Но Мюллер не брезговал сам вместе с механиками проверять мотор, вооружение и другие системы. Несмотря ни на какую усталость от прошлых боев, сам тщательно готовил машину к новым вылетам. И в то время как его сослуживцы из «золотой» молодежи погибали из-за отказов двигателя или заеданий пулемета, он продолжал летать. В небе проявилась и хитрость, обманчивость его натуры. Он мог заставить пилота вражеского истребителя поверить, что перед ним туповатый медлительный увалень, – а потом неожиданно сделать замысловатый маневр, которого от него никак не ожидали.
Проявилось и его баварское упорство. Та самая бульдожья хватка, которой он будет позже известен в полиции. Ведь прицельные приспособления были еще крайне примитивными. Для точного бомбометания требовалось снизиться, подставляясь под вражеский огонь. Нередко бывало, что пилоты спешили освободиться от груза абы как, лишь бы побыстрее. Но не Мюллер. Он тщательно выбирал цель. А уж «вцепившись» в нее, не выпускал. Встав на боевой курс, не обращал внимания на очереди с земли, на разрывы зенитных снарядов – пока его бомбы не накрывали объект. А если не накрывали, шел на второй заход. Привозил дыры в плоскостях, осколки в фюзеляже, но задание выполнял всегда.
Впрочем, в этих операциях проявилось еще одно немаловажное качество Мюллера. Бомбардировщики посылали не только на военные объекты, но и на города противника – посеять панику, подтолкнуть неприятелей, чтобы взмолились мириться. В Первую мировую такие действия по нормам международного права квалифицировались как военные преступления. Летчики самолетов, сбитых над Францией, рисковали попасть под военно-полевой суд и расстрел. А экипажи бомбардировщиков, упавших в море, британские моряки вообще не спасали – предоставляли тонуть или добивали из пулеметов. Так что для подобных полетов требовалась особая смелость. И не только смелость, а еще и известная «толстокожесть». Мюллер ею обладал. Ему не было никакого дела до тех конкретных людей, на чьи головы сыпались бомбы. Главное было – выполнить задание и отличиться самому.
Старательного и умелого юношу начальство заметило. Потери в личном составе были значительными. Одних сбивали, другие возвращались ранеными. Уже вскоре 18-летний Мюллер повышается в должности, из второго пилота становится командиром экипажа. Получает Железный крест II класса. А еще через несколько месяцев его награждают Железным крестом I класса! «Нижним чинам» такой орден давали очень редко, при исключительных отличиях. Крест I класса по рангу считался офицерской наградой. Тех, кто сумел ее заслужить, обычно производили в офицеры или направляли в офицерские училища. Но… у Мюллера не хватало образования. Поэтому он был произведен в звание вице-фельдфебеля.
Однако в мечтах и надеждах наверняка он уже возносился выше. В 18 лет – вице-фельдфебель, кавалер высочайших наград. Такого и после войны наверняка оставят на службе. Значит, будущее определилось – авиация. Что же касается образования, так кто ему мешает потом подучиться? Он станет блестящим офицером-летчиком. То-то будут гордиться родители, качать головами бывшие учителя и одноклассники, заглядываться девушки…
Неплохо воевал и Гитлер. В армии ему вообще понравилось. Один из офицеров вспоминал, что полк был для него «словно дом родной». А сам он писал: «Я оглядываюсь на эти дни с гордостью и тоской по ним». Он заслужил репутацию образцового солдата, выполнял обязанности связного и был известен способностью доставить по назначению донесение даже под самым жестоким огнем, за что был награжден Железным крестом II степени. Гитлер считался «везунчиком», два года воевал без единой царапины. Лишь в октябре 1916-го его ранило в ногу. После излечения в госпитале он получил отпуск, посетил Берлин и Мюнхен. Но тыловые города произвели на него ужасное впечатление царившими там пораженческими настроениями. Гитлер отнес это на счет евреев и вражеской пропаганды. Именно тогда ему пришла мысль после войны заняться политикой.
