«Не поймите меня превратно! — прервал крестный свой рассказ. — Я не жалуюсь. Мои чувства в данном случае совершенно ни при чем, я стараюсь вообще не относиться к этому слишком лично.
Дело тут заключается не во мне, не в Наде или Анне, — пояснил он. — Было бы проще простого устроить так, чтобы мы, все трое, избежали тех непрекращающихся унижений, которые я вам описал. Я свободен! Могу уйти в любой момент. Когда захочу. Но хочу ли я того? Или, вернее: имею ли я право хотеть? Разве у Надь-Вага не больше прав хотеть того же самого? Он с ума сходит, постоянно тоскуя по телу Анны, — так не больше ли у него прав, чем у меня? Я ведь просто содрогаюсь от холода, когда эта женщина оказывается в моих объятиях. Почему бы Надю не переехать в мой дом и не отдать мне взамен свою лачугу? Вы, может, подумаете, он от лени этого не делает? Нет, не от лени, можете мне поверить! Совсем напротив. Это я всегда был таким, каков я сейчас, а вот с ним произошла разительная перемена. Раньше он всегда был в веселом и добром расположении духа, а нынче сделался жестоким и наглым!»
Теперь Рак говорил, вообще не оборачиваясь ко мне. Его руки, сложенные за спиной, опять вздрагивали. Он то и дело кивал головой, рассуждая дальше.
«Несомненно, — говорил он, — мы имеем право голодать, если еда нам не по вкусу! Но я вот что хотел сказать: у нас в самом деле есть такое право? Не вернее ли будет утверждать, что мы обязаны есть, пока имеется хоть что-то съедобное? Имеем ли мы право избегать, пока не успели по-настоящему свыкнуться с любой вообразимой возможностью того, чего можно избежать? Пожалуй, имеем, однако нам не следует так поступать.
Поверьте: иногда во сне (в кошмарном сне!) мне снятся наслаждения, предаваясь которым я чувствую себя свободным, и в них нет никакого обмана. В таких снах я безалаберен и опрометчив, часто я шутки ради выпрыгиваю из окна, лишь бы насладиться свободой! Но вдруг я вспоминаю Анну: моя неуклюжую, тугую на ухо Анну. И я мигом возвращаюсь назад, к этому мерзкому кухонному столу. Так, будто я сам себя палкой загнал обратно, чтобы и дальше есть гадкую пищу, дальше удовлетворять Анну, эту Анну, пусть и не плохую, но мне физически отвратительную. Вот так я и веду жизнь человека, используемого вдвойне неправильным образом».
Крестный опять замолчал. Он обернулся и посмотрел на меня.
«Если бы мне пришлось голодать, — сказал он, — я бы не проронил ни единого слова жалобы. Потому что голодать — для меня значит отказаться от такого секса, после которого только живот пучит; отказаться от следующего затем пожирания капусты, от которой опять-таки раздувается живот. И все же! Иногда, когда меня все это вконец изматывает, я думаю: может быть, этот кошмарный ассортимент предлагаемых мне телесных и кулинарных удовольствий и впрямь не имеет под собой разумных оснований? Может быть, я уже в достаточной мере научился приспосабливаться к тому, чего можно избежать? А что если то, чего можно избежать, постепенно устанет от постоянного пренебрежения и в конце концов вдруг преобразится в неизбежное? Согласитесь, ведь такое случается? — воскликнул он. — Но если это действительно так, то не следует ли из того, что все те удивительные, восхитительные вещи, о которых говорят только шепотом, о каких утверждают, будто они способны возродить человека, — что все это немереное богатство, так сказать, незримо увядает у меня на глазах, и притом с моего собственного согласия? Подобная мысль ужасает. Знаете, я слыхал, в Южной Америке есть реки, текущие только шесть дней в неделю. В книгах пишут о том, что существуют каменные реки, в которых вместо воды с грохотом перемещаются огромные куски скал — мимо ручьев из песка, которые три дня текут на юг, три — на север, а один день в неделю покоятся в неподвижности, потому что направление еще не определилось и они опасаются случайно потечь не в ту сторону. Именно в седьмой, обманчивый день я и родился — и вы, и все остальные, кто здесь живет! У нас говорится, что Бог создал мир в день добавочный — воистину это так!»
Рак прервал свою речь и, сделав несколько быстрых шагов, подошел ко мне. Правую ногу он все время выносил вперед, а левую подтягивал вслед за нею. «У меня рачий ход», — заметил он со смехом.
