На Хорька уставились многие пары взволнованных глаз. Люди предпочитали больше доверять сумасбродному Джеку Воробью в вопросах мистики, чем дерзкому, но менее сведущему инициатору бунта. Шумно выпустив воздух через нос, тот коротко бросил:
— В карцер. С ним заприте. — Джек было просиял, как Рукки добавил: — Кандалы не забудьте.
Так свергнутый капитан и ожившая хранительница корабля оказались заперты в небольшой камере в противоположном углу от верной части команды. Захлопнулись решётки, но никто не произнёс ни слова. Жемчужина так и остановилась у входа, рассматривая тяжёлые наручники на запястьях, а затем двинула ногой, чтобы услышать, как позвякивают цепи. В её взгляде снова не было беспокойства или негодования, только спокойный интерес. А меж тем глаза всех пленников следили за ней, небезосновательно надеясь на помощь.
Джек Воробей чему-то едва заметно улыбнулся и, усевшись на пол, обвёл карцер хозяйским взглядом. На пиллерсе покачивался единственный фонарь, так что отсек заполнял плотный полумрак, и тени опасливо жались к переборкам.
— Гиббс! — через несколько минут позвал Воробей. От его громкого голоса Жемчужина словно пробудилась, опустила руки и скосила в его сторону глаза. — Какого чёрта здесь делает ром? — Старпом пригнулся, лукаво поглядывая то на капитана, то на анкерок в темноте дальнего угла. — Ах ты, пёс старый, всё-то он запасы прячет, хомяк сухопутный, — забурчал Джек, а Гиббс молчал, потому что никак не мог уловить причину его неуместно приподнятого настроения.
Жемчужина несмело переступила, задержала взгляд на фонаре и, вздохнув, уселась напротив Джека. Он тут же бесстыже уставился на неё, сверкая вопросительным огоньком в глазах, но хранительница этого не замечала, а неотрывно следила за редкими движениями теней. Её утончённый замерший силуэт, застывший взгляд, глаза, в которых затихали даже дрожащие отражения, — она будто превращалась в ту самую статую, что украшала нос корабля, и от этого ощущения капитану Воробью хотелось передёрнуть плечами, словно бы на него опустилась липкая паутина.
Джек слегка склонил голову в бок, шаркнул ногой по палубе и спросил достаточно тихо, чтобы услышала только она:
— Почему ты не сопротивлялась?
Ему и впрямь было интересно, почему Жемчужина — гордая, своенравная и сильная — позволила кучке перепуганных моряков не только захватить корабль, но и повязать саму хранительницу. Признаться честно, Джек с нетерпением ждал её появления во время бунта, живописно представляя закономерный гнев морской нимфы, и уж никак не предполагал, что она сдастся. Жемчужина же приняла его вопрос за укор: её изящные пальцы переплелись меж собой, взгляд дрогнул, но не поднялся, голос зазвучал едва слышно.
— Прости, я не могла. — Воробей настороженно нахмурился. Ему ещё не спело прийти в голову ни одно достойное объяснение, как Жемчужина добавила: — Корабль и я более не одно целое.
Джек медленно кивнул. Ему стало совершенно не по себе: то ли от того, что рухнули его надежды, то ли от звука её голоса, полного горечи, сожаления и бессилия. Всё, чем она была, в чём было её предназначение, — исчезло. Кэп хотел поспорить, припоминая, как мистерия расправилась недавно с матросом, но всё же решил повременить. Много времени у него ушло на то, чтобы хотя бы отчасти свыкнуться с повадками духа-хранителя, а теперь Жемчужина едва ли походила на себя прежнюю.
— И всё же бросилась меня защищать, — ободряюще улыбнулся Джек.
Жемчужина резко вскинула голову, её глаза заблестели, губы тронула добрая улыбка. Она словно бы боялась его реакции, со страхом ждала его слов, чувствуя себя предательницей куда более худшей, чем зачинщики бунта. Но приятный бархатный голос отнюдь не упрекал.
— В том мой долг, — прозвучал краткий ответ. Обведя взглядом камеру, Жемчужина расправила складки на платье и вдруг спросила с лёгким возмущением: — А что же ты, капитан? Неужели ошибки прошлого тебя ничему не учат?
Лицо Джека просветлело, усы приподнялись, сверкнули зубы в обрадованной улыбке. Воробей поднял вверх указательный палец, призадумался, дёрнув губой, а затем решительно встал. Из соседней камеры тут же отозвался заинтересованный шорох. Пошарив по переборке несколько секунд, Джек скребанул ногтями по дереву и что-то ухватил двумя пальцами. Подкрутив усы, капитан с триумфальным видом прошествовал к решётке и церемонным движением открыл дверь.
