Директор, сидящий за столом, кивает в сторону бачков:
«Наливай!»
Женя наполняет 250мл эмалированную кружку, стоящую на бачке, вином из краника.
«Пей!»
Женя отпивает немного.
"Пей давай!"
Женя допивает кружку, ставит.
«Наливай еще!»
Женя: «Э-э…»
«Наливай, говорю!»
Женя: «Да, собственно…»
«Что, не нравится?»
«Да нет, вино отличное…»
«Ну так наливай! Это тебе не та дрянь, что к вам в город в бутылках с нашими этикетками привозят!»
…Женю мы увидели издалека. Шел он, мягко говоря, неуверенно, и мы, побросав работу, кинулись на перехват. Хорошо, успели поймать его до того, как он добрёл до узких сходней, соединяющих баржу с берегом. Подняли его на яхту не без труда, поскольку к тому времени она стояла уже с установленным килем, на высоком кильблоке. Уложили спать.
Боюсь, сложится впечатление, что мы только и делали, что пьянствовали. Это совершенно не так. Работали много и тяжело. После того, как лодку насадили на киль, и закрепили его шпильками, киль еще был обварен по периметру. Толя Дорофеев, надев очки-консервы, чистил шов, и не видел, как искры от болгарки подожгли на нем телогрейку. Он бы так и продолжал работать и пылать, и в буквальном смысле сгорел бы на работе, но болгарку у него отобрали, а телогрейку сорвали и затоптали в близлежащей луже.
Сварщик Коля Ахматнуров – совершенно далекий от моря человек. Он откровенно скучал вечерами. И вот однажды ему запотемило сходить на рыбалку. Ловить рыбу в той помойке, которая плещется рядом с доками – бред полный. Тем не менее, небольшой полиэтиленовый мешок какой-то мелочи он надергал. Вернулся гордый на лодку, бросил мешок в нержавеющую мойку на камбузе, и важно молвил: «Чистите!»
Паша Вдовин нашелся тут же:
«Коля, у нас правила простые – кто наловил, тот и чистит».
Полночи Ахматнуров чистил рыбу и варил уху, которую, впрочем, никто не ел. Рыбы нормальной было навалом. И на местном рынке за копейки, и бесплатно. За селёдкой на рыбзавод мы ходили ещё не раз. Её жарили, солили, и даже потом угостили солёной рыбой местного пса, шлявшегося неподалеку. Бедный пес, налопавшийся с голодухи до отвала, с пеной на морде бороздил окрестные лужи, а в дальнейшем близко даже не подходил, облаивая нас издалека. Кто-то, уже поздно, вспомнил, что собак солёной селедкой кормить нельзя…
Неподалеку от нас бичевали такие же, практически, как мы (ну, «немножко покруче»), судостроители (вроде, из Нижнего Новгорода), со своим супер-пупер кораблем – транспортировщиком танков под названием «Серна». Они так же точно возились целыми днями со своими железками, готовясь к сдаче. Внушительных размеров редан1 под днищем, предназначенный для создания кавитационной каверны2, вызывающие уважение, солидные винты. Два дизельных движка, как у нас на яхте, служат лишь в качестве аварийных генераторов, а вот приличного диаметра ходовая турбина должна разгонять «Серну» до 80 км/ч с полной загрузкой.
Жертва конверсии, эта лодка, в начале девяностых лишившаяся изначального предназначения, для которого строилась, в данный момент готовилась к продаже в жаркие страны, как средство перевозки скоропортящихся продуктов.
Белые мухи догнали нас и в Темрюке. В день спуска на воду крупными хлопьями пошел снег.
Заканчивался ноябрь, когда яхта коснулась, наконец, воды. Села, как ни странно, по ватерлинию, отрисованную на бортах еще в центре самого большого материка планеты. Тут же нашлось отверстие, просверленное два года назад, для слива дождевой воды из корпуса.
«Я же говорил вам, что оно там есть!» – укоризненно бормочет Саня Злобин. – «Я сам его сверлил».
Подъем из воды и устранение течи отняло еще некоторое время. Наконец, яхта закачалась рядом с подъемным краном.
