- Так, братец. Мне сейчас звонила Таюя, потому что она не нашла твой номер. Ёми несколько минут назад как узнала и уже заказала билеты. Она будет делать две пересадки, прилетит в ближайшую дату, то есть завтра, и завтра уже будет в Нагасаки. Руки в ноги, и лети к Ру и Таюе, они уже там, были в гостях. Я прилечу чуть позже, главное поддержи их, а то Ру там с ума сходит. – Прохрипел он, произнося каждую фразу слишком сумбурно, проклиная тот факт, что, общаясь по телефону, так далеко отошел от кабинета.

- Что случилось? – Мадара прищурился, когда Тобирама слишком неожиданно встал, словно обо всем догадавшись, в два шага преодолевая расстояние между своим креслом и дверью. За него ответил Хаширама, которому сейчас было уже глубоко плевать на ту конспирацию, которую устроила пара.

- Мама Харуки Ёми умерла. И на твоем месте, я бы тоже выразил соболезнования. Вас же столько связывало.

Комментарий к 20

Следующая часть будет последней, по крайней мере, я на это надеюсь.

========== 21 ==========

У Ёми не было достаточного количества времени, чтобы осмыслить тот факт, что мама умерла. Она помнила, что делала все на автомате, беря только необходимые документы, немного денег и выбежала на улицу в том, в чем была на работе – тонкой водолазке и брюках, обтягивающих берда, напрочь забыв про пальто, которое осталось висеть на крючке в прихожей. Поймала такси, слишком грубо и с сильным акцентом попросив отвезти её в аэропорт, заказывая через телефон ближайшие билеты. Она была уже в такси, когда Тобирама ей написал что-то, что она не прочитала, просто отвечая, что ей некогда. Девушка написала Таюе, что сообщила ей дурную весть, о том, что она уже выдвигается и просто молилась, чтобы ни один рейс не отменили из-за непогоды.

Альбинос очнулась и пришла в себя только в самолете, через несколько часов, когда стюардесса с милой улыбкой предложила ей выпить. Нет, подумала она, ей был просто необходим трезвый рассудок, поэтому девушка лишь покачала головой, устало потирая лоб. И вновь это было не место, чтобы рыдать навзрыд. Ёми не могла даже сомкнуть глаз, лишь смотрела весь полет в пустоту перед собой. Она желала, чтобы это была не самая удачная шутка, но отчего-то легче не становилась. А ведь только все начало налаживаться, подумалось ей.

Нагасаки встретил девушку холодным, пронизывающим насквозь ветром и мелким дождем, чуть отрезвляющим рассудок. Харуки лишь сжала ладони в кулаки, выходя из здания аэропорта и оглядываясь в поисках свободного такси. Больше суток она не смела даже на мгновение сомкнуть глаз, чтобы просто осознать, что то, что она делает – самая реальная и самая страшная ситуация во всей её жизни. Ёми не испытывала чувства голода, лишь ощущала неприятное подсасывание под ложечкой и острую нехватку воздуха. Она вновь была в трансе, вновь назвала таксисту адрес и вновь просила всех известных богов о том, чтобы не произошло ничего еще хуже.

- Ёми…Мне жаль… - Только и произнесла Хокумон, обнимая свою подругу, когда девушка приблизилась к дому матери на окраине города. Все тот же небольшой двухэтажный дом с белой кирпичной кладкой и темно-зеленой крышей. Он ничем не отличался от таких же домов, стоя в ряд с ними, но сейчас только он казался неживым. Харуки лишь приобняла подругу, продолжая смотреть на дом. Она помнила, как возвращалась из старшей школы и видела силуэт своей матери, готовящей что-то на кухне. Женщина обычно вытирала руки о фартук, поворачивалась к окну и приветливо махала своей дочери. – Ру, в доме, с Тобирамой… – Но Ёми не слышала, отстраняясь от подруги и медленно, на ватных ногах, двигаясь к дому.

Ру сидел за столом, сжимая в ладони стакан с коньяком, и тер свободной рукой опухшие от слез веки. Он слышал, как тихо хлопнула входная дверь, слышал шорох снимаемой обуви и даже знал, кто именно зашел в дом. Мужчина опустил голову, чувствуя, что вновь едва сдерживает слезы и дрожащим голосом заговорил.

