Уже подходя к дому Лариных, Васадзе разжал кулаки. В правой все еще была зажата скомканная телеграмма. То, что его мучило последние две недели, вдруг решилось само собой. Да, здесь ему не место, он не боевик, не экспроприатор, как это красиво называют, и тем более не мышь, вынужденная вечно прятаться. Он считал себя офицером, значит и вести себя надо, как офицер – всегда лицом к лицу с врагом. По военной привычке, разложив все аргументы на за и против, он пришел к грустному выводу -здесь его держит только Надежда, а потому надо выбирать или женщина, с которой тебе хорошо, или Родина, которая зовет, хотя-бы телеграммой отца. Васадзе вышел к Яузе и остановился возле моста. До дома совсем рядом, надо принимать решение, откладывать больше нельзя. Надо признать, здесь они потерпели поражение. Чекисты рано или поздно доберутся и до квартиры Лариных. И что, опять прятаться, опять скрываться у незнакомых людей? И что хуже всего, из-за него неприятности будут и у Надежды. Ее подставить он никак не мог. Ответ напрашивался один. Надо возвращаться домой, откладывать смысла нет. Он никому больше ничего не должен. Единственное, что его смущало – как все это сказать женщине, которая столько времени делила с ним любовь и тепло. Будто он ее предавал.

Она умная, она все поймет. – успокаивал себя Николай.

Он не был фаталистом, но сейчас, судьба в лице Петросова указала ему единственно правильный путь и он ей поверил. Домой. Да, домой, там его ждут и там он нужен. Вот, оказывается, все как просто. Приняв решение, Васадзе даже улыбнулся, стало сразу легче, как будто перед ним поставили ясную боевую задачу и он должен ее выполнить. Раз так – форсированным маршем на Кавказ. Без промедления, сегодня-же. Пункт назначения Тифлис. Тыловое обеспечение, полевой лазарет, провиант, оружие и боеприпасы – все это уместится в простом солдатском вещмешке. Васадзе достал карманные часы из нержавеющей стали. Начало первого, на сборы и объяснения он выделил себе четыре часа, а потом в поход. Самое большое через неделю, он будет в Тифлисе.

Объяснение с Лариным прошло на удивление легко. После майских арестов он и сам вынужден был скрываться, поэтому отговаривать не стал.

– Сам решай, что тебе делать.-сказал он. – Я уже ни в чем не уверен.

А потом, видимо продолжая внутренний диалог, воскликнул.

– Они собираются привлечь к делу Яшку Кошелька, этого беспринципного бандита, убийцу. И после этого будут говорить о чистоте идеалов и высоких целях. Нет, ты правильно поступаешь Николай, уезжай. Я не буду тебя удерживать.

На много сложней оказалось расставание с Надеждой. Аргументы высказанные в пользу отъезда казались не убедительными, поэтому основной акцент приходилось делать на безопасности самой Нади.

– Ты же понимаешь, чекисты сюда придут, а из-за меня они не пожалеют и тебя. А Кириллу нужна мать, ты ему еще долго будешь нужна. Надеюсь все устроится и мы еще встретимся.

Но Надя прекрасно понимала, что они не встретятся, что она потеряла еще одного мужчину. Мужчину, с которым она провела лучшие полгода своей жизни.

Васадзе с толком, аккуратно, как учили, уложил вниз вещмешка редко используемые вещи, сверху – более необходимые. Сначало легло сменное белье, телеграмма из дома, потом бинт и плоская фляга со спиртом, нитки с иголкой, складной нож, походный котелок и ложка, сверху немного еды в дорогу. Больше всего было жаль, что аттестат пилота остался в училище, он не успел туда вернуться, казармы заняли вооруженные отряды большевиков. А так хотелось похвастаться им перед родителями.

Надежда вспомнила, что также провожала на фронт мужа и нехорошее предчувствие нагнало слезы. Револьвер системы Нагана с запасными патронами Васадзе положил поверх белья. Если будут искать все равно найдут, а если придется срочно доставать, то не придется долго копаться в мешке.

Николай оставил Надежде все деньги, что остались у него после актов экспроприации, взяв себе только серебряные монеты (на неделю должно было хватить), потому что знал, серебро берут везде, а вот с бумажками будут проблемы.

