— Ты имеешь в виду, больше, чем я сам уже все испортил? Отнимешь у меня деньги, положение в обществе, шанс на нормальную жизнь? Шутка над тобой, Грейнджер, я уже сделал для тебя самое худшее. — он повернулся на каблуках и вошел в часовню.
Драко сидел на скамье в самом последнем ряду церкви, прежде чем перестал злиться достаточно долго, чтобы понять, что Грейнджер сказала ему, что Гарри Поттер, по всей вероятности, влюблен в него.
Что мне делать? Он отчаянно думал. Сейчас он был в безопасности, сидел на скамье и мог смотреть на великолепный затылок Поттера так долго, как ему хотелось. Если он сейчас уйдет, никто не будет его винить. Но если он останется, ему придется попытаться и…
Хорошо. Он уже был наполовину тверд, и становился все тверже. Не было никакого способа, которым он мог бы получить действенную информацию о том, что Гарри Поттер заинтересован в нем, романтически, и не пойти на него. Ему было двадцать три, и он был в целибате с тех пор, как почти шесть лет назад окончил школу. Любой на его месте поступил бы так же; единственная проблема заключалась в том, что он был безнадежно влюблен в Гарри в течение дюжины лет и в то же время совершенно не заслуживал даже находиться с ним в одной комнате. Почему Гарри заинтересовался, как полагала Гермиона, было выше его понимания. Возможно, Гарри страдал от низкой самооценки.
— Так не пойдет, — подумал Драко, наблюдая, как Гарри улыбается своим друзьям, обещающим вечную верность друг другу. Кто-то должен сказать ему, насколько он совершенен.
В середине того, как Невилл произнес свои клятвы, Драко решил, что это будет он.
***
Первой мыслью Драко, сразу же после пробуждения в воскресенье утром, было: «Я полностью взвинтил это».
Борясь за доминирование с его первой мыслью, его второй мыслью было: «Я трахнул Гарри Поттера. У меня была привилегия лизать задницу Гарри Поттеру, и ему это так понравилось, что он позволил мне трахнуть его потом.»
Драко попытался собрать воедино события вечера сквозь туман похмелья и всепоглощающую тревогу из-за риска, на который он пошел. Он вспомнил церемонию, а потом ужин… они смотрели на танцпол, когда заиграли «Роллинг Стоунз». Разве ты не видишь, что я нахожусь в проигрышной полосе, — пел фронтмен, и Драко никогда в жизни не рассказывал о лирике песни… А потом они пошли к озеру, и…
Это было мучительно. Его воспоминания о (фантастически эротическом) сексе, который у него был с Поттером, заставляли его тянуть и тянуть себя под простынями, отчаянно преследуя кульминацию. Но он не мог дотянуться до нее. То, как Поттер отреагировал потом, когда они закончили… Драко ошеломил его. Он был странным, положил все к ногам Гарри, сказал ему, как он боготворил его, как он создавал для него искусство… это было унизительно, вот что это было. Гарри не хотел, чтобы ему поклонялись, он, вероятно, хотел быстро порезвиться в саду, а Драко ушел и был в высшей степени жутким и одержимым, и Гарри никогда больше не собирался даже смотреть в его сторону. Блять.
Это неловкое, наполовину объятие, наполовину похлопывание по спине в конце — это был похоронный звон надежд Драко. Он мог бы также упаковать его.
Еще. Он, казалось, был увлечен этим, когда они это делали. Может быть, ему нужно было время, чтобы все обдумать самостоятельно. Драко мог дать ему пространство.
Это почти уничтожило бы его, но он мог дать ему пространство. Гарри знал, где живет Драко. Наконец-то он понял, что чувствует к нему. Он, вероятно, понял, что Драко делает его статую в своем саду за домом. Как бы Гарри себя ни чувствовал, Драко был абсолютно уверен, что он будет откровенен в своих желаниях. В конце концов, он такой человек, подумал Драко.
Храбрый. Не то что он.
Он не мог найти в себе сил, чтобы приступить к следующему набору приглашений. Закончить работу для Невилла и Ханны было огромным делом, и ему заплатили достаточно, чтобы адвокаты не прикрывали его в течение следующих трех месяцев. В сундуке была припрятана лишняя сотня галеонов, специально для него. Возможно, он купит новый комплект одежды. Или матрас, подумал он, ерзая на неудобной койке, которую откопал на чердаке пять лет назад.
