- Держи, Берти, - Барбер протянул ему конверт с картами.
Смит его не взял.
- Ты уверен, что это правильно?
- Да, уверен.
Смит попрежнему не притрагивался к конверту.
- Я не тороплюсь. Может, подумаешь еще денек?
- Спасибо, не надо.
Какието мгновения Смит молча смотрел на него. Только что зажглись флуоресцентные уличные фонари и в их резком синеватобелом свете гладкое лицо Смита, оказавшееся в тени, отбрасываемой полями дорогой шляпы, словно припудрилось, а красивые глаза в обрамлении роскошных ресниц, еще больше потемнели и стали жесткими.
- Только потому, что жокей свалился на прыжке... - начал Смит.
- Возьми, а не то я выброшу их в канаву.
Смит пожал плечами, взял конверт.
- Второго такого шанса у тебя не будет, - он ласково провел свободной рукой по конверту.
- Спокойной ночи, Джимми, - Барбер наклонился к окну, прощаясь в Ричардсоном, который в удивлении наблюдал за ними. - Передай Морин мои наилучшие пожелания.
- Послушай, Ллойд, - Ричардсон открыл дверцу. - Я подумал, может, нам пропустить по паре стаканчиков. Морин ждет меня только через час, так почему бы нам не помянуть...
- Извини, - оборвал его Барбер, которому больше всего на свете хотелось остаться одному, - у меня свидание. Какнибудь в другой раз.
Смит повернулся, задумчиво посмотрел на Ричардсона.
- У вашего друга постоянно свидания. Он очень популярен. А вот мне хочется выпить, мистер Ричардсон. Я сочту за честь, если вы составите мне компанию.
Ну... - нерешительно начал Ричардсон. - Я живу неподалеку ратуши и...
- Мне это по пути, - тепло улыбнулся Смит.
Ричардсон захлопнул дверцу. Смит шагнул к мостовой, чтобы обойти автомобиль, остановился, посмотрел на Барбера.
- Насчет тебя я ошибся, Ллойд, не так ли? - голос сочился презрением.
- Да. Староват я уже для этого дела. Хочу вовремя уйти на покой.
Смит рассмеялся, двинулся дальше. При расставании они не пожали друг другу руки. Он сел за руль, захлопнул дверцу. Барбер наблюдал, как Смит резко отъехал от тротуара, заставив таксиста ударить по тормозам, чтобы избежать столкновения.
Большой черный автомобиль помчался по улице, залитой резким синеватобелым светом. Барбер вернулся в отель, поднялся в номер, лег на кровать, потому день, проведенный на бегах, всегда отнимал у него много сил.
Часом позже поднялся. Плеснул в лицо холодной водой, чтобы окончательно проснуться, но попрежнему чувствовал себя разбитым. Есть не хотелось, пить не хотелось и он продолжал думать о мертвом жокее в выпачканной белой шелковой рубашке. Ему никого не хотелось видеть. Но он надел пальто и вышел в коридор, ненавидя комнату, которая осталась за закрытой им дверью.
Медленно побрел к площади Звезды. Ночь выдалась сырая, от реки поднимался туман, улицы заметно опустели, потому что все разбрелись по домам и ресторанам, обедали. Он не смотрел на освещенные витрины, зная, что ему еще долго не удастся чтолибо купить. Миновал несколько кинотеатров, зазывающих зрителей окутанными туманом неоновыми вывесками. В кино, думал он, герой уже летел бы в Африку. Попал бы в Египте в несколько передряг, едва ускользнул из ловушки в пустыне, убив нескольких темнокожих людей. Над Средиземным морем у него забарахлил бы мотор, но он как мог боролся бы за живучесть самолета и потерпел катастрофу у самого берега, без особого ущерба для себя, отделавшись разве что киногеничной царапиной на лбу, и успел бы вытащить ящик с деньгами. А потом выяснилось бы, что он - агент министерства финансов Соединенных Штатов или британской разведки, который никогда не сомневается в своей удаче и в последнем кадре останется с несколькими тысячами франков в кармане. Или, если фильм будет снимать для эстетов, уже над холмами Франции он попал бы в густой туман, заблудился и, выработав топливо, вместе с самолетом рухнул на землю в языках пламени. Весь в синяках, чуть живой, попытался бы спасти деньги от огня, но сил не хватило, жар отогнал бы его от самолета и, прислонившись спиной к дереву, с почерневшим он копоти лицом, дико смеясь, он бы наблюдал, как огонь пожирает самолет и деньги, показывая тщетность человеческих устремлений и жадности.
Проходя мимо огромных афиш, Барбер кисло усмехался, прокручивая в голове возможные сценарии. Да, в кино все выглядит эффектнее думал он. Искатели приключений получают их по полной программе. Он свернул с Елисейских Полей, попрежнему шагая, куда глаза глядят, безо всякой цели. Попытался решить, начать ли с еды или выпивки. Нога сами понесли его к "Плаза-Атене". Две недели, в течение которых его обхаживал Смит, они встречались в Английском баре "ПлазаАтене" едва ли не каждый вечер.
Он вошел в отель, спустился в Английский бар. Войдя в зал, сразу заметил сидевших в углу Смита И Ричардсона.
Барбер улыбнулся, подумав, что старина Берти напрасно тратит время и деньги. Устроившись у стойки, заказал виски.
- ...пятьдесят боевых вылетов, - донеслось до него. Громкий голос Ричардсона гулко отражался от стен. - Африка, Сицилия, Италия, Югосла...
Тут Смит заметил Барбера и холодно кивнул, не приглашая подсесть к их столику. Ричардсон развернулся. Смущенно улыбнулся Барберу, густо покраснел, словно человек, которого друг застукал со своей девушкой.
Барбер помахал им рукой. Задался вопросом, не стоит ли ему подойти, чтобы увести Ричардсона. Наблюдая за двумя мужчинами, он пытался понять, что они думают друг о друге. Вернее, что Смит думает о Ричардсоне. С Джимми проблем не возникало. Тот, кто ставил Джимми выпивку, тут же становился его лучшим другом. Несмотря на то, что он многое повидал и пережил: война, женитьба, рождение двоих детей, жизнь в чужой стране, Джимми и в голову не приходило, что люди могли не любить его и даже попытаться причинить ему вред. Те, кому нравилась компания Джимми, называли это доверчивость. Те, кто скучал с Джимми - глупостью.
Так что больше Барбер присматривался к Смиту. Он уже достаточно хорошо его знал, чтобы понять, какие мысли бродят за красивыми глазами и бледным, словно напудренным лицом. Вот и теперь Барбер мог сказал, что Смиту не терпится отделаться от Джимми Ричардсона.
