– Боже, дамочка, я бы хотела увидеть своими глазами выражение лица твоей мамы в тот момент! Это должно быть бесценно! – Отсмеявшись, она продолжает: – Прости, я понимаю, что это не совсем прилично… Но я уже говорила, что просто не могу поверить в ваше родство.
Алекса и правда говорила это много-много раз. Каждый раз, когда мама уходила от нас.
– Придется поверить, – говорю я. – Помнишь? Это из-за меня ей пришлось пройти через операцию. Роды испортили ее идеальное тело. – Я стараюсь произнести это со смехом, но мама действительно несколько раз при мне так сказала.
– О да, конечно-конечно. Держу пари, что именно поэтому ей пришлось исправлять форму носа.
И я не выдерживаю и все же смеюсь вместе с ней. Вот почему матери никогда не нравилась Алекса. Девушка говорит, что думает, без прикрас. За это я так ее ценю.
– Да ладно тебе, ты прекрасно знаешь, что я имела в виду подтяжку живота и груди после родов.
– Сколько раз? Хм, я вроде как сбилась со счета, пытаясь вычислить, какую из частей своего тела она еще не подтягивала, – продолжает веселиться Алекса.
Она чертовски права, к сожалению. Основная причина, по которой мы переезжали с Западного побережья на восток и обратно, когда я была маленькой, заключалась в том, что мама хотела находиться поближе к самым лучшим клиникам пластической хирургии.
– Я скучаю по тебе, Лекса, – говорю я, вытирая слезы со щеки. Эти хотя бы от смеха.
– Я тоже. – Ее голос смягчается. – И-и-и… надолго ты там? Много забот? Я имею в виду, что процесс вступления в наследство, да еще такое значительное, наверняка связан с кучей проблем? Просто хочется надеяться, что ты там застряла не навсегда.
На мои плечи опускается тяжесть. Мне казалось, самое сложное я ей уже рассказала, но шесть месяцев здесь? С чего, блин, начать?
– Ну… я даже не знаю, сколько потребуется времени на это. Адвокат вкратце описал мне ситуацию после оглашения завещания, но, если честно, я тебе даже пересказать не смогу. Я была как в тумане.
– Ясен пень. У кого угодно мозги вскипели бы. Надеюсь, он это понимает.
Я киваю, хотя знаю, что она меня не видит.
– Понимает. Он приятный человек. Сказал, что поможет мне во всем. Завещание было очень специфическим. Дед прописал буквально все, черт побери. Мы встретимся с адвокатом через несколько дней. После того как родители уедут и страсти утихнут. – Я окидываю комнату взглядом. – Алекса, должна признаться, я понятия не имею, когда вернусь в Калифорнию. Это завещание… оно странное. Ты помнишь мои рассказы о дедушке? Он был потрясающим, но иногда немного эксцентричным. По завещанию я должна прожить на ранчо шесть месяцев.
– Шесть месяцев? Серьезно? – Ее голос меняется, но она не злится. Скорее, тревожится и расстраивается.
Я выдыхаю с облегчением.
– Не волнуйся. Я переведу тебе свою долю за аренду квартиры.
Честно говоря, я собираюсь отправить немного больше, но по телефону не буду говорить об этом. Я знаю, что она сто процентов откажется.
– Не-а, офигеть! Шесть месяцев. Но лишь бы ты была счастлива, Беллочка, – говорит она мне, возвращаясь к своему обычному тону.
– Я… счастливее, чем ты думаешь. Прошло столько лет, пока я наконец смогла вернуться в этот маленький городок. Я люблю это место, если честно. Всегда буду любить.
– Знаю, но, черт возьми, я буду скучать. Так что ты там давай, приезжай, как только сможешь.
– Как только – так сразу. – Мое сердце учащенно бьется в груди.
Я буду безмерно скучать по подруге. Не желая снова разреветься, я говорю:
– Короче, как сказала, я все равно буду оплачивать половину арендной платы и ежемесячные счета. Так что ты на этот счет можешь не…
– Прекрати немедленно! Я не поэтому буду скучать по твоей мордахе, и ты это знаешь.
Она замолкает на мгновение. Я тоже.
