– Тогда что предлагаешь вместо них?

– Меновой механизм необходим. Я не коммунист и не против денег. Я против их значимости! Тут, – Григорьев ткнул пальцем в рукописи на столе, – расписана новая экономическая модель. Ещё не придумал название меновой единицы. Главное не в том. Мы построим мир, не опирающийся на необходимость денег. В таком мире отсутствуют санкционные войны держателей рынка. Каковы функции денег? Средства обмена, меры, общего эквивалента. Но самое главное – их легитимная эмиссия. Осуществляя независимую эмиссию обменных средств исходя из потребности, мы сможем развязать руки сами себе. Мы должны изменить правила игры…

Доктор принялся за длительный монолог о ценностях нового мира, а Катерина вспомнила, за коей надобностью поднялась из своей теплой постельки в пять утра.

– Вместо тех денег, к которым мы привыкли, я предлагаю ввести криптовалюту. Ее эмиссия децентрализована и неподконтрольна любому правителю мира. Так мы избежим санкционных войн и распрей в космосе.

– Что уж точно нужно изменить, – прервала лекцию дочка, – так это время твоих посиделок в кабинете. Спать нужно в правильном режиме.

Девушка поцеловала старичка в щечку и вышла из кабинета.

«Она права», – Александр Родионович сложил бумаги, поднял аккуратную стопочку на полку среди прочих записок и чертежей, замер. Рассветный луч погладил детский рисунок в рамочке у стенки книжного шкафа. Неуклюжая фигурка человечка собирала цветы под огромным, упирающимся в край бумажного листа, деревом. Неровное солнце желтым карандашом испускало прямые линии из угла рисунка. Много лет назад, когда Катя пошла в первый класс, Александр Родионович обнаружил этот рисунок на обороте важного отчета в «КосмосРос». Сам теперь удивляется, как тогда не накричал на ребенка. Позвонил начальству, предупредил о возможной просрочке отчетности за квартал и поехал в канцелярский магазин за этой фоторамкой и новым альбомом для рисования.

Детский рисунок на множество лет потерялся среди кочующих из кабинета в кабинет бумаг. А вместе с ним, среди документов потерялась личная жизнь доктора. Ассимилировалась с цифрами. Естественно, жене такой подход к семье не нравился. Новому кавалеру не пришлось долго уговаривать. Дочки… У них своя жизнь. Если бы не военная командировка Катиного мужа, не вспомнили бы об отце-отшельнике, юродивом от науки.

Александр достал рамочку с рисунком, протер пыль и установил на опустевшем столе.

2.

«Сократить вдвое! – спародировал капитан Татаринов, прикрасив резким эпитетом в адрес высказавшегося министра. – Ремешки на брюках, вам надо сократить».

Он посмотрел на датчик давления. Баланс кислорода в отсеке поддерживался меньше положенного уровня. Капитан не доложил о том Управлению полетов. Запрещено снижать концентрацию кислорода в целях экономии. Увеличенное соотношение избыточествующего углекислого газа пришлось изолировать в специальные ёмкости. За время экспедиции «лишнего» газа накопилось с тяжеленный баллон. Что поселенцем задумано сделать с таковым запасом, в Управлении не догадывались.

Сохраняя жизненно необходимый воздух, Татаринов уменьшил концентрацию газа в пространстве жилого модуля. Не категорично, примерно таким разреженным воздухом дышат альпинисты на самом верху Эльбруса.

Иван посмотрел в иллюминатор. На дальнем поле, обозначенном границей охраняемой территории, поднялся невысокий столбик дыма.

– Эх, опять.

Он не хотел лишний раз выходить на открытую поверхность. Для этого надо долго и муторно надевать скафандр, плестись пару километров до периметра огражденной зоны, а самое главное, тратить запасы кислорода в наплечных рюкзаках. На них он планировал пожить последние тридцать шесть часов, когда закончится кислород на жилом корпусе. Что ж, придется оставить на смерть не «один патрон», а двадцать девять кислородо-часов.

