Продолжение серии «Не ходи служить в пехоту!»

Посвящается всем, кто воевал в составе 40-й Общевойсковой армии Вооруженных Сил СССР в Афганистане, в частях и соединениях, находившихся в оперативном подчинении 40-ОА, всем кто служил в пехоте и с пехотой, как в обычной, так и в крылатой. Отдельно посвящается солдатам, сержантам, прапорщикам и офицерам 860-го отдельного Псковского Краснознаменного мотострелкового полка.

В декабре 2006-го года, я приехал в штаб Приволжско-Уральского военного округа в город Екатеринбург. Начальник штаба округа решил очно собрать начальников штабов соединений и провести с нами кое-какие занятия.

Занятия закончились, а я должен был встретиться со своим бывшим командиром батальона, который был при выводе полка из Нагорного Карабаха, в далеком 1992-м году.

Это была уже не первая встреча с ним. Впервые после 1992-го года мы с ним встретились полгода назад, я был в Екатеринбурге по службе, тоже ездил в штаб округа. Выпили поговорили. Вспомнили былое. Рассказали кто и что слышал о наших бывших однополчанах по службе в Нагорном Карабахе, в 366-м гвардейском мотострелковом Мозырьском Краснознамённом ордена Суворова полку (366-й гв.МСП). Я тогда попросил своего бывшего командира написать о событиях ввода советских войск в Афганистан. Подробно изложить что и как было. Особо просил остановиться на том как 860-й ОМСП, в котором служил мой собеседник, совершил мало кому известный, но героический Памирский марш в декабре 1979-го года.

К этому времени он уже уволился из армии, был военным пенсионером. После Нагорного Карабаха прибыв в распоряжение командующего округом в Екатеринбург его назначили на должность старшего преподавателя в Свердловское ВВПТАУ, которое вскоре стало Екатеринбургским высшим артиллерийским командным училищем. Так и прослужил в нём до пенсии, чем был очень даже доволен.

Встреча прошла не спеша, обстоятельно. Макаров принёс большую стопку листов, это были светокопии тетрадных листов большой общей тетради советского образца с его записями, и собственный текст на электронном носителе. Всё это он передал мне.

– Когда-то я думал написать мемуары. Взялся, но понял, что писательское ремесло не для меня. Получилось простое перечисление каких-то событий. Бездушное. Кому это интересно?! Отдай кому-нибудь, кто пишет современную военную прозу. Может дело выйдет.

Макаров улетал в Турцию. Его сын был успешным деловым человеком. Имел свое дело, семью и отправлял на теплые моря Макарова и его жену с внуками, почти на всё лето.

Я с радостью забрал себе этот драгоценный материал, с большим интересом приступил к его отработке. Это была самая настоящая живая история. Постепенно оформил весь материал в хронологическом порядке, систематизировал. Что-то спрашивал и просил пояснений Макарова по электронной почте. Сам дополнял и исправлял. Увлёкся. Постепенно приобретал первый опыт работы с художественным текстом. Первоначально получилось в форме художественных очерков, но связанных между собой героями. Пошёл дальше. Начал выяснять у Макарова что происходило между событиями, описанными в очерках, с тем чтобы выстроить сплошную хронологию. Выяснял, сделал. Потом просил рассказать подробнее. Так и получилась целая книга.

Будь я всего-то на год старше, почти наверняка оказался бы после училища в Афганистане, прослужил бы там как минимум год до вывода войск. Пронесло. А ведь я хотел в своё время.

Оставшись после развода с Аллой один, я всю свою энергию отдавал службе. Но все-таки времени у начальника штаба дивизии, при хорошей организации дела, да при хорошем заместителе и начальнике оперативного отделения, остаётся достаточно. К моменту своего перевода в Главное оперативное управление Генштаба, у меня было очень многое сделано. Мне оставалось только что-то дополнить. Поэтому мы с Макаровым активно переписывались по электронной почте.

