Около города Ставрополя, в чаще реликтового букового леса, расположен археологический памятник X века – «Татарское городище». Руины города с остовами крепостей в далекие времена были цветущей столицей одной из провинций Хазарского каганата. Как называлось некогда это поселение и как ушло в небытие, уже не сохранилось свидетельств. Зато есть легенда о храбром мальчике, что жил у той крепостной стены. Об его удивительных приключениях я хочу поведать Вам эту историю…

Летний день клонился к концу. Ибузир гнал скот от священного леса памяти, где хоронили отцов да пращуров, к загонам. За день он успел, ненадолго отлучившись от пасущегося стада, заглянуть в лес каменных истуканов. Прошлым вечером заметил в лесу, ближе к закатному краю, местечко с семейством белого гриба. Не успевал собрать, поскольку привести вверенный скот нужно до захода солнца. Впотьмах рога считать – глаза ломать. А коль ошибёшься, недостачу пересчитают в розгах по спине. Давеча пришлось поспешить. Приметив место, Ибузир на другой день пришел к грибнице пораньше, чтобы набрать полную сумку припасов. На ужин будет что в похлёбке пожевать.

Его мать седьмой день не опирается смело на ноги. Ибузир просил ее не суетиться по хозяйству. Справится сам. Три весны назад отец не вернулся с охраны каравана, после чего многое возлегло на плечи двенадцатилетнего Ибузира. Заботиться о больной матери было некому. Старший брат ходит с воинами элетеберга Косов у побережья. Сестры розданы замуж. Из всех сестер особо Ибузир не любил среднюю, которая предала веру предков, выйдя за иудея. Ей сейчас хорошо, ее муж знатный воин при дворе тудуна. В охрану цитадели брали только таких, кто чтит бога Беков, иудейского бога Иегову. Старшая сестра переселилась к мужу на южное городище, за излучину ручьев. Ей некогда помогать хромающей матери – у самой семеро по лавкам.

Долгие дни Ибузир с рассветом заваривал матери примочки на ноги, подноси лепешки и воду ближе к постели, а после отправлялся на пастбище. С закатом он вновь менял отвары на пропитанных тряпицах у ног матери, кормил ее, носил дров для очага. О службе воином он и не помышляет. Это его отец и дед могли похвастаться ратными подвигами. Только где они теперь, когда матери нужна помощь?

Дед оставил после себя хорошую память. Он в войске под предводительством Песаха разгромил русса Хельга у крепости Самкерец. С тех пор долго руссы не совались в хазарские владения. До нашего селения Хора им дела и не было. Интересовала лишь гавань восточная при Море Черном, да западная у Хвалынского моря.

Не знала покоя земля Хазарская. Сменились правители соседей, что были отучены нападать на нас, как молодые князья с горячей кровью вновь приходили в гости. Вернулись лета лихие. Вновь руссы набрали сил и под предводительством иного князя пошли в земли степные. Слухи доходили до нашего поселения про подступившие к столице каганата, Итилю, полки Святослава. Особо скверные языки говорили о бегстве великого кагана от руссов на дальний берег моря Хвалынского. Люди верили, там правитель копит силы для ответного удара. Только что копить их, когда вслед за Итилем путь руссам открыт на Семендер, а оттуда и до нас половина лунного цикла в пути.

Неспокойное время для городища наступило. А Тудун знал себе, веселился. В последнее время к нему участились вельможи из дальних земель. Народ говорил, они приезжали посмотреть на обретенное сокровище для заложенного Храма.

В глубине цитадели тудун строил Храм, подобный воздвигнутому древним царем Соломоном. И жемчужиной тому храму служила частичка Ковчега Завета. Ее привезли в Хору, где отныне должна была храниться за завесой. Тудун верил, что его бог Иегова защитит цитадель и город от руссов. Спасет ли иудейский бог стены, коли храм не достроен? То ли дело священные рощи, что под склоном цитадели. Политые конской кровью и увешанные шкурами, как щиты, оберегают город от наветов демонских и людей злых. Бог Тенгри через кровь ту конскую расплескал по земле нашей кутом – силу свою, дарующую люду счастье. Припав к родной земле, прильнув грудью к камушкам да травкам, по которым пролита сила Тенгри, чувствуешь счастье. Когда улыбается мать по утрам, провожая на пастбище, это отражение блеска с крови, что даровал бог неба через кутума – счастье.