«Послушайте: однажды мне снилось, что дом мой стоит у подножия огромных гор. Задняя дверь выходила к скалам из антрацита, с которых низвергались каменные водопады, и, когда я сидел дома, я слышал их громыхание. Но всякий раз, когда я вставал из-за стола, чтобы приоткрыть дверь, они замирали — на мгновение, подобное молчаливой вечности, и все покоилось в мертвенной неподвижности. Но стоило мне опять склониться над столом или над какой-нибудь работой или просто повернуть голову вперед, а не назад, — скалы опять приходили в движение, и их расщелины наполнялись каменными обломками, яростно бившимися один о другой. Однажды, в такой миг, я собрался с силами и вышел из дому. Но стоило мне очутиться на воздухе, как я почувствовал: все мои мышцы начало страшно тянуть — это скалы завладевали моим телом, начинали его переделывать, жилку за жилкой обращать в камень. Движения мои становились все медленнее и медленнее, и чем дольше стоял я перед домом, тем сильнее, тем бездоннее становился страх, но вместе с ним росло и желание — наконец в самом деле превратиться в камень, каким я уже и так был, был давно. Невыносимый звук (он был похож на отчаянное взвизгивание пилы, которая вдруг, распиливая ствол, встречает камень, случайно вросший в древесину), — вставил крестный, — этот невыносимый звук раздавался всякий раз, когда я в последнее, блаженное мгновение успевал отпрянуть назад, в дом, и мои освободившиеся кости понемногу вновь начинали двигаться, и кровь опять струилась внутри моих вен. От этого сна я проснулся с судорогами в левой ноге, а по телу разливалась такая тяжесть, как будто меня только что выбросило на берег волнами. Вскоре я опять уснул, и все мое счастье и несчастье во сне повторилось снова».
Рак остановился, задумавшись и глядя в небо.
«Посмотрите! — воскликнул он, указывая пальцем на стайку ласточек, нырявших вверх-вниз в бездонном воздухе. — Об этом сне я однажды рассказал Де Селби. Де Селби обладает подкупающим свойством внушать доверие, — опять вставил крестный попутное замечание. — У него, разумеется, тут же оказалась наготове одна из его сумасбродных гипотез. Он, дескать, читал в одной книге, что по причине осмотического давления и атомарного обмена люди, постоянно использующие один и тот же предмет, постепенно сами превращаются в этот предмет, и наоборот: подобные предметы медленно превращаются в своих хозяев. “Как поясняется в книге, осуществляется нечто вроде сношения с инкубом или суккубом”, — сказал служка. Как он мне тогда разъяснил, велосипедист, к примеру, может незаметно для себя превратиться в велосипед, а велосипед — в велосипедиста. На первый взгляд кажется, что ничего не изменилось, однако на самом деле меняется многое. Душа хоть и остается незатронутой подобным обменом, однако велосипед тоже обретает душу. Таким образом, речь идет не о переселении душ, а только о превращении одного вещества в другое! По мнению Де Селби, мой сон должен был предостеречь меня от излишне частого использования определенных предметов, а каких — мне, мол, лучше знать».
«Сначала я, конечно, рассмеялся, как вы сейчас. Но потом меня охватил мистический ужас: я подумал о своей Анне! — крестный опять перебил сам себя. — Тогда я впервые серьезно задумался над тем, не расстаться ли мне с этой женщиной навсегда. С тех пор мне ничего подобного уже не снилось, и, хотя мне кажется, что тот сон больше не имеет значения, черные антрацитовые скалы иногда встают перед моим взором — неумолимые, как будущее, которое я лишь на время, не навсегда, у себя отнял. Ну, да все равно, — снова сказал Рак. — Все может быть. Мне доводилось читать, что люди иногда превращаются в собак. А собаки — эти большие, тощие рыжие собаки! — воскликнул он, — эти собаки, которые о том ничего не знают! — они превращаются в палки, которые бросают хозяева своим собакам, чтобы те ловили их на лету. Но стоит собакам их схватить — и палки уже превращаются в птиц и уворачиваются от собачьих пастей. Случалось ли вам раньше следить за полетом вот этих птиц? Эти зигзаги? Это стремительное снование туда-сюда? — взволнованно спросил Рак. — Взгляните на шов ваших форменных брюк! Разве не похоже!» — воскликнул он.