Я попытался взять в Центральном архиве нашего министерства, который расположен в городе Подольске, журнал боевых действий и исторический формуляр 860-го ОМСП. Поговорил с начальником архива, таким же полковником (в то время), как и я. Договорились. Но вскоре, до моей поездки в Подольск, меня вызвал целый заместитель НГШ и начал задавать вопросы, для чего мне это понадобилось. Разумеется, я ему честно ответил, что по службе мне это не надо, объяснил, что пробую в свободное время писать книгу, насчет такого героического, но никому не известного события. Генерал покривился, позвонил одному генералу из аппарата министра (центральный архив подчинялся тогда аппарату министра) и сообщил что всё это является недоразумением, практическая надобность ознакомления с документами этого полка «в данный момент» отсутствует. В мой адрес произнёс следующее:

– Вам товарищ полковник заняться в ГОУ нечем? Есть время хернёй страдать, книжки писать?

– Товарищ генерал-полковник, любой время может найти при желании. Кроме того, мне самому очень интересно как-то изучить этот опыт, может быть даже что-то дельное, не художественное получится написать.

– Вот если будет желание написать научную статью, тогда милости прошу. Помогу всем чем смогу. Получите доступ ко всему что попросите. Но сначала актуальность, план и тому подобное в военно-научный комитет Генштаба. Есть другой путь – через главного редактора журнала «Военная мысль».

Я постоянно читал этот журнал. Очень редко там печаталось что-то достойное, в основном он работал как источник публикаций для диссертаций (диссертации – абсолютный псевдонаучный анахронизм, на мой взгляд). Всё что там было написано излагалось очень плохо, особенным канцелярским языком, «без привязки к местности». Бывает прочтешь статью и думаешь самому написать за автора выводы, конкретные. Не получается, потому что статья пустая. Но были и сильные вещи, которые потом обсуждались и сильно критиковались. Было даже такое что после публикации, автора обвиняли в «непатриотизме», но всё-таки в предательстве и шпионаже не осмеливались обвинить. То есть находились преданные блюстители морали и патриотизма. Как сидели на партсобраниях в 85-м году, так там и остались. Таким образом, несмотря на моё издевательски-критичное отношение к этому изданию, я его читал. Во всяком случае именно из этого журнала я узнал много чего такого что потом, в общественном пространстве и особенно среди телеболтунов, получит название «гибридная война». Автором этой статьи был уже известный в армии генерал и написана она была вполне человеческим языком. Наделавшая столько шума статья и её дальнейшее развитие в других публикациях, была последовательным развитием темы, преподававшейся нам ещё в Общевойсковой академии. Это сочетание «мятеж-войны» с боевыми действиями парамилитарных военизированных формирований (официально не входящих в состав военной организации страны) на поле боя. Причем ведется она методом сетецентричной войны, то есть дополнительно подключается самоорганизация снизу-вверх, которая в свою очередь приводит к самосинхронизации, при которой функция шага превращается в ровную кривую и бой переходит к высокоскоростному континууму. То есть ты навязываешь свою волю противнику – только, причем действуешь в нужном тебе темпе, с нужной интенсивностью в нужном месте.

Элементы сетенцентричной войны частично уже были опробованы армией США в Ираке и 7-м флотом ВМС США в 1995 году в Тайваньском проливе. В основе этой системы сочетание высоко производительной сенсорной сетки с высоко производительной боевой сетью. Сеть датчиков быстро формирует осведомленность о боевых действиях, а боевая сеть переводит эту осведомленность в манёвр и увеличение мощности огневого поражения в нужном месте, в нужное время. Эта сила способна быстро сломить платформоцентричную оборону. Сенсорная сеть (CEC) комбинирует данные с многочисленных датчиков и быстро вырабатывает сложный маршрут действий, учитывая особенности сражения и создавая такой уровень осведомленности боевых действий, который превосходит всё, что может быть создано с помощью автономных датчиков.