Ибузир вывел стадо к дороге. По этому мощеному ракушечными плитами пути идут караваны из города на север, в сторону Тамани. Днём не прогонишь скот по дороге – слишком много повозок. Бывали случаи, когда у нерадивых пастухов, проспавших выгул и отправивших скот ближе к полудню, путники крали животных, проезжая сквозь табун. Оттого и водили через дорогу паству с рассветом или к закату. Меньше лишних людей встречалось на пути.

Но в этот раз Ибузир встретил на дороге одинокого всадника.

– Добро делу твоему! – окликнул его аккуратно причесанный путник.

Вид его был опрятен, хоть и одет он в холщовую одежду. При коне висела изрядно похудевшая котомка. Путь его был долог, а запасы съедены. На поясе, где обычно выжидает в ножнах меч, весел бурдюк без воды.

– Добро в деле, от которого не отвлекают! – огрызнулся пастушок. – Чего тебе?

Беглым взглядом Ибузир не приметил вооружения всадника. Лицом тот был не из местных, с русыми длинными волосами, аккуратно зачесанными назад.

– Селение впереди, это Хора?

– Оно, коль путь держишь! – цокнул пастух, озираясь на своего помощника, с которым вместе гнали скот.

Тот ушел вперед, направляя утомленный солнечным зноем скот в сторону загонов. Помощник, скорее всего, видел всадника издалека, не придал тому значения.

Ибузир более внимательно осмотрел путника. С человека, не знающего свою дорогу, можно взять что-нибудь взамен за помощь. А помочь в ориентировании пастушок мог. Он хорошо знал эту местность. Водя вверенные стада по лугам и полянам, он многое примечал сокрытого от глаз простых торговцев. Знал, где источники живительной воды, знал, где кусты боярышника в обилии, знал, где растет дурман-трава.

– Значит, я пришел куда метил, – улыбнулся путник. – А где можно заночевать в городе?

– Не ведаю. Кто приютит, там и спи.

Пастух оглянул свое стадо и направился в его конец, подогнать отставших коров.

Путник продолжил путь к виднеющимся на горизонте воротам. Обойдя боком пастуха, он чуть качнулся от запнувшегося о камень коня. Животное изрядно утомилось в пути. Средь топота копыт пастух смог расслышать слабый звон со стороны путника, присмотрелся. На шее того виднелась металлическая цепь, запрятанная меж полон рубахи. Простолюдин такую вещь носить не будет.

– Эй, путник! – окликнул Ибузир. – А чем платить за постой будешь?

Мужчина обернулся и, подождав промычавшую корову, дабы не надрывать горла, вымолвил: «Отдать нечего, сумы не несу».

– Странный человек. В городе, куда путь держал, тебя никто не ждет, а у самого и монеты нет расплатиться за постой.

– На то и умысел, чтоб не ждали.

Ибузир насторожился, услышав таковой аргумент. Путник шел со стороны Хвалынского моря, куда руссы взор держат для напасти. А не лазутчик ли перед ним?

– А ты кто таков? Из руссов? – не имея склонности к хитрости слов и плутовству, пастух напрямую вопросил. На лукавые ответы у него чуйка – этому научила жизнь в городе.

– Не русс. Из греков я и путь оттуда держу.

– Что-то ты лихо по-тюркски, по-нашему говоришь, грек.

– Так я и глаголицу руссов знаю неплохо!

Они смотрели друг на друга, пытаясь оценить выгоду, взаимно приобретаемую от знакомства. Мужчина давил более хитрым взором, понимая, что пастух рано или поздно примет его условия. Надо дать волю выбрать самому, под какую кабалу идти: правую, аль под левую.

Пастушок, будучи отроду мал, да в делах житейских понимал больше некоторых князевых отпрысков. Мог на базаре выторговать хорошую цену, мог лошадь заговорить, чтоб послушной была, мог роды у скота принимать. Меча только не умел держать, не успел отец научить.