Лучшие места по этикету отдавались женщине. Таковыми считались кресла в первом ряду, что совершенно понятно, а мужчина, если ему не хватало кресла спереди, садился позади дам. Наша ложа была небольшой и рассчитана как раз на четыре места, одно из которых находилось позади первых трех. Гарду поставили стул рядом с креслом батюшки, но я попросила поменяться со мной местами, уж очень хотелось послушать историю про выходку Дренга. Отец поджал губы, не особо одобряя мою затею, но все-таки согласился, и я уселась рядом с Фьером.

По залу катился рокот голосов, поскрипывание сидений, звук шагов и шорох платьев. Но всё это звучало приглушенно и ненавязчиво, будто стыдясь нарушить уединенный покой этого места, жившего по собственным законам. Обоняние ласкал запах, сложившийся из целой гаммы ароматов: от свежего дерева и лака до тончайших духов и одеколонов. Это был запах чуда, до которого осталось всего несколько минут.

Еще горела люстра, в которой вместо свечей, были зажжены магические светильники. Еще возились в оркестровой яме музыканты, еще продолжали подходить последние зрители, и занавес, словно полог тайны, скрывал от взоров сцену с подготовленными на ней декорациями.

— Как же это всё… замечательно, — произнесла восторженная Амберли.

Улыбнувшись за ее спиной, я скользнула взглядом по нескольким этажам с ложами, в которых сидела нарядная публика. И чем выше располагались ложи, тем менее знатными были ее обитатели. Ближе всех к галерке расположились со своими семьями коммерсанты: торговцы, банкиры, хозяева заводов и мастерских. Их доходы могли позволить им сидеть рядом с нами, но рождение не давало такого право. На галерке расположились и вовсе бедняки, которые любили театр не меньше, чем аристократия, занявшая партер и три яруса с ложами.

А потом мой взгляд остановился на ложе, находившейся от нас сбоку, но всё равно хорошо приметной. Она была просторной с позолоченной отделкой и несколькими рядами кресел. Одно из них, с высокой спинкой, предназначалось правителю Камерата. На короля правила этикета не распространялись, он сидел в первом ряду, независимо от наличия женщин рядом с ним. Но сейчас ложа пустовала, и я только порадовалась этому. Моя обида была еще сильна.

А потом прозвучал сигнал, оповестивший о начале представления, и свет в зале погас, только на стенах в рожках остались горящими свечи, но они не разгоняли воцарившийся сумрак, лишь указывали путь к дверям, если кому-то потребовалось бы покинуть зал. Заиграла музыка, и занавес открылся, открыв нашему взору «поляну в лесу»….

— Ох, — выдохнула сестрица.

На губах Гарда мелькнула улыбка, кажется, его позабавила реакция моей сестрицы. Я скосила на него взгляд, но быстро поняла, что это не насмешка, всего лишь добродушная ирония, и тоже улыбнулась. А после устремила взгляд на сцену. Сегодня давали «Отверженную добродетель». История девушки, пожертвовавшая всем ради любви, и о предательстве ее возлюбленного. Матушка, уже зная исполнителей главных ролей, заверяла, что в конце мы все будем непременно рыдать, потому что актеры играли бесподобно. Оставалось дождаться финала и проверить справедливость ее утверждений.

Дождавшись, пока мои родные увлекутся спектаклем, я склонилась к Гарду и едва слышно спросила:

— Так что там за история с Дренгом?

— Вы будете изумлены, — также тихо ответила мне барон. — Этот проходимец, Олив, недавно притащил во дворец…

Договорить он вновь не успел, потому что неожиданно вспыхнул свет. Актеры прерванные на середине реплики, повернулись к зрительному залу, а следом за этим, согнулись в поклонах. Зал, ложи, балконы и галерка стремительно поднялись со своих мест. Поспешили встать и мои родители. Переглянувшись, мы с Гардом последовали их примеру. Никто не смотрел на сцену, к ней повернулись спиной. Мужчины склонили головы, женщина прижали ладони к груди, заменяя этим жестом реверанс. Король! Только его появление могло прервать представление и заставить зрителей, музыкантов и актеров вскочить со своих мест.

