Она открыла глаза. В комнате было темно, только окно слабо люминофорило дождевой водой. Щека, лежавшая на книжке, затекла. Сердце отчаянно колотилось. Кто-то кричал. Нет, Рринчик, это - не земноводные зубы. Тори накрыла сестру упавшим одеялом. Она вскочила на стул и прижалась лбом к экрану. Ничего не наблюдается. Снова сердце екнуло от тоскливого крика. Тори перепрыгнула через посапывающую Иа.
В нише за вешалкой кто-то темнел. От черной фигуры пахло фиалковой водой и озоном.
- Ой... - сказала Тори.
- Куда шкардыбаем? - спросил кто-то папиным голосом.
Тори молча втиснула ноги в резиновые сапоги. Папа тоже молча выдвинул руку и цапнул ее за волосы.
- Ах ты, баклажан невежливый, - заплетающимся голосом заявил он.
- Пусти, больно же, - прошипела Тори, отдирая его руку.
- Куда шкардыбаем, я спрашшваю? - грозно спросил папа, распуская запах фиалковой воды. - А то будет еще невероятней!..
Он схватил паукобойку и больно шлепнул Тори по голой голени. Тори оторвала его руку от волос. Папа покачнулся и рухнул в нишу.
- Ах ты, засранка... - добродушно сказал он. - Ну, лети-лети, мое стеклышко...
Из ниши торчали только его ботинки, чуть светящиеся голубым. "К маме же нельзя сейчас с радиацией..." - подумала Тори. Она стянула с папы ботинки и открыла дверь. Дождь фыркнул на нее холодным, леденящим парком. На плечах дружно выкатили мурашки. Тори бросила папины ботинки под порог пусть пополощутся. Папа спал. Тори нацепила на плечи тяжелый плащ с меховой подстежкой, закинула на плечо ремешок бластера. Дверь мягко затворилась за спиной.
Ветер холодным языком лизнул голые колени. Штаны валяются в шкафу возле маминой тахты. Там опасно: могут поймать.
"Ничего, лапы, не отклеитесь", - решила Тори.
Она без дрожи шагнула за входные фонари в качающуюся темноту. Ветер накатывал порывами, переворачивая листья на кустах несветящейся тыльной стороной. Тогда дождь, скручивая струи тугой плеткой, лупил Тори по кистям рук, замораживая кожу. По улицам текла грязь, ворочая обвалившиеся со стен квадраты спектролитовой плитки.
Чмокая застревающими сапогами. Тори выползла к бывшей пустыне. Выстукивая зубами, она побрела по мокрому размытому песку, волоча бластер на поводке. Несколько раз она падала на четвереньки, и ветер с веселым свистом отвешивал ей мокрый холодный пинок. Над головой в рваном кордебалете туч вспыхивали золотистые струи Системы, а над горизонтом на чистой полосе неба синим глазом разгоралось последнее зимнее солнце.
Задрожала земля. Тори испуганно рухнула лицом в песок. Заскрипели на зубах шпатовые крошки. Где-то полз земноводный гад. Тори чувствовала его мокрый дух. Дождь колотил по плащу, пытался втереть линныша в песок. Тори сжала поры, ослабила свой запах. Земноводный с сопением переступил через нее. Тяжелый игольчатый хвост прокорежил песок метрах в двух от Тори.
"Мамочка, папочка, дедуля, - она нагребала на голову песок, - я уже иду домой..."
Опять холодный сквозняк тоскливого крика сбил сердце с орбиты. Тори не помнила, когда она плакала последний раз, но сейчас ей захотелось помочь дождю.
"Ну иду, иду же..." - Она собрала расползающиеся локти, встала.
Ветер залепил под капюшон промокший клок мертвого лишайника. В скалах маячили зеленоватые глаза земноводных. Они прокатывались в частоколе каменных игл, моргали, разбивали грохот дождя противным поскуливанием.
Возле предскалья силы кончились. Тори волоклась вперед только на слове "должна". В мокрой лапке она сжимала бластер в готовности "О". Дождь монотонно глянцевал мокрые скалы. Тори полезла вверх, застревая подошвами литых сапог в разломах. Пальцы ног совсем окоченели. Кожа на коленях набухла, замерзла, и Тори не чуяла царапающих камней.