Нам сложно выражать чувства, понимаете? Я имею в виду по отношению друг к другу. Никто и ничто не могло помешать нашей дружбе, или нашим попойкам, или задушевным беседам о понравившихся мальчиках. Мы были неразлучны. Но мы никогда не задумывались о будущем нашей дружбы.
– Ты моя лучшая подруга, – говорит Алекса. – Я видела тебя практически каждый день в течение последних шести лет. Ты Моника для моей Рейчел[14]. Я никуда не денусь, и ты тоже, дамочка.
Вот как она всегда описывала нас, и это было правдой.
С первого дня ее «инь» и мой «ян» сделали нас подходящими друг другу подружками. Последующие годы превратили нас практически в сестер. С совершенно разными родителями, конечно.
У нее просто потрясающие родители. Мои, ну… не настолько.
Шесть месяцев без Лексы – это какой-то капец.
– Может, ты прилетишь сюда, в этот маленький американский городок? Типа на длинные выходные или что-то в этом роде.
– Ну, может, и так. Посмотрим, как там сложится с моей работой. Я пока еще не отработала достаточно долго, чтобы попросить отпуск.
А то я не знаю. Она только четыре месяца назад устроилась на работу своей мечты в качестве мультиплатформенного редактора для крупной телерадиокомпании, трудясь над всем – от ситкомов до ежедневных выпусков новостей.
– Нет проблем. Просто одна из нас в какой-то момент сядет в самолет. И по-любому я осенью точно буду в Калифорнии.
– Это было бы здорово! А до тех пор не вздумай пропадать.
– Я буду звонить каждую неделю, Лекса, и держать тебя в курсе всех событий.
– Куда ты денешься, ведь это я буду тебе названивать.
Мы обе смеемся. Я благодарна вселенной за такую потрясающую подругу.
– Ладно, ты скажи, тебе что-нибудь надо? Что я могу послать тебе? Отправить курьером?
– У меня есть все что надо, но спасибо.
– Просто дай мне знать, если вдруг потребуется. Одежда. Обувь. Немного цивилизации.
Я снова смеюсь.
– Да ладно тебе. Тут же не Антарктида или что-то в этом роде. Даже если зимы тут суровые.
Честно говоря, она у меня та еще шмоточница. У нее шкафы вечно забиты ультрамодными новинками. В отличие от моей мамочки я никогда особо не следила за модой и была равнодушна к брендовым вещам.
– Все, что мне надо, я могу купить и тут в магазине. Даллас – маленький город, но тут есть…
– Магазин, в котором продаются джинсы и майки? – спрашивает она. – Ну, в принципе, учитывая, что это то, что ты обычно носишь…
«Чокнутый Шек» – один из самых известных магазинов в Далласе. По крайней мере, был раньше. Там продавали настоящую одежду в стиле покорителей Запада, от которой у меня сносило крышу. Каждое лето я закупала себе полностью новый гардероб. И каждый раз мне приходилось все оставлять у деда.
Когда бы я ни пыталась привезти с собой что-то понравившееся, мама находила и выбрасывала, предварительно отругав за отвратительный вкус и любовь к «дешевой фигне для пастушек».
Я надеюсь, что этот магазин все еще работает, потому что у меня наконец есть время и деньги, чтобы наслаждаться тем, что выбираю я. С улыбкой говорю Алексе:
– Прямо сейчас на мне твое маленькое черное платье, которое я одолжила у тебя на похороны. – Поднимаю ногу. – И твои черные лодочки.
Она смеется.
– Я рада. Даже если люди грустят, они должны делать это стильно. Что сказала Мамзилла?
– Думаю, она даже не заметила.
Я снимаю волос с платья. Конский. Эдисона.
– Я отправлю тебе и платье, и туфли по почте. Спасибо за то, что выручила, но… я не уверена, что когда-нибудь снова захочу увидеть этот наряд.
– Заметано.
– Еще раз спасибо, Лекса. Мне это было необходимо. – Я лениво кручу волос между пальцами. – Мне пора. Приму душ и переоденусь. – А потом пойду в амбар повидаться с Эдисоном. Он, вероятно, ждет меня.
– Ты там одна? На ранчо?
Черт. Она как чувствует что-то. Тон, которым она задает вопрос, – как будто что-то знает.
– Хм… нет. – Дрожь пробегает по позвоночнику.
Должна ли я рассказать о мистере Крышесносном? Было бы неплохо для начала вспомнить его имя.
