– Спасибо!… Пожалуйста, без отчества… И можно не Дебора, а просто Даша. – сказала «Даша» не соответствующим виду «крошки» низким, страстным голосом.

«Даша – даваша» – соскабрёзничал мысленно склонный к «жеребятине» депутат Семёныч.

Амбивалентность этой «голубицы» могла бы быть прочувствованной (и оч-чень больно!) любителями делать милым девочкам сальные, непристойные предложения. Да, у Деби был особый «услужливый» взгляд, особенно льстящий мужчинам своей искренностью, умением смотреть снизу-вверх прямо в глаза бесхитростно и бескорыстно. И обволакивая туманом синевы! И у мужчины может возникнуть естественное желание приласкать эту «няшу Дашу». Но если запахнет «клубничкой» или ещё какой «похабщиной», похотливый любитель «ням-ням няш-Даш» получает такой удар в пах ногой от мастера тхэквандо Деборы Павловны, что… Эх, а ещё говорят: «Маленькая собачка до старости щенок»!

– Э-э-э, нет! Вы для нас всё же Дебора. Ваше древнееврейское имя (впрочем, распространённое сейчас по всему миру) многое значит. Как и ваши предки по мужской линии – караимы. О! Особенный, загадочный, хранящий достоинство народ с крымско-еврейскими корнями. Умеющий даже при своей малочисленности «держать удар» с оружием в руках. Деби – из прелестного черноморского города Балаклава, где она открыла частную галерею волшебных эльфов, гномов и даже троллей. Добрых, ха, троллей! Нет, нет, замечательно. Мы благодарны! Сама всё: и рисует, и организует. Ты, девочка, ещё познакомишься живьём со своими… героями. Скоро! Нос в нос. Уверен в грандиозном успехе выставки! Да, крошка Деби, мы через полгода организуем твой художественный салон. По всей Скандинавии и северной Германии. О! К нам, ко мне идёт долгожданная Влада! Чегой-то несёт! Везёт мне полную тележку-с! Дебора! За вас, спелая вы наша, наливная! Чтобы вам и спалось и «елозилось»!

Куратор быстро ловким движением налил в большую свою кружку какого-то особенного зелёного эля и особенного кроваво-красного глегга из двух графинов, что привезла администратор. Прямо из тележки схватил устриц и стремительно ими закусил. Ве́сна поставила перед ним огромный тяжёлый поднос мозговых косточек, травы, морских гадов и прочих моллюсков. Порученец бесцеремонно бил косточкой о косточку или по дну подноса, выбивая «мозги», затем с жуткими «сопливыми» звуками высасывал остатки, а затем ещё с видимым наслаждением зверя ещё и раскусывал кости, продолжая «хлюпать» губами в своих «ударно-отсосно-разгрызных» манерах. Татьяна брезгливо отодвинулась от этого неряхи, уже забрызгавшего белоснежные манжеты её блузки жиром.

– Пейте, пейте, друзья «Капли датского короля»! «Чтобы хата была богата, а супруга – упруга!» И Деборочка, и наш «большой» учёный, Кирилл Алексеевич, что сидит напротив детки Деби, совсем не пьют алкоголь! Это – похвально!? Ну, ну – их дело…

– Мне кажется, что и без спиртного нам тут «выносят мозги»… не по-детски – строго отозвался учёный, мужчина с красиво уложенной сединой и высоким лбом человека, постоянно и привычно «грызущего гранит науки», но и привычно мучающего себя сомнениями, внутренним беспокойством, к науке химии отнюдь не имеющими прямого отношения.

Эти размышления «рассекли» накосо его переносицу такой глубокой морщиной-складкой, что одна бровь располагалась под углом к другой. В глазах этого доброго, независтливого человека отражался «вечный урок» покаяния, прощения и понимания. Кипение внутреннего наказания! А за что его так терзал этот осточертевший мутный страх наказания? За какой такой грех? У страха много причин. И много личин. В каждом есть свой «чёрный человек». Один такой может навещать тебя извне, а другой, боголепные вы мои, сидит, стережёт и грызёт изнутри. Вот и у профессора «червь» – нутряной!