— У вас есть ключ, кэп! — воскликнули несколько радостных голосов.
— Ш-ш-ш! — Воробей отчаянно замахал руками и шибанулся локтем о дверцу. Пленники притихли, смятённо наблюдая за предводителем. Жемчужина заинтересованно склонила голову.
Потирая локоть, Джек прошагал к двери из карцера, но в ярде от неё остановился, привстал на цыпочки и вскоре выудил из тьмы над балкой небольшой сосуд. Затем направился к камере с командой, где замер, обводя всех придирчивым взглядом.
— Ты же выпустишь нас? — намекнул Джошами.
— Мистер Гиббс, можно вашу фляжку?
Непонятливо приподняв губу, старпом всё же покорно передал её капитану. Джек свободным, прогулочным шагом скрылся в темноте противоположного угла, послышалась возня, а затем Воробей гордо выступил на свет с наполненной бутылкой и старпомовской фляжкой. Вернув её Гиббсу, кэп вернулся в камеру, благополучно запер дверь под изумлённые взгляды и лишь после припал к горлышку бутылки со священным напитком.
— Э-э-э… гхм, капитан, я думал, мы сбежим, — через минуту прозвучало осторожное замечание от боцмана.
— Да, мы могли бы вернуть корабль! — поддержал Гиббс.
Джек Воробей отмахнулся.
— Терпение, джентльмены, — он закинул ногу на ногу и удобнее устроился спиной на досках, — вскоре они сами явятся с извинениями и будут умолять меня вернуться. — Сверкнула самоуверенная улыбка. — А ром скрасит наши ожидания. — Пленникам оставалось только обмениваться непонимающими взглядами.
Жемчужина следила за капитаном с весёлым любопытством. Джек хоть и бросил на неё беглый, — но натренированный — взгляд, понять её состояние души или истинные эмоции не смог. Она была спокойна — внутри или же только снаружи? — несмотря на царившие на корабле беспорядки. Хранительница сидела, подобрав под себя ноги, опустив глаза и слегка покачиваясь точно в такт шепчущим за бортом волнам. Негромкие разговоры разгоняли карцерную тоску, довольные глаза капитана, переливающиеся непоколебимой уверенностью в хорошем исходе, и вовсе рассеивали мрак заточения. Кэп натужно старался сосредоточиться на задорном бульканье рома, но, казалось, лишь громче слышал её голос. Жемчужина пела. Давно позабытые песни, что подбирали исключительно под скрип корабельных досок и шум моря. Красивые и печальные. И Джеку в голову лезли непрошенные воспоминания. А Жемчужина, периодически скользя якобы невидящим взглядом по своему сокамернику, ловила себя на совершенно новых и даже странных мыслях.
— Стало быть, — заговорил Джек, наполовину опустошив бутылку, — ты становишься человеком? — Это откровение далось ему, на удивление, легко, и кэп не озаботился последствиями. Шоколадные глаза, блестящие ромом и пытливым взглядом, замерли на Жемчужине.
Её беззаботный взгляд мгновенно померк. Фигура заметно сжалась, сгорбилась. Вместо ответа она лишь кивнула. Воробей многозначительно хмыкнул и за очередным глотком разочарованно вздохнул. Жемчужина подняла на него бездонные глаза и смотрела долго и неотрывно; её пальцы задумчиво перебирали край платья. В иной раз Джеку бы стало не по себе от такого взгляда, сейчас же он лишь прищурил глаза, пытаясь угадать, над чем же она размышляет. Она умудрялась о важных вещах заявлять как бы за между прочим и, напротив, о безделушках и глупостях говорить как об истинных откровениях.
— Мне страшно, — призналась хранительница.
Пират передёрнул усами.
— Страшно? Быть человеком?
Жемчужина опустила голову.
— Да. Ведь… — И тут она заговорила быстро, сбивчиво, часто и взволновано дыша. Чёрные глаза суетливо носились по карцеру, плечи приподнялись, придавая её смятению милые черты. — Ведь весь… этот мир… Твой мир, человеческий… Он такой другой! Со мною… что-то происходит. Мысли путаются… Раньше всё было кристально ясно и понятно. Я знала всё. А теперь… столько вопросов… столько… всего! И оно не отступает! Я не могу сбежать! Это… повсюду! Я словно бы уже и не я, словно бы и себе не принадлежу!
