– Ну, а зачем же еще нужны друзья? – улыбнулась она, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло от сказанных им слов. – Ой, глядите, Жук кого-то поймал?!

Вскочив на ноги, Мономах кинулся к воде: пес и в самом деле тащил нечто, напоминающее птицу.

– Это же утка! – воскликнула Алла, подбегая к собаке сразу за Мономахом. – Бедная птица, он же ее слопает!

Неожиданно Мономах расхохотался и отступил. Алла подняла на него удивленный взгляд.

– Что тут смешного?! – воскликнула она, пораженная неожиданной жестокостью, которой раньше в нем не замечала.

– Это действительно утка, Алла Гурьевна, – все еще смеясь, ответил он. – Подсадная утка! Вернее, пластиковая, – видимо, кто-то решил украсить озеро или собаки с участка утащили!

Теперь и Алла увидела, что в пасти Жука зажата игрушка. Она так походила на живую птицу, что сразу было невозможно отличить подделку! Жук радостно вилял хвостом, переводя взгляд с Аллы на Мономаха, пытаясь понять, чем же так развеселил их, но определенно довольный тем, что ему это удалось.

Антон терпеть не мог медицинские учреждения: едва переступая их порог, он сразу начинал чувствовать себя больным! Отчасти виной тому был печальный опыт нескольких ранений, но больше – самые ужасные воспоминания детства, когда он угодил на больничную койку с аппендицитом. Белые халаты – если, конечно, они не принадлежали поварам, – вызывали у него легкое головокружение и желание спрятаться, он никогда не приходил в восторг от медсестричек, частенько вызывающих сексуальные фантазии у его коллег. Поэтому Антон обрадовался, узнав, что профессор Изварский, с которым ему порекомендовали побеседовать, находится в отпуске и обретается на собственной даче на берегу Ладожского озера.

– Инга – весьма способная девочка, – говорил Изварский, разливая по огромным, похожим на супницы чашкам черный, как деготь, чай. Он принимал Шеина на веранде с видом на соседний двор, где в этот самый момент его хозяин жег оставшуюся с осени опавшую листву и сухие ветки. Запах дыма врывался в открытое окно веранды, но Антон и не думал возражать: после городских выхлопных газов дым казался даже приятным. – Какое-то время я думал, что она разочаровалась в профессии, но потом, похоже, все наладилось!

– Вы давно знакомы? – спросил Антон.

– Давно, – кивнул профессор. – Видите ли, Инга проходила у меня ординатуру. Очень целеустремленная, знающая… Немного чересчур амбициозная, правда, но это нормально для молодого врача!

– В чем это выражалось?

– В уверенности, что она может вылечить всех. Как я уже сказал, для молодого специалиста, еще не похоронившего первый десяток пациентов, это в порядке вещей.

– Не похоронившего… – начал было Шеин, но профессор тут же его перебил:

– А чего вы хотите? Да, время не стоит на месте, наука развивается, и теперь мы можем спасти тех, кого еще десять лет назад сочли бы безнадежными, но мы не боги! Зачастую люди приходят к нам в запущенном состоянии, да и на препараты все реагируют по-разному… Чего уж говорить, у нас, у онкологов, в медицинском сообществе самые обширные кладбища!

– Борис Лаврентьевич, а почему вы сказали, что Инга в какой-то момент разочаровалась в профессии? – задал отвлекающий вопрос Антон: кладбища, по понятным причинам, привлекали его еще меньше, чем больницы.

– Вот сразу видно, где вы работаете – каждое слово запоминаете! – усмехнулся профессор. – Да, было такое время, сразу после стажировки в Штатах.

– Инга ездила в Америку?

– Да, по программе обмена между медицинскими вузами. Было это лет… да, пожалуй, лет двадцать пять тому. Ей посчастливилось попасть в огромную частную клинику, очень дорогую и прекрасно оборудованную – нам тогда такой уровень и не снился! Вернулась Инга вдохновленная, и тогда у нее появилась идефикс: уехать жить и работать в США.

– Чего ж не уехала?

– Думаете, это так просто? Нет, найти возможность просто уехать можно, но вот работать по профессии – весьма проблематично! Вы представляете себе, сколько учатся на врача в Штатах?