- Мы приехали к ней на выходные. Она так радовалась, смеялась, учила Таюю готовить сладкие пирожки. Она стояла там, а теперь её не стало…Блядь…Мы говорили о том, как здорово, что ты поехала в Америку, вышла из зоны комфорта, встала на ноги без посторонней помощи…Она так была рада, что мы начали с тобой поддерживать связь… - Один из стульев издал неприятный скрежет, когда Ёми отодвинула его, садясь рядом со своим братом и стала смотреть так же, как и он, на то место возле окна, в котором они постоянно видели женщину. Мужчина подвинул к ней стакан с алкоголем, кивая на него. – Выпей. – Харуки послушно кивнула, но не притронулась к алкоголю. Она чувствовала, как по щеке слезы катятся сами, но не была в силах издать хоть какой-нибудь звук. – Ока-сан издевалась над нами, она давно знала, что мы не выбрали ту стезю, о которой она мечтала, и просто развлекалась, представляешь? Она оставила нам письма. Каждому. Твой конверт лежит в комнате…

Ёми кивала невпопад, чувствуя, как последние силы, которые ей позволяли контролировать себя, исчезают. И в этот миг кухня заполнилась горьким рыданием с резкими вздохами. Харуки повернулась к брату, цепляясь за его плечо, и не могла больше сдерживать слезы, чувствуя, как горечь и обида захлестывают её целиком. Так не должно было быть, думалось ей в тот момент, это все не по-настоящему. Рыжеволосый мужчина вновь не мог сдерживать слезы и так же повернулся к сестре, стискивая её в своих объятьях, позволяя ей намочить широкую зеленую футболку, в которой он сидел.

- Поплачь, станет легче. – Успокаивающе шептал мужчина, поглаживая Ёми по спине. Он посмотрел поверх головы девушки на застывшего в дверном проеме Тобираму и чуть качнул головой, прося того скрыться. Не сейчас. Сенджу понимающе кивнул и бесшумно покинул дом, направляясь в сторону небольшой гостиницы, в которой Хаширама уже забронировал два номера.

***

На панихиду пришло не так много людей. Несколько соседей, друживших с Ямао, братья Сенджу, старые товарищи Акайо и парочка друзей, которых Ёми помнила еще с детства. Девушка поправила черную кофту, которую купила даже не она, а Тобирама, потому что сама Харуки не выходила из своей комнаты почти три дня и вновь уставилась на священника, даже не понимая, что он говорит. Она уже не плакала, нет. Она осматривала каждого, пытаясь впитать в себя те эмоции, которые испытывали люди на тот момент. Тобирама, сидевший рядом, периодически косился на девушку, что сидела в сгорбленном состоянии и держал её за руку. Он знал, что это мало чем поможет ей сейчас, скорее это помогало ему осознать, что Ёми ещё живая. Он был уверен, что в таком состоянии Ёми способна навредить себе, поэтому старался по возможности не упускать её из виду.

На место священника вышел Ру, который был обязан, как первенец, произнести прощальную речь. Он стоял в черном костюме, опустив голову, и тихо читал с листочка, что держал в дрожащей руке. Таюя молчала с самого утра. Взгляд девушки испуганно метался из одного угла в другой, но она понимала, что с ней. Истерика. О, эта тварь появляется в самый нужный момент. Хокумон помнила, как хоронили её родителей, как она пыталась прыгнуть в вырытую могилу матери, и как Орочимару оттаскивал её от надгробий. Она все это слишком хорошо помнила и сейчас пыталась совладать со своим страхом.

Пока тихий голос её старшего брата заполнял пространство вокруг, Харуки несколько раз глубоко выдохнула и сжала руку Сенджу покрепче, опуская голову и вспоминая строчки из письма матери, которое успела выучить наизусть за несколько дней.

“Моя дорогая девочка. Я знаю, мне осталось недолго и ты получишь это письмо, когда меня уже не станет. Я горжусь тобой, моя дорогая. Не знаю, какая судьба тебе уготована, но я лишь надеюсь, что она отличается от моей. Не жалей о моей смерти – это так эгоистично. Мы приходим одни в этот мир, и мы должны уходить из него в таком же одиночестве. Я хочу, чтобы ты обрела себя. Я помню твой взгляд в аэропорту, когда ты улетала в Америку. Ты была потеряна, ты запуталась, и ты хотела что-то забыть. Я не могу тебя упрекать или винить, но я буду молиться о тебе. И попрошу Бога, чтобы он помог тебе. С любовью, твоя Мама “