилл ставит печать на одном указе и сжигает прикосновением другой, и святые в упоении рвут глотки соблазнительницам всего через два часа. Насчёт бабочек Хаскилл размышляет долго, но в конце концов решает: лорда здесь нет. Кого изображать бабочкам?

Серое безвременье, страшное – домен слабеет без своего хозяина, то и дело грозится рассыпаться на кусочки без единой властной воли. Серое наползает на Острова густой волной, и некому остановить его, некому призвать ещё парочку одержимых в Обливион, некому совершать безумства. Поэтому серое длится так долго. Поэтому оно пробирается сквозь армии аурил и мазкен, без боя берёт Нью-Шеот и продолжает узурпаторствовать от последнего рубежа безграничности Островов до невзрачного кабинета камердинера лорда Шеогората.

А потом Хаскилл поднимает взгляд от письменного стола – с крохотной толикой раздражения.

И всё становится почти как раньше.

- Пусто у тебя тут.

Неправильность чужой сущности непривычна и ощущается будто кинжал между ребрами. Но на Островах неправильность искажается, превращается в правильность, или, точнее, становится так же необходима, как и правильность, и поэтому Хаскилл только неторопливо оборачивается.

Вместо того, чтобы вышвырнуть незваного гостя прочь в пустоту Забвения, где ему и место.

Пёс дружелюбно виляет хвостом. Силы в нём – хватит, чтобы зафиксировать в стабильности и превратить в воспоминания четверть Островов, а в Хаскилле – достаточно, чтобы заставить чужака возродиться там, где ему положено.

Они смотрят друг на друга секунду.

- Верно подмечено, - с почти неощутимой иронией в почти безразличном голосе соглашается камердинер. Барбас с любопытством тянет морду к столу с всевозможной омерзительной на вкус гадостью, но яства Нью-Шеота на самом деле интересуют его мало. В последний раз лорд Шеогорат пытался отравить его ядом из болиголова, и, если Хаскилл не сбился со счёта, последний раз был после предыдущих тридцати двух. – Позволю себе смелость заметить, что Дрожащие Острова никогда на моей памяти не были частью твоего домена, Гончий. Что тебя привело?

- То же, что и тебя заставляет пускать фейерверки над столицей, стравливать младших и поливать плесневелую гниль амброзией вместо того, чтобы заниматься приличествующими заместителю лорда делами. Я не могу вернуться в свой домен, если ты об этом.

Хаскилл не то чтобы не догадывался раньше. Скорее, до последнего надеялся, что ошибается.

- Значит, у нас схожие проблемы, - безукоризненно спокойно говорит Хаскилл. – И что же стало причиной?

Барбас раздраженно и с чувством фыркает.

- Мы немного повздорили, и Клавикус пинком выкинул меня в Нирн. Я упросил одного крикливого смертного, который не так сильно пугается говорящих собак, поговорить с ним об этом – ну, заключить сделку, всё такое. Этот парень недавно отправился путешествовать по разуму Пелагиуса, и тут я про тебя вспомнил. Решил, тебе тоже скучно.

- Как никогда.

Барбас хохотнул.

- Надеюсь, этот смертный хорошо развлекается с твоим хозяином. И надеюсь, что он не успеет тронуться за это время, наш договор на нём до сих пор висит. Не люблю я с вашими ребятами разбираться в деловых вопросах.

- Значит, лорд нашёл себе новое развлечение, - подводит Хаскилл итог всему, что успел наговорить Гончий Клавикуса. - Замечательно.

- И с Островов бегут опечаленные сумасшедшие, чтобы упросить кого-нибудь его вернуть, - весело добавляет Барбас. Этой части Подлеца всегда вдоволь хватало неуместного оптимизма. – Ты не уследил за одним, а? А?

Хаскилл смотрит на наглую шавку с совершенным отсутствием интереса и скучающей вежливостью.

- Чего ты хочешь, Гончий?

Пёс разочарованно и совсем не по-собачьи стонет.