– Очень долго?

– Пятнадцать-двадцать лет, если мы говорим о специалистах в конкретной медицинской области.

– Ого! – присвистнул Шеин. – А работать-то когда?

– В том-то и дело! Наш медицинский диплом в Америке не действителен, и это означало, что, даже если Инга сумеет уехать, то свою профессиональную деятельность ей придется начинать практически с нуля!

– К этому ваша ученица, как я понимаю, готова не была?

– Нет. Инга трезво смотрела на вещи: исследовав проблему, она пришла к выводу, что переезд невозможен. Но ей глубоко в душу запала та клиника с ее новейшими разработками, оборудованием и, чего уж скрывать, деньгами. Думаю, ни для кого не секрет, что врачи в Штатах – не только уважаемая, но и весьма высокооплачиваемая профессия! А в нашей стране, к сожалению…

– В частных клиниках врачи имеют возможность зарабатывать, – заметил Антон.

– Согласен, – кивнул профессор. – Но в тот момент, когда Инга посетила Америку, дела обстояли иначе. А еще она всегда отстаивала разнообразные нетрадиционные методы лечения онкологических заболеваний, так как обычно возможности врачей нашей специальности весьма ограничены…

– Простите, а что значит «нетрадиционные» методы лечения?

– Видите ли, молодой человек… вы уж извините, но, думаю, мой возраст позволяет вас так величать?

– Само собой, – согласился Антон, подумав, что в последнее время все меньше людей могут так к нему обратиться, ведь он не молодеет. Так что, пожалуй, это даже приятно.

– Так вот, – продолжал профессор, – медицина, опирающаяся на традиционную, признанную науку, предлагает три основных вида лечения онкологии: это оперативное вмешательство, лучевая терапия и химиотерапия. Многие пациенты, испробовавшие на себе все эти методы и не получившие желаемого результата, вынуждены обращаться к экспериментальной клинической медицине. Экспериментальными методами терапии мы считаем те, которые на сегодняшний день не до конца апробированы и не включены в протокол Всемирной организации здравоохранения. Они находятся на стадии клинических испытаний и требуют дальнейшего изучения.

– И что же это за методы?

– Ну, во-первых, генная терапия. Она разработана для людей, у которых можно предположить генетическую предрасположенность к развитию злокачественных опухолей, и основана на введении в опухоль генов, побуждающих раковые клетки погибать или, как минимум, препятствующих их размножению.

– И что, помогает?

– Одним помогает, другим – нет. Понимаете, все индивидуально, и не только в онкологии. Вот, к примеру, обычные лекарства – скажем, от гипертонии: кому-то помогают одни, кому-то другие. То же и с обезболивающими… Потому-то и существует столько разнообразных подходов.

– Есть и другие?

– Разумеется. Допустим, криоабляция, заключающаяся в замораживании пораженной ткани и введении ее в состояние некроза. Беда в том, что прилегающие здоровые клетки при этом тоже страдают, поэтому такой метод подходит далеко не всем. Существуют также лазеротерапия, ангиостатические препараты, направленные на препятствование образованию капилляров в опухоли. В некоторых случаях хорошо работают анаэробные бактерии, уничтожающие центр опухоли, до которого не добраться обычными способами. К последним и высокотехнологичным методам экспериментальной терапии относятся нанотерапия и таргетная терапия.

– А это что за звери?

– В организм вводится наногильза с микроскопическими частицами золота. Эта гильза способна обнаружить и уничтожить злокачественный очаг.

– Золото? Наверное, дороговато выходит!

– Противоопухолевое лечение редко бывает дешевым, особенно за границей, зато там предлагается широкий спектр различных экспериментальных программ, дающих отчаявшимся людям надежду. Впереди всех в этой области находятся Штаты, Израиль и Германия. Проблема в том, что в России практически отсутствуют подобные программы, и врачам нечего предложить пациентам, прошедшим все традиционные стадии. И каков результат? Больные обращаются к магам, волшебникам и прочим мошенникам, надеясь получить то, чего не может предоставить медицина. А потом… потом они умирают.