На кран была заведена пресная вода, рядом находилась дизельная заправка, и мы решили сразу заполнить все емкости соответствующими жидкостями. С тех пор я знаю, что воду под давлением в танки подавать не рекомендуется. Сперва ничего не предвещало беды, зато, когда шланг всё же вырвало из палубной горловины, фонтан, поднявшийся вверх на несколько метров, окатил зрителей, выстроившихся вдоль поручней на платформе, к которой была ошвартована лодка.
Заправка дизелем прошла без происшествий.
Яхта резво бежала под двигателем вперед, но остановить ее оказалось проблематично, да и задний ход оставлял желать лучшего. Пришлось нырять, и заклинивать складной винт.
Выход из лимана, в котором расположен порт, довольно длинный, и идёт по плавням3. Справа, в одном из заливчиков, стоят два сторожевика. На выходе – несколько сухогрузов на якорях.
Море нас встретило высокой короткой злой волной.
Ну да, наш город далеко не морской, и из двенадцати человек, вышедших в этот день на яхте, половина такого количества воды сроду не видывала. Я, собственно, даже поначалу и не понял, почему народ вдруг заскучал, и начал подтягиваться к леерам. Те, кто находились внутри яхты, стремглав повыскакивали, …и тоже – к леерам.
Валера Иванов мужественно настраивал дизель в грохочущем моторном отсеке. Генератор он отремонтировал уже давно, и чем занимался в данный момент, я уже не помню. Помню, что спустился вниз, узнать, не надо ли ему чем помочь. В это время раздался страшный треск, будто по корпусу лодки начали лупить свинцовой дробью из огромного пылесоса. Мы с Валерой, зажимая уши, вынеслись наверх.
«Что это было?»
Нам молча указали на стремительно удаляющееся облако водяной пыли. В этот день «Серна» также вышла на ходовые испытания.
«Вы только от берега отойдете, и сразу утонете», – так говорили моряки с больших кораблей, появляющиеся рядом с баржей, на которой велись работы по сборке лодки.
Яхта, как мы убедились, сразу не утонула, однако, сдавать её мы должны были в Геленджике. За неделю до описанного выше пробного выхода в море, там бушевал шторм, и, по слухам, в Новороссийске и Порт-Кавказе корабли выбрасывало на берег. Оптимизма слухи не вызывали, и, прикинув, что переход будет тяжёлым, Женя Гамберг засобирался на телеграф. Заказчику ушла телеграмма, с просьбой подъехать в Темрюк и принять лодку на месте.
Вечером прикатил мужичок на ржавой чебурашке.
«Мужики, хозяин просит лодочку все же пригнать в Геленджик. А чтобы вы не очень долго думали, он передал вам небольшой бонус».
«Бонус» лежал на пассажирском сидении чебурашки и представлял из себя полиэтиленовый мешок, доверху набитый пачками с красными червонцами. С изображением Владимира Ильича, конечно.
Стимул был весьма и весьма весомый, и мы начали готовиться к походу.
Было пасмурно и как-то совсем не светло, когда яхта вышла из Темрюка и взяла курс на Керченский пролив. Шли под дизелем. Вахты распределили, как обычно, – два человека на вахте, каждый за рулем по два часа. Первыми на вахту заступили мы с Саней Злобиным.
Начал рулить я. Непромоканец, сшитый из легкой прорезиненной тканешки, от брызг и воды, периодически захлестывающей кокпит, защищал плохо, к тому же, было довольно холодно, и дул пронизывающий ветер, но больше всего, конечно, народ страдал от качки. Более-менее нормально себя чувствовали трое – Коля Юрьев, Толя Дорофеев, и я. Саня, помучившись полчаса рядом со мной в кормовом кокпите, поменяв за это время сотню поз, ушел вниз. Ближе к концу моей полувахты Юрьев поманил меня, принял руль, и прокричал в ухо: «Иди, полюбуйся на своего напарничка!»
Саня бесстыдно «хрючил» в кормовой каюте, откинувшись на спинку дивана. Голова его была запрокинута, рот открыт; мокрые штаны непромоканца он спустил до колен. Было очевидно, что ему, в общем-то, совсем неплохо.