И все равно, он шел на вокзал полный противоречивых чувств. Не подвел ли он Ларина, как Надежда справится одна? Но чем ближе он подходил к Казанскому, тем тверже был его шаг, а мысли все больше убегали в будущее. Даже воспоминания всплывали в основном связанные с домом, родителями, Тифлисом. Наверное поэтому, когда он вдруг услышал полузабытую грузинскую речь – Помогите! Хоть кто-нибудь! Помогите! – реакция его была мгновенной.

3

Никогда Фома Ревишвили не был так близок к успеху, как сейчас. Казалось Октябрьский переворот указал ему путь, как быстро обогатиться и получить долгожданную свободу и независимость от отцовской покровительственной опеки. Недавно ему исполнился двадцать один год и он рвался сделать что- то самостоятельно. Студент-экономист Московского университета, без участия Маркса претворял в жизнь постулат – деньги-товар-деньги. Тогда как в Москве уже явно ощущалась нехватка товаров первого потребления, которая скоро должна была превратиться в настоящую катастрофу, Фома точно знал где этот товар есть, и точно знал у кого есть деньги, чтобы этот товар купить. И он сплел красивую цепочку плавного перехода денег в товар, а затем обратно в деньги. Звенья этой цепочки были подобраны случайно, но ему хватило ума увязать их вместе.

За полгода своей коммерческой деятельности Фома Ревишвили накопил полторы тысячи, не керенских липовых, которыми оклеивали стены, рублей, а царских золотых червонцев. Но нужно было еще, в два раза больше, именно во столько, как он рассчитал, обойдется открытие собственного, не зависимого от отца, производства. Нет, он любил своего отца и уважал его ничуть не меньше, чем все остальные в его родном городке Ткибули. Ведь Прокофий Ревишвили был крупным купцом, уважаемым человеком и, несколько прижимистым, но все-таки благодетелем. Однако он не доверял новым идеям сына, призывавшего параллельно с торговлей, вкладывать деньги в производство. Зачем распылять средства, зачем рисковать, когда можно хорошо зарабатывать тем, чем зарабатывал еще его отец.

–Заводы и фабрики не наше дело. Для этого есть англичане да немцы. А вот знать их языки надо, и как они лучше нас торгуют тоже надо знать. Для этого я и трачу деньги на твои университеты.

Что учиться надо, с этим Фома был согласен, но насчет англичан и немцев – нет. Он видел с какой скоростью растет его маленький городок не только в глубь, но и в ширь. Иностранные концессии рыли шахты, добывали уголь, железной дорогой вывозили в Поти, а оттуда – по всему миру. И вот это, по всему миру, так захватило Фому, что благополучная торговля отца казалась не значительной, оставшейся в прошлом веке. А вот он, как только накопит денег, откроет свое дело, свой собственный деревообрабатывающий завод. Ведь доски нужны всем, и шахтам, и железной дороге, и армии, и населению. Фома уже знал какое оборудование ему понадобится. Технический дом Кессера, что в Тифлисе на Михайловском проспекте, предлагал превосходные немецкие машины из Гамбурга. Понадобится участок земли, недалеко от отцовского дома, рядом с железнодорожными складами, а с рабочими и сырьем проблем не будет, кругом сплошные леса. Вот на все это ему и нужно было никак не меньше трех тысяч.

Дела шли настолько хорошо, что ничуть не сомневаясь в успехе, он уже реально просчитывал все расходы на покупку, транспортировку и монтаж оборудования. Правда покупке немецкого оборудования мешала война, но и эту проблему решили большевики, подписав в марте капитуляцию. Но зато после расходов пойдут доходы, которые принесут прибыль. Вот об этом, последнем, он любил помечтать перед сном, это убаюкивало его лучше материнской колыбельной. И с этим он просыпался, бодрый, готовый к новым неожиданностям дня.

Сегодня он проснулся не только с этой мечтой, сегодня он встречался с Еленой Андреевной. Все больше возбуждаясь от предстоящей встречи, Фома бросился умываться и приводить себя в порядок. Елена Андреевна была не только его любовницей, но и, сама того не подозревая, источником его благосостояния.