Глава 1

– Селезнёва спала с Коршуновым!

Я подняла взгляд на свою одногруппницу, Алю, сидевшую рядом со мной на скамейке в раздевалке. Выражение её лица буквально кричало о том, что я должна схватиться за голову. Вместо этого я непонимающе качнула головой, не зная, как реагировать на такую «сногсшибательную» новость.

– И что? – все же спросила я, потому как, судя по образовавшейся паузе, Алька ждала от меня именно этого вопроса.

Губы её растянулись в ехидной ухмылке, она оставила так и не зашнурованные до конца коньки и наклонилась к моему уху:

– А то, Яночка, что, когда эта дура получила травму, место в постели нашего красавчика тренера оказалось свободно.

– Что, хочешь занять? – не удержалась я от едкого смешка.

– А почему бы и нет? – пожала плечами Алька. – Олег Евгеньевич очень красивый мужчина, – она мечтательно закатила глаза и будто бы ненароком коснулась груди, обтянутой черной спортивной майкой. – К тому же, именно Селезнёва была лидером сборной и его протеже на протяжении последних двух лет. А теперь она вынуждена покинуть спорт, и я не хочу упустить свой шанс стать первым номером, – Аля поднялась на ноги и потянулась. Я оценивающе осмотрела её с головы до ног. Да, пожалуй, у Ермаковой есть все шансы. Миниатюрная зеленоглазая брюнетка, не тощая, как некоторые в группе, включая меня. В фигурном катании каждый грамм тут же сказывается на координации. Хотя вот некоторые, такие, как Алька, не выглядят как ходячий скелет, имея при себе и задницу и грудь, умудряются скручивать тройные прыжки и не полировать лед. Как, например, я.

– Удачи, – я затянула шнурки покрепче, спрятала ботинки под тренировочные черные колготки и тоже поднялась со скамьи. – Я на лед, – сказала Але и вышла из раздевалки.

Я шла по коридору к выходу на каток и думала о словах Ермаковой. Признаться честно, я никогда даже и не думала, почему Селезнёва – безоговорочный лидер. И почему её вторая оценка заметно выше, чем у всех остальных девочек. Тут техникой бери-не бери, а все равно опустят компонентами под «Елену Прекрасную», как Селезнёву окрестили между собой фигуристы. Ну хороша она была, конечно: скольжение, грация, артистичность, все при ней. Эдакая балерина на льду. Голубоглазая блондинка с пухлыми губами и потрясающей пластикой. Она была прекрасна в любой программе. В отличие от меня. Да, я – особый случай. Тяжелый, как говорила мой бывший тренер.

Я дошла до едва залитого льда и остановилась перед бортом. Потянулась, нагнулась сначала в одну сторону, потом в другую, сделала пару приседаний, а после закинула ногу на борт и потянулась к носу ботинка. Моя жизнь была подчинена спорту с самого детства. Меня воспитывала бабушка, мама умерла, когда мне было три, а отец… отец свалил ещё до моего рождения. Бабушка была тренером по фигурному катанию в Череповце, и после смерти мамы деваться мне было некуда – я тоже стала заниматься спортом. А в четырнадцать мы с бабушкой отправились на просмотр в Москву в группу Нины Лапышевой, и, о чудо! Я прошла! Мне даже выделили место в спортивном общежитии, так как денег у нас на оплату квартиры не было. Я-то думала, вот! Теперь я стану звездой, но…

Внезапно я почувствовала движение у себя за спиной. Выпрямила корпус и повернулась. Рядом стоял Олег Евгеньевич и очень пристально меня рассматривал. От его взгляда у меня всегда холодок по спине пробегал.

– Добрый день, Яна, – поздоровался он. На его губах проскользнула улыбка. Или мне только показалось? Потому что спустя мгновение его лицо приобрело все то же непроницаемое выражение.

– Добрый день, – пролепетала я, судорожно сглотнув. Господи, и всё же, какой он красивый! Высокий, темноволосый. А этот его взгляд синих-синих глаз… Девчонки за глаза называют его «Снежный король». Сколько его видела, он всегда выглядел с иголочки. Олег Коршунов… Олимпийский чемпион две тысячи десятого года в одиночном катании. Самый знаменитый спортсмен России, человек, имеющий такое влияние, что ни одному тренеру не снилось. Я перешла в его группу сразу по окончании прошлого сезона, и вот уже два месяца тренируюсь в его спортивном центре.