Крякнул камень. Скала закрутилась, разваливаясь. Из провала выпрыгнула мягкая четырехпалая лапа с ладонью чуть меньше вездехода. Она зацепила за капюшон. В ушах засвистел ветер. Желудок подкатил к горлу. Тори увидела под собой два светло-зеленых глаза и мокрую беззубую пасть со светящимися бородавками на узких губах. Пасть тихо плякнула. Тори почувствовала, как ногу потянуло в мягкую леденящую глубину. Под плащ ударило холодным вонючим выдохом. Тори сжала зубы до скрипа и дернула ногу вверх. Нога выскочила из пасти с пробковым звуком, но сапог остался. Тори видела, как он падает в прозрачный светящийся зоб и тает в озере серебристого желудочного сока. Она придушенно ойкнула и с натугой опустила задранную руку с бластером. Ревущий разряд ухнул в распахнувшуюся глотку. Тори зажмурила слезящиеся глаза и еще раз прижала курок. Лапа, держащая ее, надломилась, и линныш рухнула на промокший лишайник. Она быстро, как ящерица, поползла к небольшой затишной нише. Оголенные голень и щиколотку щипало, голова шла в волчок от запаха горелой слизи.
- Гад земноводный... - бурчала Тори. - Ну где же ты, крикун?
Сквозь дырку в плаще потекла вода. Рубаха намокла и ледовым компрессом приклеилась к спине.
"Утром потекут сопли, - подумала Тори, - если, конечно, нос уцелеет".
За базальтовым гребешком вспыхнуло синее лучистое мерцание. Тори подтянулась, уперлась обутой пяткой в карниз. В ложбине валялся мутный, должно быть, пластиковый колпак. Из-под него слабо тянулся синий поток света, разлетающийся лучами в струях дождя.
"Вроде он..."
- Хуп-рукур... - сказали рядом с Тори.
У линныша слетела нога с карниза: слева на гребне лежали два передних глаза хвостоголова.
"Мамочка, - Тори быстро наматывала на руку ремешок бластера, - еще одна радость из грабена..."
Глаза чудовища взлетели над скалой. Хвостоголов навалился передней складкой на гребень, выкатился вперед и кинулся на колпак, залегший в ложбине. Тори подхватило сыпухой, тоже потащило вниз. Скалы дрожали от топота земноводного. Щелкнул разряд, звеняще запахло озоном. Тори увидела над собой окривевшего хвостоголова. Из уцелевшего глаза сочилась зеленая лимфа. Тори, барахтаясь в осыпи, тоже саданула из бластера в уцелевший стебелек глаза и сжалась, ожидая ответного удара костяным кирпичом второй головы. Макушка уперлась в колпак крикуна. Колпак обмяк, и Тори с комфортом въехала внутрь на щелкающем каменном эскалаторе осыпи. Сквозь муть оставшегося снаружи дождя она увидела, как всмятку расплющилась о муть колпака носовая плита хвостовой головы земноводного гада.
- Вот и славно, - сказала Тори.
Она села. Прямо перед ней в оплавленной яме лежала плоская крылатая кружка величиной с дом. Кружка светилась синими огнями, словно новогодняя колючка. По двум влажным экранам на лицевой стороне текли радужные зигзаги. Густая гребенка антенн по верхнему полупериметру глаз-экранов изящно вздрагивала.
- Это ты кричал? - спросила Тори, вставая. - Это ты упал? Тебя как зовут?..
Она запахнула рваный плащ и смело вздернула подбородок.
5
Перед Ши стоял этакий планетарный червячок в дырявом резиновом футляре. Зеленоватая биомаска, лазоревые светорегистраторы. Явно поврежденный эпителий на конечностях. Также явно нарушен температурный режим корпуса. Не ясно откуда, но предки знали такую форму. Ши поворошил банк данных, пока лингватор перестраивал семиотическую структуру под щебетание малыша... нет - малышки. Что же ей надо?
- Это ты кричал?..
Позорище! Она слышала его малодушные вопли! Ненавижу тебя, дед! Если я взлечу, вся Галактика узнает о твоем пустозвонстве!.. Узнает!
Ши еле шевельнул элеронами под гирей планетарного тяготения. Малышка отошла назад. Испугалась. Ши усмехнулся. Он пригасил синие огни отчаяния и зажег иллюминацию, принятую в Стае на церемонии знакомства. Существо сделало еще шаг назад. Ши смоделировал ее мимику. Кажется, на рожице был восторг. Ши снова пошарил в банке данных. Да! Восторг! Сейчас бы взлететь... Ши скис. Огни погасли. Боль в хвосте заломила сознание. Ши беззвучно застонал. И вдруг малышка вздрогнула. Она решительно подошла к носовому пылезаборнику и тронула ладошкой кожу Ши. Ладонь была холодная, нездоровая, но ему показалось, что теплый луч звезды коснулся корпуса.