– Многоуважаемый Кирилл Алексеевич, отличник вы наш, человек «55». Вам ли не знать, что мозги себе частенько мы «выносим» сами. Не думайте о плохом! Думайте и тешьте своё честолюбие, своё тщеславие, совершайте новые открытия! Как высококлассно, с точнейшим научным расчётом и скрупулёзностью в технологии вы помогли обезвредить немецко-фашистский танкер с ртутью, затонувший у берегов Норвегии в сорок четвёртом. Вы – химик-технолог от Бога. Ха! Хотя бы от Того, которого посильно вообразить вашему человеческому разумению. Но нам пригодятся и ваши незаурядные способности в биохимии. Докторская-то ваша по этой специальности была. У нас к вам будет огромная просьба. Лечебные грязи, которые пользует наш Хозяин, для лечения больных колен и чувствительности носа, потеряли половину своих микроорганизмов. Нет, в Норвегии очень берегут экологию, но человеческие отходы как-то попали в наш тысячелетиями глухой и недоступный район, в наше Озеро Жизни! – голос уполномоченного начал дребезжать, от волнения и праведного гнева изо рта вытекла струйка слюны, красно-зелёный киселёк той жвачки, что была во рту. – Людишки совсем обнаглели, обезумели! Нам наплевать, что они потеряли всяческую ответственность, чувство долга перед этой планетой и «пляшут на последнем шабаше потребления»! Но… гадить… другим, более высшим и более могущественным существам на Земле… мы не позволим! Никак-с!

Он чуть отёр жирными пальцами уголки рта, ещё более испачкавшись.

– Если вы намекаете на себя, как существо более высшее, то я хочу осмелиться предложить вам воспользоваться салфеткой. – презрительно ответила на вызов Аллочка.

– Ох, шутите с огнём, Алла Максимильяновна! А если к вам вдруг явится мой Хозяин и попросит вас, такую «аккуратненькую и чистенькую»…

– Что? – гордячка высоко держала голову.

– Ну например… «Поднимите мне веки!» – тягуче-потусторонне прогромыхал чей-то голос, исходивший будто из Воловьева.

Горделивая стройность шейных позвонков актрисы (да и некоторых других) сразу «сдулась», продемонстрировав разумное «пластичное послушание».

– Что, «боязливенькие»?! – презрительно растянул рот распорядитель – Наш Хозяин редко приходит сам к людям… Свиту порученцев имеет. Могу похвастать, что ваш покорный слуга имел беседы-с и с Гоголем, и с Шопенгауэром, и с Ницше… да-с, да и со Сталиным и с Булгаковым-с. Да что перечислять-то всех приглашённых и ода́ренных чем-то наших клиентов-подопечных. И, ха-ха, отпущенных по милости.

«Нам ещё орков, гоблинов и ведьмаков не хватало! Да кто он? Кто? Чёрт возьми!» – трусливо думал бизнесмен Витя, запивая своё малодушие алкоголем и не контролируя известную смелость своих мыслей-предположений.

Да и невдомёк было этому практику-торгашу, что мысль-то материальна!

– Будут, будут-с, все – кого позвали, Викто́р – придут-с! – надсмехнулся Варфоломеич над мыслями Семёновича. – Так вот. Нашей театральной приме, сидящей рядом с Кириллом Алексеевичем по его левую руку, не нравится мой застольный этикет. Зато вы, Алла Максимильяновна, наверное, полагаете, что если ваш платочек надушен дорогими духами и вы научились принимать «царственные» позы, то я не смогу в миг «резануть» о каждом из вас такую «правду-матку», так разрушить ваш мирок…ох! Смирите, смирите гордынюшку! И не будем привередничать, будем дипломатичными! – Витольд растянул фейковую улыбочку от уха до уха, вновь выпустив струйку теперь уже фиолетовой слюны.

«Показал как будет «резать»… от уха… до уха… Вот и Fack you и Fuck you!» – смиренно оглянула всех Алёна и сказала вслух:

– Нам не следует поддаваться сиюминутным мелким обидам, не нужно придираться к словам. Мне кажется, что… это… неясная пока… паранормальность даст нам больше… чем может отнять и… действительно разрушить… Наказать!

– Солнечная, светлая Алёна! Вы – чувствительны, умны и прозорливы… и более всех можете рассчитывать на Дары и милость нашу. – примирительно сказал Воловьев.

– И я хочу попросить всех… не привередничать… дать… э… режиссёрам этого пусть и «неформатного» спектакля… э… высказаться до конца… Извините – грудной, немного грубоватый, но манящий голос этой чаровницы и правда… усыплял бдительность. А привычка (особенно во время волнения) облизывать свою верхнюю, природно припухшую губу и открывающийся в этот момент ряд белых здоровых зубов Деби не просто усыпляла бдительность, а призывала к… неге.