Я опустила взгляд на королевскую ложу и ощутила, как гулко забилось сердце. Даже не думала, что почувствую такое волнение, увидев государя. Лицо обдало жаром, руки начали подрагивать, и захотелось сесть, потому что в ногах тоже появилась слабость. Это было подобно удару… А еще через мгновение…

Он бы не один. Короля сопровождала молодая женщина с рыжими волосами. Она держала Его Величество под руку, когда он входил в ложу. Но когда монарх приветствовал подданных, графиня Хорнет, а в личности женщины я не сомневалась, отстала. И лишь когда он сел, ее сиятельство устроилась рядом. Я видела, как государь посмотрел на нее, взял за руку и поднес ее к своим губам. И хвала Богам, что можно уже было сесть, потому что я упала в свое кресло и скрыла за веером болезненную гримасу.

Свет снова потух, актеры скрылись за занавесом, чтобы начать спектакль заново. Но я уже не слышала ни звуков музыки, ни голосов артистов, потому что в стук сердца сейчас затмевал все прочие звуки. Наконец, я убрала веер от лица, шумно выдохнула и посмотрела на сцену, не столько интересуясь происходящим там, сколько для того, чтобы не смотреть в королевскую ложу.

Гард незаметно сжал мою руку. Я посмотрела на него, и барон склонился ко мне.

— Так вот, — заговорил он. — Дренг притащил во дворец ваш портрет и устроил его у себя в комнатах.

— Что? — чуть громче, чем следовало, изумилась я.

И вдруг ощутила признательность. Известие было до того ошеломляющим, что я в одно мгновение забыла о только что увиденном.

— Шанни, — обернувшись, шепнула матушка.

— Извините, ваша милость, — ответила я.

Мы поднялись с Гардом со своих мест и отошли к самой двери. Это действие осталось незамеченным.

— Откуда он взял мой портрет? — спросила я шепотом.

— У некоего Гендрика, — также шепотом пояснил Фьер.

Округлив глаза, я осознала, что проходимец Дренг увел у меня из-под носа обещанный Элдером портрет. Выходит, услышав о нем еще на представлении свету Амберли, его сиятельство запомнил, а после явился в дом Гендриков и стребовал с художника его работу… Надеюсь, что хотя бы хорошо заплатил…

— И что же было дальше? — немного нервно спросила я.

— Олив поставил его так, что с порога казалось, будто вы сидите в кресле и смотрите на входящего. Я сам попался, — Гард тихо хмыкнул: — Зашел к Дренгу, увидел вас, и у меня открылся рот от неожиданности. Лишь через мгновение осознал, что смотрю на картину. Не знаю, что за человек этот Гендрик, но мастер он отменный. Так точно передан ваш образ, даже эта завораживающее лукавство в ваших глазах. И цвета… Невероятное сходство с оригиналом, очень живо написано. Было бы в полный рост, можно было бы и поклониться, приветствуя. — Он снова хмыкнул. — Но продолжу. К вечеру, не дождавшись своего любимца, государь решил навестить его. Он открыл дверь…

— И? — теперь хмуро спросила я.

— Как рассказывал Дренг, застыл на пару минут, пригвожденный к месту. Стоял и смотрел, а когда отмер потребовал у нашего пройдохи ответа — что всё это означает. И знаете, что ответил этот безумец? Дренг сказал, что раз вы теперь освобождены от высочайшего внимания, то он решился жениться на вас. — Я вновь округлила глаза, а Фьер усмехнулся. — Еще сказал, что давно к вам неравнодушен, и что сдерживал его только интерес государя. Однако теперь, когда Его Величество более в вас не заинтересован и нашел себе новое увлечение… — барон прервал сам себя и буркнул: — Простите.

— Продолжайте, — кивнула я.

— Так вот, раз всё так удачно сложилось, то он, граф Олив Дренг, готов сделать тот самый шаг, на который не решался долгие годы. Теперь же ему встретилась девушка по сердцу, и он готов сделать предложение. А портрет принес, чтобы любоваться своей избранницей, пока она не рядом с ним.

— Дренг и вправду…

— Ну, что вы, Шанриз, — отмахнулся Гард. — Дренг, если и влюблен, то во всех женщин на свете разом, а жениться соберется за день до смерти. И уж поверьте, зачать наследника он успеет еще до последнего вздоха.