Почему я перешла от своего тренера? Потому что Олег Коршунов делает чемпионов, а я хочу стать чемпионкой. Такие уж мы спортсмены – сволочи. А если проще – люди, ставящие свой успех гораздо выше человеческих отношений. Мне восемнадцать, Олимпиада уже через два года, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы стать лидером сборной. Потому что на это положена вся моя жизнь.

– Давай на лед, – Коршунов, как всегда, был немногословен.

И я даже спрашивать не стала, зачем, когда до начала тренировки еще двадцать минут. На лёд, так на лед. Я убрала ногу с борта и поправила задравшуюся майку. Заметила, как глаза тренера вспыхнули, но огонёк потух тут же, и я решила, что мне снова показалось. Я туже затянула на волосах резинку. Мои рыжие длинные волосы всегда меня жутко бесили, впрочем, как раздражала себя и вся я сама. В моей внешности мне не нравилось ровным счетом ни-че-го. Рыжая-бесстыжая, как меня в школе дразнили. Да, и какая разница, что бабушка всегда меня в закрытые платья одевала и косички плела? Бледная кожа, покрытая веснушками, бледно-голубые глаза и рыжие брови. Страхолюдина, честно! Еще и кости во все стороны торчат. Я мотнула головой, хвост колыхнулся в такт. Открыла борт, стянула чехлы и передала Олегу Евгеньевичу. Наши пальцы на мгновение соприкоснулись, и я тут же одёрнула руку. Не люблю прикосновения. Даже таких красавчиков, как мой тренер.

Я выехала на лед и обернулась. Олег стоял, облокотившись о борт, и внимательно, чуть прищурив глаза, наблюдал за мной. Это было странно, еще никогда я не была на льду одна. С ним.

– Разминка пять минут и далее отрабатываем каскад лутц-ритбергер, – донеслось до меня.

Я едва не застонала, этот каскад мне не давался от слова совсем. Совсем. Никогда. Я говорила про свою атрофированную ягодицу, которая не чувствует ударов? Нет? Вот именно на этом каскаде я и добила свои бедные нервные окончания. Я понимала, что этот каскад я обязана прыгнуть, но, я – тяжелый случай. Если у меня что-то не получается с первого раза, мне очень тяжело это выучить.

Но я покорно кивнула и начала раскатку. По прошествии отведенных на разминку минут, я начала прыгать. Прыжок – недокрут – падение. Прыжок— недокрут – падение. И так каждый раз. На втором ритбергере я всегда падала. А Коршунов только молча хмурился. После очередного падения я осталась сидеть на льду.

– Абрамова, вставай! – мне кажется, он злился.

Не поднимая головы, я цеплялась взглядом за трещинку во льду, оставленную зубцом лезвия, и упрямо не двигалась с места. Это тоже моя отвратительная черта. Я упрямая. Порой излишне.

– Если я сказал подниматься, значит, ты поднимаешься и продолжаешь, – меня вдруг тряхнуло, и я против воли оказалась на ногах. Вскинула голову и наткнулась на презрительный взгляд Коршунова. – И продолжаешь до тех пор, пока я не скажу «стоп».

– А «стоп» Вы скажете? – блин, надо бы прикусить язык. Я поморщилась. Да, и вот еще одна отрицательная черта – язык. Язык мой – враг мой…  Но у меня болело плечо, которым я приложилась в свое последнее падение, и мне было плевать, что он мне скажет. – Вы не видите, что я не могу прыгнуть?! – воскликнула я.

– Заткни своё «не могу» себе в зад, – прошипел он, приблизив свое лицо к моему практически вплотную. – По крайней мере, пока тренируешься в моей группе, – я не слышала, что он мне сказал. Клянусь. Я даже не дышала, как тупица смотрела в его глаза и чувствовала себя слабоумной, не способной и рта раскрыть. Да, с таким человеком как Коршунов лучше почаще молчать. Душу вытрясет, выбросит меня из группы и пойдет в согретую Алькой постельку…

Я опустила глаза с его лица чуть ниже. На Коршунове был светло-серый свитер, на вид очень мягкий, и мне неожиданно сильно захотелось провести по нему рукой, но я сдержалась. Снова посмотрела на него. Он сжимал моё плечо, то самое, что так сильно ныло. Это отрезвляло.