- Никакой благодарности. Ничего, кому нужно благодарить собаку! Это всё потому, что я собака, да? Ты не любишь собак?

- Не испытываю к ним тёплых чувств.

- Ты и живых собак-то за всевременье не видел.

- Совершенно верно.

- Ну и дурак, - спокойно заявляет ему Барбас и энергично виляет хвостом. Похоже, ему просто доставляет удовольствие это делать. – Смотри, какой хвост. Никакой хвост не сравнится с собачьим, готов поставить на это весь домен Клавикуса! И, потом, собаки – они вроде как верные. Мне нравится быть собакой. А тебе?

Хаскилл молчит, но на Гончего это не действует никак.

- Ох, да ладно тебе. Ты отлично знаешь, о чём я говорю и зачем пришёл.

- Я не буду выть с тобой на луны, - категоричности в собственном голосе удивляется даже Хаскилл. – Я занят попытками сохранить в приемлемом виде царство лорда Шеогората, и эти попытки отнимают больше времени, чем я вообще могу им посвятить.

- Ужас. А я вот ничего не делаю, только тебе мешаю. Знаешь, Клавикус потерял значительную часть своей силы, отделившись от меня. Да и мне самому едва хватает – только бегаю по Мундусу и всё, вот даже пробраться между измерениями едва сумел.

- Могу ли я надеяться на то, что ты уйдёшь, если я открою портал?

- Пожалуй, нет.

Хаскилл вздыхает.

- Я так и думал. В таком случае помолчи: я буду благодарен, если ты дашь мне разобраться с оставшимися жалобами в тишине.

Хаскилл заканчивает раньше, чем Барбасу надоедает молчать и не привлекать к себе внимания. Гончий болтлив, но умён; и, пожалуй, он единственный, с кем Хаскилл может сравнить самого себя без отвращения. Прочие прислужники дэйдрических лордов разнообразны так же, как бесполезны.

- Который раз это происходит?

- А, - беспечно откликается пёс, - мне надоело считать уже в третьей кальпе от начала.

В этом есть толика здравого смысла. Хаскилл почти забыл, что это такое.

- Меня всегда интересовало – если вы равны по силе, почему ты называешь его хозяином?

Гончий косится на него хитрым собачьим глазом.

- Меня всегда интересовало – что ты делаешь в Серый Марш, если у Джиггалага есть собственный камердинер? Ты умираешь? Или нет? Каково приходится тому, кто смантлил Шеогората и его проклятие, будучи смертным?

Дэйдра знают многое. Дэйдра, являющиеся частью Исполнителя Желаний, трикстера Забвения – знают ещё больше. Хаскилл не задумывается над ответом; вряд ли это имеет значение. А вот гроза над Манией медленно затухает без его внимания.

- Проклятие Серого Марша уничтожено уже давно.

- Или совсем недавно? Я был с тем несчастным, которого ты запихнул на трон Шеогората со свежевыструганным посохом в руках. Вернее, я был в его дорожном мешке. И я был статуэткой. Неважно. Третья Эра, вроде бы. Ну, Безумец своего добился – проклятие вы обманули. А вот ты… знаешь, я задумался: кто настоящий лорд Шеогорат? Тот, кого заставили принять этот облик и дали немножко силы, чтобы избежать Серого Марша, или тот, кого сделал таким мантлинг? Теперь-то, когда его нет, тебе наверняка тут раздолье.

На какое-то мгновение Хаскилл забывает и о грозе, и о Пелагиусе, и о жалобах жителей Островов, и о кровопролитии, которое устроили на улицах Нью-Шеота едва успевающие возрождаться аурил и мазкен.

На какое-то мгновение Хаскилл забывает, что у него нет всемогущества лорда, и в тот момент, когда он забывает это, чужая сущность перед ним, оторванный огрызок чужой сущности ощущает подобие страха.

На какое-то мгновение Острова замирают, как замерли бы перед тем, как расколоться на части.