Это был великолепный день. Хотя был только март, погода достаточно потеплела, чтобы на деревьях распустились почки. Пели птицы. Сегодня ему не нужно было ни над чем работать — ни над приглашениями, ни над статуями, ни над картинами. Спешить было некуда.
***
К полудню понедельника Драко поймал себя на том, что жалеет, что не приступил к каллиграфии, которая должна была начаться через месяц, так как быстро стало ясно, что следующие пять дней придется списать. Не было никакой возможности, чтобы он вообще выполнил какую-либо работу.
Его мать выбрала утро понедельника, чтобы наконец-то нормально позавтракать. Они с Драко обычно ели вместе, и он тщательно следил за ее питанием. Слишком мало, очевидно, было проблемой, но на данном этапе, с ее низким содержанием жира и недоеданием, ее целитель предупредил его, чтобы он убедился, что у нее тоже не слишком много, так как это может шокировать ее организм. На самом деле, ее целитель предупредил его, чтобы он как можно скорее поместил ее в стационарную программу — она подвергалась достаточному риску, чтобы ее нужно было контролировать с медицинской точки зрения.
Но она не согласилась бы на это, а у Драко еще не было медицинской доверенности, чтобы заставить ее, и поэтому они сидели здесь, завтракая.
— Знаешь, если ты сама не поешь, я по закону заставлю тебя, — сказал Драко со всей добротой, на которую был способен, угрожая.
— Я не понимала, что быть худой — это основание для того, чтобы меня посадили.
Драко вздохнул и поставил свой кофе. Он заварил его сегодня утром с помощью магии в кастрюле на плите, как язычник, потому что они не могли позволить себе кофеварку, и он пил чай из чашки, потому что не мог позволить себе кружку. У него наверху сто галеонов. Он мог бы найти серп или два для кофейной кружки.
С другой стороны, он не мог, потому что ему придется заплатить адвокату, чтобы отправить ее на лечение.
— Ты знаешь, что тебе грозит опасность, мама. Целитель сказал…
— Я сейчас ем, — сказала Нарцисса, решив быть противной. — Я поела.
— Три малины и чашка чая не считаются завтраком.
— За последнюю неделю я съела больше, Драко. Ты меня видел. Я ела два раза в день.
— В этом-то и состоит чертова проблема. Ты такая худая, что сама себя напугала, так что теперь ты снова ешь, но у тебя может быть синдром переедания. За тобой нужно следить, мама, сейчас дело не только в том, чтобы снова поесть. У тебя сердечная аритмия, тебе нужно быть в медицинском учреждении, пока ты набираешь вес…
— На этой неделе я уже набрала три фунта.
— Это скорее аргумент в пользу того, что тебе следует лечиться, а не оставаться в стороне, не так ли? — сказал Драко и пошел сполоснуть руки в раковине. Он оставил всю посуду с выходных. Вчерашний день был таким прекрасным, что он три часа ездил в местную деревню и обратно, а когда вернулся, у него не было сил заниматься какой-либо работой по дому, даже с помощью магии. Теперь он расплачивался за это виртуальной горой кастрюль, сковородок, чашек, блюдец и столовых приборов, все с прилипшими беспорядками и всем мусором от рубки, которую он сделал вчера, готовя обед и ужин. Он был уже на полпути к тому, чтобы убрать все крошечные кусочки зеленого лука с мясной лавки, когда услышал позади себя глухой удар.
Когда он обернулся, то обнаружил ее с половиной круассана, свисающей изо рта, хватающей ртом воздух и хватающейся за грудь.
Следующие две минуты прошли как в тумане. Он знал, что ей нужно ехать прямо в Святое Мунго, а не в маггловскую больницу дальше по дороге. Чтобы добраться до маггловской больницы, потребуется слишком много времени. Он мог бы аппарировать к Святому Мунго, но он не мог аппарировать ее, не стабилизировав сначала ее состояние — у нее была остановка сердца, ей нужно было стабилизирующее зелье, а у Драко его не было под рукой.