Из госпиталя он, по свидетельству современников, вернулся в полк с радостью, «как в родную семью». В августе 1918 г. его тоже наградили Железным крестом I класса. Причем ему-то для дальнейшей карьеры образования хватало. Но, по иронии судьбы, начальство сочло, что ему «не хватает командирских качеств», и он, в отличие от Мюллера, не поднялся выше ефрейтора. Позже Гитлер попал под обстрел химическими снарядами и ослеп. Едва сумели вылечить…
Однако, несмотря на героизм солдат и офицеров, на решительный натиск, на применение новейшей техники, Германия так и не смогла добиться решающего успеха. Прибывающие из России пополнения, вчерашние пленные, были далеко не лучшего качества. Они уже привыкли в лагерях, что война для них кончилась, и вторично лезть в пекло не стремились. Трусили, дезертировали. Многие бывшие пленные были заражены большевизмом. А советские представительства в Германии и Австро-Венгрии стали «крышами» для распространения революционной пропаганды и организации коммунистических «пятых колонн». В общем, Центральные Державы получили обратно тот же самый «подарок», который они выпестовали и закинули для России. Тылы стали разрушаться, нарастали волнения, антиправительственные выступления.
А на фронте наступательный порыв иссяк, лучшие силы были измотаны и повыбиты – и армии Антанты обрушились контрнаступлениями. Боевые порядки затрещали по швам. В сентябре французы и англичане проломили «линию Гинденбурга» во Франции, одновременно нанесли удар на Балканах. 29 сентября капитулировала Болгария, там началась революция. Румыния тут же разорвала союз с немцами и перекинулась на сторону Антанты. 30 октября сдалась Турция. Забурлила мятежами Австро-Венгрия, разваливаясь на части. 3 ноября она тоже капитулировала. А едва известия о падении последней союзницы дошли до Германии, она будто взорвалась изнутри. Заполыхали восстания, покатились манифестации в Киле, Мюнхене, Берлине, Гамбурге, Бремене, Любеке.
9 ноября кайзер Вильгельм отрекся от престола и сразу сбежал в Голландию – повторять судьбу русского царя ему явно не хотелось. Социал-демократ Шейдеман с балкона рейхстага провозгласил республику. А лидеры последнего правительства Второго рейха, принц Макс Баденский, канцлер Эберт и министр Эрцбергер обратились к державам Антанты с просьбой начать переговоры о перемирии. 11 ноября 1918 г. в Компьене было подписано перемирие, согласно которому Германия демобилизовывала армию, выдавала победителям флот, оставляла Эльзас и Лотарингию.
Воевать она и впрямь больше не могла. Революционный раздрай углублялся. После падения монархии различные партии и лидеры сцепились в борьбе за власть. Ввязалась и Советская Россия, активно подпитывая самые радикальные группировки. В Германию и Австро-Венгрию хлынули коммунистические агитаторы и активисты, прибыли высокопоставленные эмиссары во главе с Радеком. Невзирая на нищету и разруху в самой России, Ленин и Троцкий выделяли для разжигания «мировой революции» колоссальные суммы – направляли для этого золото и драгоценности, конфискованные у «буржуев». Лидер германских крайне-левых «спартаковцев» Карл Либкнехт 21 ноября объявил себя большевиком и проговорился, что он обладает «неограниченными средствами». Советское правительство готовились поддержать своих ставленников и штыками. Ленин писал: «Армия в три миллиона должна у нас быть к весне для помощи международному рабочему движению».
Правда, немецкие умеренные социал-демократы оказались более дееспособными, чем российские соратники Керенского, да и основная масса народа не поддержала экстремистов. Январское восстание в Берлине и «советскую республику» в Бремене быстро разгромили. Руководителей «спартаковцев» Карла Либкнехта и Розу Люксембург нашли в канаве убитыми. Радека 2 февраля 1919 г. арестовали и упрятали в Моабитскую тюрьму. Тем не менее ситуация оставалась напряженной. Вспыхнула революция в Венгрии, тоже провозгласившей советскую республику. Ленинское правительство бросило войска на запад, чтобы поддержать венгерских и германских «братьев по классу».