Предусмотрительной мыслью инженеров, датчик концентрации воздуха в выпускном тамбуре не синхронизирован с центральным блоком управления жилого модуля. Таким образом, в случае ошибки на главном компьютере, через входную дверь не спустился весь воздух. Получался некий независимый страж. В обстоятельствах голодомора Ивана, подобный независимый атмосферный эксперт играл злую шутку. При каждом выходе из жилого модуля он кричал красной лампочкой, рапортуя на сервер о нехватке в комнатах давления воздуха, подразумевая где-то утечку.

«Успокойся, Красная ты Шапочка! – Ваня привычно стукнул по обмотанной стальной решеткой красной лампочке над головой. – Не утек твой воздух, вон стоит, настаивается».

Будто сказав что-то лишнее, Иван прикрыл рот рукой, но получилось по-детски глупо. Фольгированная варежка погладила прозрачное забрало шлема скафандра.

На горизонте вновь поднялся столб дыма.

– Не бухти, дура, иду уже!

Учуяв человека, туманное нечто сверкнуло издали отраженным бликом солнца.

До перехода на режим «голодомора» для поселенцев бал назначен распорядок работ и целей. По графику дневных занятий: расчистка от крупных камней участка перед модулем, выравнивание плоскости будущего участка застройки. Поле от модуля до ограждения предназначалось для закладки фундаментов новых зданий расширяющегося поселения. По какой надобности пятикилометровому периметру поставили забор из сетки рабицы, столбиками отделив равные рядки, неизвестно ему, первому жителю «Марс-Восточный».

Соседние поселения людей далеко, а все транспортные средства планеты оборудованы системой координат. Автоматика не позволит пересечь заранее обговорённую границу на Марсе государства Российского. Если недобрый гость решит нарушить таковую, сетка рабица не станет в этих звездных войнах непреодолимым сдерживающим препятствием.

С марсианским транспортом Татаринова возникли проблемы. Помочь решить их мог груз с разбившегося челнока. Пешком до ближайшего поселения идти больше, чем есть запаса кислорода в рюкзаках. Да и какой смысл просить подаяния от «жадин-говядин»? Нет. Помирать будет на родной земле. Вернее, назначенной родной, в пределах этого заборчика.

Пешком до границы, мимо унылого пейзажа будущих детских песочниц. Дорога до главных ворот поселка пройдет не тем маршрутом, каким следовал Татаринов. Намного восточнее, пролегая вдоль меридианы солнечного луча в полдень. Гости с соседнего поселения никак не запомнят их положение. И приходится Ивану ходить к злополучной точке марсианского «Бермудского треугольника», где произошла несостыковка координатных карт роботов.

В металлическую сетку упёрся здоровенный марсоход, размером с корову. Огромную красную корову. Помыв этого марсианского обитателя, можно наскрести до первоначального заводского серебристого цвета. Археология чистоты помогает заново взглянуть на роботов, вечно замызганных поднимающимися планетными бурями. Путешествуя по пыли и камням, консервные банки на колесиках покрылись красным панцирем, как древние крабы тиной. Твердой противной тиной, скрывающей истинный блеск инженерной мысли.

Шестиколесный робот увидел приближающегося человека, забуксовал задней парой, нивелируя в противодействие передней опорой. Подал радостный сигнал очередным столбиком взмывшего марсианского грунта.

– Да стой ты, дурная! Вижу тебя, вижу! Не пыли!

Ваня, зажмурившись, кашлянул от летевшего в забрало сора. Складывалось ощущение сыпи в глазах, будто нет на нем скафандра. Это дело привычки, как и подсознательно проявившийся кашель от пыли, так и не преодолевший остекление шлема.

Подобные гости были не редкостью для Ивана. Обитавшие в десяти милях отсюда роботы из поселения Европейского космического агентства, периодически заскакивали к Татаринову за помощью.

– Когда ж вы научитесь подъезжать к калитке? – капитан достал из рюкзака кусачки и принялся проделывать в заборе дыру. Обходить до ближайших ворот ещё полкилометра не было ни сил, ни ресурсов.

Роботы не чувствовали привязанности к человеку. Звать Ваньку, игриво виляя хвостиком, их научила нужда.